— Не забуду, — холодно сказал я и сказал искренне.
К моему изумлению, миссис Рэнк издала странное хихиканье — наверно, это должно было означать смех, хотя раньше я никогда не слышал, чтобы она смеялась. Это настолько меня возмутило, что я воскликнул: «Позор!», схватил шапку и выбежал из дома.
Дом стоял на небольшом холме лицом к заливу, и до края деревни Баттерафт было не менее четверти мили. От наших ворот дорога вела вниз по холму через небольшую рощу, здесь она разделялась, одна ветвь вела на берег, где стояли корабли, а другая через луг вела к деревне. Под деревьями отец построил широкую скамью, выходящую на залив, и здесь часами сидел, любуясь видом, а листва деревьев защищала его от горячего солнца.
Уйдя от миссис Рэнк, я направился к этой скамье — моему любимому месту отдыха, потому что его любил отец. Я был ошеломлен, неожиданно узнав, что я нищий; сразу после смерти отца эта новость ввергла меня в новое отчаяние. Но я понимал, что мне нужно действовать быстро, потому что женщина дала мне только три дня, и гордость не позволяла мне дольше оставаться в доме, где меня считали обузой. Поэтому я решил посидеть под деревьями, и решить, куда идти и что делать.
Но подходя к этому месту, я с удивлением обнаружил, что на скамье сидит человек. Он, несомненно, чужак в Баттерафте, потому что раньше я его никогда не видел, поэтому я пошел медленней, думая, что он поймет, что находится на частной земле, и уйдет.
Он не обращал на меня внимания, стругал палочку большим складным ножом. Он невысокий, коренастый, среднего возраста. Круглое лицо во всех направлениях изборождено морщинами, и волосы на висках редкие и седые. Он в синей фланелевой рубашке с черным платком, завязанным на горле; но, помимо этого у него самая обычная одежда, и я не мог решить, моряк ли он или сухопутный житель.
Главной привлекательной чертой в этом незнакомце было веселое выражение лица. Хотя теперь я был совсем рядом, он по-прежнему не обращал на меня внимания, но, продолжая стругать, громко рассмеялся: по-видимому, думал о чем-то веселом.
Я хотел пройти мимо него и спуститься на берег, где мог бы найти место, чтобы подумать в одиночестве, когда этот человек посмотрел на меня и подмигнул одновременно доверительно и загадочно.
— Ты Сэм? — спросил он, снова рассмеявшись.
— Да, сэр, — ответил я, возмущенный его фамильярностью и думая, откуда он может меня знать.
— Сын капитана Стила, как я полагаю? — продолжал он.
— Он самый, сэр, — сказал я и сделал шаг дальше.
— Садись, Сэм, торопиться некуда.
И он показал на скамью рядом с собой.
Я послушался, гадая, что ему нужно от меня. Повернувшись ко мне, он снова забавно подмигнул, потом стал серьезен и опять принялся строгать.
— Могу ли я спросить, кто вы, сэр? — сказал я.
— В этом нет никакого вреда, — ответил он с улыбкой, которая сделала его морщинистое лицо очень смешным. — Никакого вреда во всем мире. Меня зовут Набот Перкинс.
— О, — сказал я без особого интереса.
— Полагаю, ты никогда не слышал это имя?
— Нет, сэр.
— Ты помнишь свою мать?
— Очень немного, сэр, — ответил я, все более и более удивляясь. — Знаете, я был почти младенцем, когда она умерла.
— Знаю. — Он кивнул и как-то странно хмыкнул. — А ты знаешь, как звали твою маму до того, как она вышла за капитана?
— О, да! — воскликнул я, неожиданно сообразив. — Ее звали Мэри Перкинс.
Мое сердце сильно забилось, и я внимательно и умоляюще посмотрел на человека рядом с собой.
Набот Перкинс был охвачен новым приступом своеобразного веселья, плечи его поднимались и опускались, пока он не начал кашлять, и какое-то время я опасался, что он задохнется насмерть, не справившись с конвульсиями. Но вот он перестал кашлять и вытер слезы с глаз ярко-красным платком.
— Я твой дядя, парень, — сказал он, как только смог говорить.
Поистине, это новость, и она меня очень удивила.
— Почему я никогда раньше о вас не слышал? — спросил я.
— Не слышал? — с явным удивлением спросил он.
— Никогда.
Он внимательно осмотрел свою палочку и сделал на ней новый надрез.
— Ну, во-первых, — сказал он, — я с самого рождения никогда не был в этих местах. Во-вторых, вероятно, ты был слишком мал, чтобы помнить, даже если Мэри говорила о своем единственном брате до того, как умерла и покинула этот подлунный мир. И, в-третьих и в-последних, капитан Стил был такой человек, который мало о чем говорил, поэтому можно думать, что он никогда не говорил о своих родственниках. А?
