Лана Ланитова
Кольцов
Часть 2
Посвящается моему близкому другу КАНу
Вместо предисловия
Роман написан в эротическом жанре.
Действие романа происходит в России, в 20-е годы прошлого века. Это было время первых шагов советской республики. Мало кто знает, что это время охарактеризовалось бурным началом так называемой советской сексуальной революции.
1924 г. Москва. Удивительный период в истории нашей страны. НЭП в экономике, которая отложила свой неизгладимый отпечаток на всю общественную жизнь и культуру. НЭП позволила быстро восстановить народное хозяйство, разрушенное Первой мировой и Гражданской войнами. Это было непростое и интересное время. Оно охарактеризовалось своеобразным всплеском свободы, часть из которой захватила свободу нравов. Это было время больших экспериментов с познанием человеческой чувственности и сексуальности. Время вездесущего Эроса, время промискуитета, тройственных и более союзов. Время короткой легализации однополых браков. Это было время любви Лили Брик и Маяковского. Время "валькирии революции" Александры Коллонтай. Её статья под названием "Дорогу крылатому Эросу!" появилась весной 1923 года, и в массовом сознании была воспринята как призыв к свободной любви.
Позднее, спустя годы, руководители страны и лично Иосиф Сталин постарались уничтожить многие документальные, кино и фото свидетельства тех лет, посвященные этой теме. И лишь за рубежом, в частных архивах, сохранились единичные фотодокументы, отразившие тот период. Имеются также и воспоминания современников.
Это было время движения "Долой стыд". Совершенно голые люди на улицах СССР, мужчины и женщины, украшенные только лентами через плечо с лозунгом «Долой стыд!». «Мы, коммунары, не нуждаемся в одежде, прикрывающей красоту тела! Мы дети солнца и воздуха!»
В новом обществе традиционный институт семьи и брака неожиданно стал считаться буржуазным пережитком. На свет появились организации, ведущие пропаганду новаторских культурных ценностей и избавления от пережитков старого строя.
Это было время джаза, фокстрота, чарльстона и время очаровательных флэпперов.
Автор поместила своих героев в эту интересную эпоху и написала чувственный роман о любви, страсти и ревности. О вечном споре полов за право любить и быть любимыми.
О том, как это вышло, судить вам.
Роман изобилует откровенными эротическими сценами, сценами группового секса и содержит ненормативную лексику.
...
...«Любовь — это жизнь, это главное. От нее разворачиваются и стихи, и дела, и всё прочее. Любовь это сердце всего. Если оно прекратит работу, всё остальное отмирает, делается лишним, ненужным».
Лиля Брик. Пристрастные рассказы.
...«Я доверял бы ей безгранично, если бы она безгранично меня ревновала; и был бы безгранично ревнив, если бы она доверяла мне безгранично».
Моисей Сафир
...«Ревность всегда смотрит в подзорную трубу, делающую маленькие предметы большими, карликов — гигантами, подозрения — истинами».
Мигель де Сервантес
...«Ревность — признак любви».
Александр Дюма (отец)
«Когда, внемля здравому смыслу, мы умаляем, обуздываем, укрощаем нашу ревность, то вместе со всеми этими, угодными разуму действиями, отчего-то умаляется и сама виновница этого чувства — ЛЮБОВЬ».
(Неизвестный автор)
Глава 1
1924 год. Май. Москва
На следующее утро жар у Светланы [Здесь и далее — все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно. Как и случаен выбор географических мест и их названий. Исключением являются лишь несколько реальных исторических личностей, имена которых автор старалась упоминать в максимально уважительной и корректной форме.] спал, но бледность еще не сходила с ее щек. От этого ее карие глаза казались еще больше и темнее.
— Тебя не тошнит, радость моя? — ласково спрашивал Андрей, теребя рукой ее пушистый затылок.
— Если ты намекаешь на беременность, то нет, — спокойно отвечала она. — Как раз сегодня утром я в этом убедилась.
— А… Так вот почему моя девочка бледна.
Он сел напротив и взял ее ладони в свои руки.
— Признавайся негодница, ты использовала те злосчастные лимоны? На той неделе ими явно пахло в нашей спальне, — он делал нарочито важное лицо, пытаясь дурашливо пожурить Светлану.
— Нет, — соврала она и отвела взгляд.
— А почему ты тогда не беременна уже несколько месяцев?
— Андрей, доктор сказал, что лучше сделать перерыв. Он рекомендовал мне съездить на курорт.
— Поедешь, обязательно поедешь. А что, у него есть веские основания? — Андрей нахмурился.
— Нет, я здорова. Он сказал, что просто не помешает принять курс женских ванн и грязей.
— А, ну это мы и без него сообразим. Вот съездим осенью в Париж, а потом, глядишь, и на воды я тебя вывезу. Я буду делать все, моя радость, чтобы ты у меня рожала почти каждый год, как Пушкинская Наташка своему любимому поэту. Ты же любишь у нас поэзию? Во-оо-от! Не станем нарушать традиции классиков! — Андрей бодрился, шутил и старался приподнять настроение у Светланы.
