Все выстраиваются в линию в полной выкладке: в шлемах и перчатках, с девяностосантиметровыми служебными дубинками и противогазами. Снаружи чудесный осенний день, солнечный, с Атлантики налетает свежий нежный ветерок, но в этом зале — чертово лето во Флориде. Майка Педройи на Джо уже мокрая, и ярлычок кусает его за загривок. Он ругает себя, что забыл срезать ярлычок.

Они стоят на расстоянии вытянутой руки друг от друга, боевым порядком. Джо — в колонне номер два, под счастливым тринадцатым номером: впереди него двенадцать парней повыше, те, кто пониже, сзади. Сержант Феролито, бывший морской пехотинец, выкрикивает команды, и его сиплый голос эхом отдается по всему ангару и в шлеме Джо.

— Колонна два, в линию, на меня. ПОШЛИ!

Первым шагает разводящий. Те, кто под нечетным номером, продвигаются вперед и отступают влево, четные — вправо. Дубинки и ботинки дружно ударяют в землю. Шаг, вместе, шаг, вместе, шаг. Наводящий страх барабанный бой, громовой раскат, нарастающий по мере того, как вступают другие офицеры, словно стадо крупных животных, идущее управляемой лавиной. Полицейские формы перед глазами Джо сплетаются, как волосы в косе, создавая новые линии. Хореография точна, места для ошибки нет. Требует изрядного внимания и координации. Больше всего похоже на танец, по мнению Джо, и это заставляет его снова восхититься Меган.

Очередь Джо, он должен сперва передвинуть правую ногу влево. Он повторял мантру: «Нечетные всегда не правы», — пока перед ним качалось море шагающих тел. Но теперь его очередь, а правая нога прыгает вперед, словно он — нервный пес на поводке, унюхавший вот там запах белки, которому нет сил противостоять, и Джо дергается вправо. Это движение сбивает с толку тех, кто стоит за ним, и все они повторяют ошибку Джо, выстраиваясь за ним, как костяшки домино не на своем месте. С теми, кто остался в третьей колонне, тоже все идет наперекосяк: они, как надо, шагают влево — и наталкиваются на стену тел, которых там не должно быть.

— Так, отвратительно, — говорит Феролито. — Все обратно, на позицию. Повторим. О’Брайен, тебе показать, где лево, где право?

— Нет, сэр, — отвечает Джо.

— Хорошо, тогда будь добр, вытащи голову из задницы.

Они снова занимают изначальное положение. Сержант Феролито держит их на месте и прохаживается взад-вперед, сложив руки за спиной, ничего не говоря, и углы его губ приподняты в хитрой улыбочке. А Джо чертовски трудно стоять по стойке смирно. Тело его похоже на банку газировки, которую потрясли: вот-вот брызнет во все стороны.

И он не может не думать про этот чертов ярлычок. Ощущение среднее между щекоткой и сильным зудом, но все равно что ножом в спину ударили, столько на него уходит внимания. Джо бы прямо сейчас сорвал этот подлый ярлычок с футболки. Педройе лучше сегодня добежать «домой».

Надо перестать думать о ярлычке. Джо смотрит в затылок стоящему перед ним. Это затылок Ронни Куаранто. Джо останавливает взгляд на валике жира на шее Ронни и считает про себя, сосредотачиваясь на числах и шее Ронни, а не на ярлычке, и не двигается. Он как раз доходит до тридцати шести, сжав кулаки, зубы и даже задницу, когда сержант Феролито наконец хрипло отдает команду.

— Колонна два, в линию, на меня. Пошли!

Ронни отходит вправо, очередь Джо, но его так переполняет облегчение, что он впадает в рассеянность. Он должен зеркально отразить движение Ронни и сдвинуться влево, встав в новую колонну, но его тело снова будто само решает, и Джо делает шаг вправо. И опять офицеру, стоящему сзади, приходится делать выбор: идти вправо, что он сделал бы, если бы Джо пошел, куда положено, или следовать правилу и шагнуть в противоположную сторону по отношению к тому, кто стоит впереди, — и решение нельзя неторопливо обдумать за чашкой кофе. Решать нужно сейчас, сразу же, в такт ударам пятидесяти пар ботинок и пятидесяти дубинок в пол ангара. Он выбирает зеркальное отражение действий Джо. Линия сломана. Опять.

— О’Брайен, — кричит сержант Феролито, — ты тут весь день собираешься провести?

— Нет, сэр.

— Потому что я-то точно не собираюсь. Давайте еще раз.

Возвращаясь в колонну, Джо встречается глазами с Томми. На поднятые брови Томми Джо отвечает, быстро пожав плечами, а потом встает на свое место. Все неподвижны, ждут команды сержанта. Все, кроме Джо.

Джо так и пожимает плечами, словно в них отдает икота, и из-за этого его дубинка заметно раскачивается, ударяя по ноге стоящего сбоку офицера. Джо пытается опустить кисти и свести вместе лопатки, но плечи так и подпрыгивают. Он не может их удержать.

