Это лишний раз оттенило достоинство первого номера. Ее поклонник так замысловато отреагировал на ее привет, так чутко уловил в нем литературную провокацию, что ей пришлось достать с полки роман Чернышевского, чтобы разгадать ребус его письма. Вера была очарована этой литературной игрой, состязательностью их эпистолярных талантов, интригой постепенного сближения людей, не пересекающихся в грубом физическом мире. Отныне все: Чернышевский, революционная ситуация девятнадцатого века, Джойс, Маяковский и Лариска — были фоном ее несусветного романа.

Последняя входила в этот коллаж благодаря своей напористости. Вера не делилась деталями, но ее затуманенный взгляд и блаженно-счастливый вид говорили опытной Лариске, что Интернет выстрелил, что подруга опять вошла в образ Влюбленной Вороны. Лариска сначала считала себя просто причастной к этому проекту, потом из ее воспоминаний стали выпадать какие-то фрагменты, а какие-то — наращивать свою мощь. И вот возобладала версия, что именно она придумала и осуществила затею с интернетовским сватовством. Ну и Марина помогла, чисто технически.

Эта версия предоставляла Лариске некоторые права. Например, право советовать. Порекомендовать что-то в духе водосточных флейт она не могла, но идея с фотографией не давала ей покоя. Она смертельно хотела увидеть Вериного жениха. Правда, Вера таковым его не считала. Точнее, не называла. Но надеялась. При таком-то единении душ…

Лариска умела гнуть свою линию. И вот Вера робко заикнулась на эту тему в очередном письме. Ответ был в том духе, что он сам сгорает от нетерпения увидеть Принцессу. Решено было послать друг другу фотку одновременно. Выбрали день и час, как-то хитро связав это с творчеством Ахматовой.

* * *

Вера оценивала свои фотографии, выбирая лучшую, когда в дверь позвонила Лариска. Она вообще не любила заранее предупреждать, подчеркивая особые права на подругу. Чтоб знали, кто в гареме хозяин.

— И это ты хочешь послать ему? Вер, он же мужик, хоть и образованный. Ну тут же половину тебя стол заслоняет. Причем лучшую половину. У тебя, ты только не обижайся, лицо обычное. Все лучшее у тебя ниже талии хранится. Ты баб в бане видела? А себя в зеркале? У тебя же в сорок лет фигурка, как у девочки. Тебя даже моя свекровь не смогла бы испортить. Ничего лишнего. И ноги длинные, стройные, как у меня до родов.

— Ларочка, спасибо, конечно, но фото — это формальность. Это не так важно. Даже лучше, если в жизни я окажусь лучше, чем на фотографии.

— От фотографии зависит все. Он ее должен на видном месте держать, чтобы она в мозг ему вошла, чтобы там дырку сделала. Верусик, ну ведь опять сорвется. Ты этого хочешь? Звони Маринке. Кто у нас за техническую сторону отвечает?

Но Маринка приехать отказалась — на пляже зависла, судя по всему, надолго. В трубке гудели сочные голоса мужчин. Вериного воображения хватило, чтобы увидеть узкие бедра и широкие плечи пловцов, кубики на животе и щетину на лице. Даже в жар бросило, что не осталось незамеченным Лариской. План в ее голове созрел быстро, но железобетонно.


— Это идея! Верка, ты гений! Снимем тебя на пляже. Маринка подгонит массовку из своих парней. Типа ты стоишь, загораешь, а они все с мест привстали, обалдели. Лучше на закате это снять. У тебя красный купальник есть? Могу свой дать, винтажный. До родов носила.

После споров, уговоров, мрачных предсказаний и радужных посулов Лариске удалось уговорить Веру на пляжную фотосессию. Правда, купальник Вера не взяла. Жалко, конечно. Лариска уже придумала целую историю, которую будет рассказывать Вериным детям, как их мама в Ларкином купальнике с папой познакомилась. «Такую легенду обломала! Тоже мне, подруга!»

* * *

В назначенный час фотки устремились навстречу друг другу. Вера просто физически чувствовала их полет, опасалась, что сшибутся, рассыпятся, пропадут. Но нет, дошло в целости.

Вера открыла присланный файл — и зажмурилась. Зажмурилась от стыда за свою фотку. Потому что тот, кто взглянул на нее с экрана, выглядел очевидным девственником, причем не по своей воле. Представить его с женщиной было невозможно. Приговором смотрелась верхняя застегнутая пуговка, стягивающая тощую шейку каким-то обмякшим воротничком. Ее пляжная фотка была так же уместна в этой ситуации, как журнал Playboy в руках папы римского. Вера со страхом ждала его реакцию, ожидая неуклюжие попытки обратить все в шутку. Но все обошлось: он больше ей не написал. Ни разу, ни слова.

Вера желала еще горшей боли, чтобы заглушить эту. Чтобы наотмашь, чтобы захотелось не быть. Она сейчас пошлет фото второму номеру, подставится под его скабрезную шутку, под его тупые комплименты, под его незнание Джойса и Чернышевского и закроет тему. И будь проклят тот, кто изобрел Интернет!