На ее лице даже появилось некое подобие улыбки. Появилось, но тут же растаяло.
— Осенью мне надо будет ехать в Коктебель за мальчиками, — с грустью сказала она. — Я уже безумно по ним скучаю.
— И я скучаю. Но им будет хорошо там до самых холодов. Так что мы успеем с тобой и в Париж скататься, и на курорт, и в Коктебель. Правда, моя киса?
Он вел себя ровно так, будто меж ними и не было никаких ссор. Он совсем не хотел, чтобы она вновь вернулась к разговору об его нечаянном адюльтере, о котором он и сам старался теперь забыть.
— Андрей, пока мальчики у родителей, я хотела бы немного поработать. Меня давно звали преподавать грамоту рабочим. В Москве есть несколько читален.
— Рабочим? Опять! Ты в своем уме? Мы уже ранее обсуждали это. И ты знаешь мое мнение на сей счет. Ты что, действительно хочешь, чтобы на тебя там пялились здоровые мужики?
— Ну, почему именно мужики? Можно преподавать и детишкам. Меня зовут еще и в интернат для сирот и бывших беспризорников. Стране нужны грамотные преподаватели.
— Какие беспризорники? Да, все они отпетые хулиганы и уличные воришки.
— Андрюша, не говори так. В первую очередь, они дети. Просто война и революция отняли у них родителей. И советская власть должна…
— Довольно, — прервал он жену. — Сейчас ты станешь читать мне лекцию о том, какими пряниками их кормит советская власть. Не трать свои силы и мое терпение на пустые разговоры. Я сочувствую беспризорникам и детям войны. Но мое сочувствие заканчивается ровно там, где речь идет о моей семье. Все, что касается моей семьи, находится лишь в моей компетенции. И ни в чьей более. Ты поняла?
Он подошел к ней ближе и взял ее за подбородок.
— Ты поняла?
— Поняла, — она отвернула лицо.
— Света, отдохни лучше это лето. Ближе к зиме вернутся мальчики. Если тебе так скучно, то езжай к ним прямо сейчас. А перед Парижем вернешься домой.
— Хорошая мысль, — она с горечью усмехнулась и сделала надменное лицо. — Оставить тебя одного? Ты верно давно об этом мечтаешь.
— Света! Давай не будем вновь начинать этот никчемный разговор. Я же уже все объяснил.
В ответ она молчала. Ему показалось, что ровно с этих пор у его жены появилось немного иное выражение лица. Она стала задумчивей. Особенно тогда, когда оставалась одна, она все чаще смотрела в проем окна и о чем-то думала. В эти минуты она словно отсутствовала в комнате.
* * *
Прошла неделя.
— Завтра состоится очередное собрание общества «Долой стыд», — как бы, между прочим, читая газету, сообщил Андрей.
В ответ она напряглась и вновь посмотрела в окно.
— Светик, ау, ты слышишь меня?
— Слышу… Ты поедешь туда?
— Я обещал. Меня ждет Радек и другие активисты. Ты понимаешь, я уже записан в члены этого общества. Если я исчезну, меня могут не так понять. Начать искать, в конце концов. Туда, Света, входят весьма важные люди. Много товарищей из Коминтерна, наши партийцы. С ними лучше не ссориться.
Она встала и открыла шкаф с бельем. Руки машинально перебирали стопки с чистыми полотенцами. Казалось, что она пытается отвлечься какой-то рутиной работой.
— Свет! Отчего ты молчишь?
— У нас много белья грязного скопилось. Надо стирать… — рассеянно отвечала она.
— Я же с тобой не про белье разговариваю. Ты что, не слышишь меня?
— Я все слышу, Андрюша.
Она достала пушистое банное полотенце и простынь и положила их перед Андреем.
— Возьми. Тебе завтра это понадобится. А летние брюки и тенниску я погладила и отнесла в твой кабинет.
— Свет, ну чего ты? — он подошел и обнял ее. — Хочешь, поехали вместе. Там много супружеских пар. Я ведь хотел все разведать и брать тебя с собой.
— Нет, Андрюша, я не поеду.
— Это почему?
— Я не смогу быть весь день на ярком солнце.
— Глупости какие! Вспомни Коктебель. Ты целыми днями была на жаре.
— А сейчас не хочу. То было море.
— Светуля, у нас с тобой будет море. Я каждый день мечтаю лишь об острове и море. Я уже тебе говорил, что присматриваюсь к местной публике. Я хочу набрать с собой хорошую команду единомышленников.
— Наверное, они легко найдутся среди московских кокоток, слоняющихся без дела по подмосковным пляжам. Думаю, ты наберешь среди них целую команду.
— Ты опять за свое? — он нахмурился. — Ты отлично знаешь, что ехать на острова я хочу с тобой и только с тобой. Но, там еще будут другие люди — мужчины и женщины. И поверь, вдали от цивилизации, от навязанной нам морали, ты и сама изменишься. И начнешь проще смотреть на отношения полов. Со временем там не должно быть никаких болезненных привязок. Там люди дышат свободно. Они свободны в проявлениях чувств и своих симпатий. Там будет иное общество.
