— Не думаю, что это потребуется, — сказала Харрис прежде, чем раздался тихий хлопок двери.

Лукас лежал на кровати, глядя в потолок. Услышав голос девушки, он взглянул на неё — и слабо дёрнулся, будто желая сесть и снова спрятать взгляд, уткнув его в пол. Харрис приблизилась к нему, и поняла, почему у него это не получилось — на руках у Эосфора были ремни. Он был привязан к кровати — естественно, ведь его признали «буйным».

— Привет, — сказала Хлоя, пододвигая стул к изголовью кровати.

— Здравствуйте, доктор, — тихо пробормотал Лукас. Харрис оглянулась, проверяя, горит ли огонёк камеры, висящей в углу палаты. Сигнала не было, как охранник и обещал, так что Хлоя придвинулась ближе и осторожно коснулась руки Эосфора.

— Прошу, посмотри на меня, — повторила она свою утреннюю просьбу. Парень опустил веки, снова нервно сглатывая. Похоже, он ждал жестокого наказания за свою утреннюю выходку. — Никто не следит за нами. Камеры не работают, я пришла одна. Чего ты так боишься? — Харрис склонилась к его уху и тихо позвала: — Лукас.

Он вздрогнул. Распахнул глаза и быстро посмотрел на неё. Не веря в то, что это и правда происходит, нервно усмехнулся.

— Вы поняли?.. — прошептал он, разглядывая её. Хлоя осторожно прикоснулась к его плечу, успокаивающе погладила. — Вы…

— Лукас, я знаю твою историю. Не всю, но мне было достаточно, чтобы понять, что тебя здесь держат насильно. Ты абсолютно нормальный человек. Ты… Я на твоей стороне, слышишь? Я помогу тебе отсюда выбраться, но ты должен доверять мне. Я очень хочу тебе помочь, и вместе мы обязательно придумаем, как это сделать, — Харрис увидела, как неверие и радость на лице парня тускнеют и превращаются во что-то другое. Боль, безнадёжность?

Он медленно покачал головой.

— Нет, — голос снова становился безжизненным. — Доктор… я думал, вас прислал кто-то из моих братьев, чтобы помочь мне. Но вы… Если вы правда просто… — он сглотнул, обрывая дрожь в голосе, — прошу, не делайте этого.

— Почему?

— Вы сломаете себе жизнь, — не отрывая от неё взгляда, сказал Лукас. Хлоя поймала себя на мысли, что он на самом деле был не таким уж и молодым парнем, каким показался ей сначала — судя по медкарте, они были одного года рождения. Просто худой, забитый, Эосфор был похож не на взрослого человека, а скорее, на нескладного подростка. Но если накормить его, дать ему нормального отдыха, вылечить… Этот Лукас мог бы быть довольно красивым мужчиной. Особенно притягивали его тёмные глаза. Сейчас в них было только смирение и отчаяние, но Харрис видела фотографии, на которых они светились радостью. Почему бы не попытаться вернуть это чувство?

— Мне так говорили много раз, — ответила она, заставляя себя улыбнуться.

— Вы не понимаете, — бессильно дёргая руками, сказал Лукас. — Все трудности, что вы пережили, не сравнятся с тем, что вас ждёт, если вы попытаетесь меня спасти. Прошу, доктор, не делайте этого. Мой отец уничтожит вас. И всех, кто вам дорог. Он запер собственного сына в психбольнице, чтобы из него сделали овощ. Я жив только потому, что, к сожалению, он не может полностью стереть из чужой памяти тот факт, что у него вообще был сын. Я буду вечно гнить тут. Если бы было иначе, меня бы уже убили. И вы думаете, что он не убьёт вас, или ваших детей, вашего мужа? Вы для него — никто, доктор!.. — он понял, что повысил голос, и замер, прислушиваясь, будто боясь, что сейчас за это последует наказание. — И он убьёт вас, не задумываясь, если я сделаю хотя бы шаг в сторону выхода.

— Лукас…

— Нет, — он покачал головой, — прошу, доктор. Не называйте меня так. В этих стенах я должен отзываться только на свой номер. Никто не должен знать, что вы узнали правду, иначе у вас могут быть проблемы… и у меня тоже. Зовите меня по номеру, или хотя бы тем именем, что я назвал сегодня.