Письмо ушло. Ответ был скорым и кратким: «Теперь я знаю, как выглядит индийский бог. Зачем писать, когда можно встретиться?»

* * *

Он стал единственным, кто честно сказал, что не смог прочитать Чернышевского до конца, а Джойса и не пробовал. Зато про пиратов много читал.

Как-то в кафе на сдачу им предложили взять жвачку. Есть такая серия «Love is…», где к жвачке прилагается фантик с шуточным определением любви. Им досталось самое точное из всего, что создали поэты от каменного до серебряного века: «Любовь — это когда кто-то готов нести твои лыжи».

— У тебя лыжи есть? — Голос его был спокойным, но каким-то сосредоточенным.

— Нет.

— Придется купить.

— Зачем?

— Чтобы я мог их носить за тобой, — и он смешно пригнулся под тяжестью воображаемых лыж. Засмеялся, но как-то смущенно.


— Я согласна, — так же смущенно ответила Вера. — В смысле, купить.

На дворе стояла весна, с крыш весело брызгала капель. Лыжи убрали на склады до нового сезона. Теперь предлагали велосипеды, ролики и даже байдарки. Но этим странным покупателям посреди весны срочно нужны были лыжи.

Наконец нашелся магазин, где работали исключительно ленивые менеджеры, не пользующиеся складами из принципа. Магазин шел под закрытие.

Вера прижалась к лыжной палке, кокетливо подперев щеку пластмассовым набалдашником. Ее спутник покраснел от удовольствия.

Продавец недоуменно разглядывал странную парочку, которая поглаживала лыжи и шепталась о чем-то своем.

Лыжи купили, но катались редко. Чаще дети использовали их для строительства палатки посреди комнаты. Их дети. С которыми так приятно смотреть мультфильм про Влюбленную Ворону.

Конфетные фантики

Лариска была в печали. Без всяких оснований. И это мучило больше всего. Потому что если для страданий есть повод, то это как-то естественно, понятно и правильно. Любой загрустит, если кошка перевернет на белый ковролин банку маслин, плавающих в чернильной жиже. Это был для Ларисы эталон страданий: страдание в одну перевернутую банку, в две банки, в три… А тут нет повода — ну никакого: ковер в порядке, банка в холодильнике, пушистый друг на диване. А на душе — как кошки нагадили.

Все началось с противной врачихи. Лариске подвернулся блестящий повод похвастаться, упустить который она не собиралась:

— Адрес на карточке исправьте. Мы новую квартиру купили. Ближе к центру.

— Неужели кто-то еще квартиры покупает? — возмутительно равнодушно отреагировала врачиха, обновляя адрес.

Отсутствие эмоций задело Ларису, она решила добавить градус:

— У нас-то еще кучерявее вышло. Мы же и старую квартиру не продали.

И тут врачиха оторвалась от карточки, устало обмерила Ларису туманным от переутомления взглядом и сказала задумчиво:

— А по вам и не скажешь.

Всю обратную дорогу Лариска проводила мысленную ревизию своего гардероба: шуба новая, сапоги модные, шапка дорогая… «Блин! Я же в кабинете без шубы была. И че? Юбки такие сейчас в тренде. И шарфик из коллекции… Ну этой… Как его?..» Запоминать названия коллекций она не умела. Просто покупала.

Так вышло, что деньги шли к ним в дом, будто у денег есть ноги и воля и они сами выбирают себе хозяев. Те тратят их, отдают в чужие руки, бросают на улице, оставляют в кафе, а деньги, как верные псы, возвращаются в привычное место. Всему виной был ее муж. Он завлекал деньги обманным путем. Прикидывался если не нищим, то сильно нуждающимся. Деньги пришли к нему сначала из сострадания, а потом привыкли и уже не уходили. Даже водительское удостоверение он носил в кожаном чехле с красными буквами «Член КПСС». Нет, в партии он никогда не состоял, купил на блошином рынке по приколу, даже не догадываясь о воздействии такой упаковки на пожилых гаишников. За первый месяц он отбил стоимость прикола. А потом пошла чистая прибыль.

Деньги ластились к нему, шли за ним по пятам. Возможно, он подманивал их вздохами по ночам по поводу роста цен на бензин. Его рачительность и бережливость не терпели котлет из готового фарша. Он настоятельно советовал Лариске крутить фарш самой, так выходило дешевле. И она крутила. Крутила-крутила, крутила-крутила, пока муж сокрушенно не сообщал, что счет в банке переполнен и придется купить новую машину. Но он не сдавался. Снова принимался строить дамбу, защищавшую его от денег. Например, потеряв перчатку на горнолыжном курорте, надел на руку носок. Так и докатался до финала с носком вместо перчатки. Потому что знал, что на курорте все втридорога. Но деньги периодически прорывали заслон и вынуждали приобрести новую квартиру, потом коттедж, потом еще один — про запас. В период очередного обрушения дамбы Лариска обзавелась шубой и шарфиком из коллекции. А потом снова крутила фарш, чтобы не тратиться на готовый.