Да уймитесь, черт побери. Но усилие каким-то образом задействует и его ноги, и теперь он пожимает плечами и переступает взад-вперед, танцуя на месте. Втыкается в стоящего справа, потом в стоящего слева. Господи, если ему кто-нибудь не врежет, он сам себя оприходует.

— О’Брайен, мне надоело слышать, как я повторяю твое имя. У тебя что, муравьи в штанах?

— Нет, сэр, — отвечает Джо.

— Все будем стоять и ждать, пока каждый не встанет по стойке смирно.

Джо напрягает каждую мышцу, какую может отыскать, пытаясь превратить свое тело в неодушевленный предмет, представляет себя доской. Задерживает дыхание. С кончика его носа, как из подтекающего крана, капает пот. Он подавляет желание вытереть лицо перчаткой. Ярлычок его по-прежнему бесит. Он обещает себе, что позже с удовольствием его изничтожит. Щекотная струйка слизи бежит по задней стенке его глотки, умоляя его закашляться. Он несколько раз сглатывает, пока во рту не пересыхает, но проглотить не удается. Он не закашляется. Джо все понимает про дисциплину.

Но в глубине его нарастает куда более мощное желание двигаться, вызванное чем-то ускользающим, неопределенным, не дающим себя поймать в прицел. Он не доска. Он — резиновый шарик, полностью надутый и незавязанный, и кто-то с больным чувством юмора сжимает его горлышко пальцами, угрожая отпустить.

Его плечи снова дергаются. Что за черт. Сержант Феролито стоит перед строем, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, его темные глаза смотрят на Джо с презрением. Кажется, все взгляды кругом обращены на Джо, хотя Джо знает, что единственные, кто на него на самом деле смотрит, это сержант Феролито и тот, кто стоит позади.

Джо понятия не имеет, что вызывает эти странные мышечные спазмы. Он не поднимал тяжести, не двигал мебель, не было никаких непривычных усилий. Он большей частью стоит на ногах, сидит в машине или в кресле в гостиной или спит.

Может быть, он ничего такого и не делал. У Джо иногда бывают судороги в пальцах ног, особенно в двух, что идут за большим. Без предупреждения, без повода — их просто вдруг сводит в неестественном, напряженном положении, и они торчат отдельно от стопы, скрючившись, и не реагируют ни на какие попытки их расслабить — несколько мучительных минут. Но эти подергивания плеч больше похожи на икоту, чем на судорогу в ступне. Внезапные, непроизвольные, слишком резкие движения. Икота в плечах. Он никогда о таком не слышал. И что стряслось с его беспокойными ногами?

Может, он просто становится слишком стар для всего этого. Он тут один из самых старших. Ему сорок три, и в последнее время каждый год отчетливо чувствуется. Начать с того, что Джо, который никогда не был стройным, набрал килограммов десять лишнего веса, и из-за пуза у него постоянно болит спина. Он издает некрасивые стариковские звуки: кряхтит и стонет, вылезая по утрам из постели, или когда надо встать после того, как засиделся. Ему хочется верить, что он все еще сможет подтянуться 20 раз подряд и одолеть Джей Джея в борьбе на руках, но деньги он бы на это не поставил.

Большинству ребят тут за двадцать или за тридцать. Это работа для молодых. Но у Томми проблем нет. Джонси и Куаранто еще старше. Кого он дурит? Дело не в возрасте и не в силе. Ему приказано, мать его, стоять по стойке смирно, а не подтягиваться 20 раз. Тогда в чем дело?

Его плечи дергаются.

— Господи Иисусе, ОБ, — бормочет кто-то.

Акустика в огромном ангаре ужасная, искажается и тембр, и частота, каждый звук отдается эхом, но Джо почти уверен, что это сказал Томми. Надо это прекратить. Джо пытается глубоко вдохнуть через рот, но грудь у него как бетонная стена, а легкие — словно пара кирпичей. Он дышит, как суслик в ужасе. С его носа льется пот. Голова под шлемом варится. И этот хренов ярлычок.

Его плечи дергаются.

Джо объявляет себе войну. Он так стискивает кулаки, что чувствует всю длину вен, идущих по предплечьям. Сжимает челюсти, подтягивает задницу и бедра, напрягает живот и представляет, что на каждом плече у него по двадцатикилограммовому мешку с песком. Его сердце колотится, голова кипит в поту, он не дышит.

Его плечи дергаются. Он задевает стоящих по бокам.

Матерь Божья. Джо закрывает глаза. Он слышит, как в его пылающих ушах стучит кровь. Как дышит ему в спину стоящий сзади. Как проносятся снаружи машины. Как воркуют голуби на стропилах. Джо разжимает зубы. Слушает дикий стук своего сердца в ушах и просит его замедлиться. Расслабляет лицо, отпускает живот, спину, ноги. Втягивает глоток воздуха, потом другой. Слушает, дышит и ждет. Плечи остаются на месте. Ноги стоят ровно. Он слушает, дышит и ждет. Плечи на месте. На месте. Пожалуйста, место. Место.