— Наверно, это так, сэр.
— Вполне вероятно. Однако очень странно, что капитан не сказал обо мне ни слова, ни плохого, ни хорошего.
— Вы были другом моего отца? — с тревогой спросил я.
— Можно сказать, — уклончиво ответил мистер Перкинс. — Друзья бывают разные, от простых знакомых до любимых. Но мы с капитаном не были врагами, и десять лет назад я был его партнером.
— Его партнером! — удивленно воскликнул я.
Маленький человек кивнул.
— Его партнером, — с удовлетворением повторил он. — Но наши отношения были на строго деловой основе. Мы не якшались, не сплетничали, не хлопали друг друга по спине. Так что, честно говоря, не могу сказать, что мы были друзьями, Сэм.
— Понимаю, — ответил я, поверив в его объяснение.
— На этот раз я приехал сюда, — продолжал мистер Перкинс, обращаясь к ножу, который держал на ладони, — чтобы поговорить с капитаном Стилом по важному делу. Он согласился встретиться со мной. Но вчера вечером я встретился в таверне с Недом Бриттоном и впервые услышал, что «Сарацин» отправился к Дэви Джонсу [В морских легендах Дэви Джонс — дьявол или бог моря.] и прихватил с собой капитана. Поэтому я пришел сюда, чтобы поговорить с его сыном и моим единственным племянником.
— Почему вы не пришли в дом? — спросил я.
Мистер Перкинс подмигнул мне, его плечи снова затряслись, и я испугался, что начнется новый приступ кашля. Но неожиданно он остановился и несколько раз серьезно кивнул.
— Женщина! — тихо сказал он. — Терпеть не могу женщин! Особенно старух, склонных к спорам, как сказал о ней Нед Бриттон.
Я разделял его чувства и сказал ему об этом. Дядя посмотрел на меня ласково и дружелюбно сказал:
— Сэм, мой мальчик, я хочу все рассказать о себе, чтобы ты поверил, что я твой родной дядя, но сначала расскажи мне о себе. Теперь ты сирота и сын моей покойной сестры, и я единственный настоящий друг, который у тебя есть в мире. Рассказывай.
В личности Набота Перкинса было что-то вызывавшее доверие, а может, мне в одиночестве просто необходим был друг, поэтому я поверил дяде. Во всяком случае я без колебаний рассказал ему все о себе, включая свое горе о смерти отца и о неожиданном открытии, что я нищий и в долгу у миссис Рэнк.
— Отец часто говорил мне, — закончил я, — что дом принадлежит мне и зарегистрирован на имя миссис Рэнк, потому что он считал ее честной и думал, что в его отсутствие она будет защищать мои интересы. И еще он говорил, что в его комнате много ценных вещей, которые он собирал годами, и что одного содержимого старого морского сундука хватит, чтобы я был независим. Но когда мы сегодня утром осмотрели комнату, из нее все исчезло, а сундук был пуст, и я не знаю, что об этом думать. Я уверен, что отец никогда не лгал, что бы ни говорила миссис Рэнк.
Дядя Набот медленно и неровно засвистел моряцкий хорнпайп. Закончив последней дрожащей нотой, он сказал:
— Сэм, у кого были ключи от комнаты и от сундука?
— У миссис Рэнк.
— Ммм… Была ли комната темная, вся покрыта пылью, когда ты вошел в нее сегодня утром?
— Нн… не думаю, — ответил я, старясь вспомнить. — Нет! Теперь я вспомнил. Шторы были подняты, комната выглядела чистой и в порядке.
— Известно, — выразительно сказал мистер Перкинс, — что моряки не умеют содержать свои комнаты в порядке. Капитана не было больше пяти месяцев. Если бы все было нормально, на всем должен быть толстый слой пыли.
— Конечно, — очень серьезно сказал я.
— В таком случае, Сэм, следует предположить, что, пока ты спал, эта женщина вошла и забрала все, что могла. Капитан Стил не солгал тебе, мой мальчик. Но он допустил ошибку, считая эту женщину честной. Она воспользовалась тем, что капитан умер и ничего не может доказать. И ограбила тебя.
У меня и раньше было такое подозрение, и поэтому я не слишком удивился словам дяди.
— Можно ли заставить ее все вернуть? — спросил я. — Если она сделала такое злое дело, мы должны ее обвинить и заставить вернуть все, что принадлежит мне.
Дядя Набот медленно встал со скамьи, плотно надел на голову фетровую шляпу, одернул свой жилет в клеточку и решительно сказал:
— Жди здесь, а я навещу тигрицу в ее логове и посмотрю, что можно сделать.
Он глубоко вдохнул, повернулся и пошел по тропе к дому.