— Но Сэм Эллис — не твоё имя, — возразила Хлоя. — И я вижу, как тебе не нравится лгать. Ты ломаешь себя этим. Даже если ты пока не можешь отсюда выбраться, ты можешь сохранить свою личность — это твоя главная задача. Зачем мучить себя ложью?

— Моё старое имя причиняет мне боль, — глухо сказал он. Харрис закусила губу, пытаясь что-нибудь придумать. — Его дал мне отец. И он… отказался от меня. Он отнял у меня жизнь.

— Но любое имя означает любовь родителей к тебе, — попыталась сказать Хлоя. Лукас опять покачал головой. — Послушай, он… Он всё же сохранил твою жизнь, он попытался…

— Хотите оправдать монстра, доктор? Он отправил меня в этот ад, запер тут навечно, лишил нормального существования, — Эосфор нервно, почти злобно дёрнул связанными руками, заставив Харрис вздрогнуть от неожиданности, — и не позволяет мне самому сделать то, что ему делать нельзя! — губы у него задрожали, порыв бессильной злости сошёл на нет. — Что подумают люди, если сын Годфри Эосфора покончит с собой в психбольнице? Что будет, если кто-то станет копать, как вы? Я здесь на привязи, как собака. У меня нет свободы воли. Есть личная ванная комната, — он дёрнул головой, указывая на маленькую серую дверцу, ведущую, видимо, как раз в ванную, — но я не хожу туда один. Даже туда, доктор! Это уже давно не похоже на жизнь, понимаете? — больше всего Хлою пугали даже не слова Лукаса, а то, как он продолжал говорить вполголоса, стараясь не изменять интонаций. В глазах у него блестели капли слёз, но он не проливал их. Он всё ещё был достаточно сильным, чтобы бороться. И Харрис была просто обязана помочь ему. Но как?..

— Хорошо, — согласилась Хлоя, стараясь выиграть время и заодно — наладить отношения со своим подопечным. — Хорошо. Я понимаю. Значит, у тебя есть другое имя, которое тебе нравится? Ты ведь не можешь быть безымянным, — губы парня впервые скривились в каком-то подобии усмешки, но совсем не весёлой. Харрис же ободряюще улыбнулась. — Какое оно? Скажи мне.

— Вы посчитаете меня сумасшедшим, — он сделал паузу, дёрнув плечом, — впрочем, я и так сумасшедший, верно?

— Ты не сумасшедший, — успокоила его Хлоя. — Так как мне тебя называть?

Эосфор помедлил. Помолчал, облизнул губы, а потом сказал:

— Самаэль, — и неуверенно посмотрел на девушку. Харрис чуть прищурилась, обдумывая его ответ. — Что? Типичный случай шизы, да? — невесело хмыкнул он. Хлоя покачала головой, снова приподнимая уголки губ. Самаэль, помимо прочих вариантов — одно из имён Дьявола. Когда-то давно, когда отчим по настоянию своей матери водил её в воскресную школу, Харрис интересовалась этой темой. Не Библией в целом, а историей падения красивейшего ангела, любимого сына Бога. Прошло много лет, но она хорошо её помнила — недаром потратила столько времени, изучая разные источники. Ей вспомнился и перевод этого имени — «яд Бога». Лукас действительно отравлял отцу существование, пусть тот был далеко не небожителем. Сравнение было точным, и на самом деле, это слово не так уж сильно отличалось по звучанию от его второго имени — Сэмюэль.

— Нет, — наконец, ответила Хлоя. Мне нравится твоя метафора. Ты и правда похож на Самаэля, — она осторожно прикоснулась к его волосам, медленно погладила его по голове. — Не ты сам, а твоя история. Это даже… поэтично.

Эосфор недоверчиво прищурился.

— Вы и правда будете так меня называть?

— А что? — пожала плечами Харрис. — Что тебе терять? Сегодня я беседовала с Александром Македонским и Чарли Чаплином. У тебя самый тяжёлый случай изо всех описанных, — Хлоя заметила, как губы его неуверенно дрогнули, словно он хотел улыбнуться, но пока не смог, — почему бы тебе не назвать себя Дьяволом? К тому же, через эти метафоры мы сможем говорить о твоих настоящих проблемах. И сумеем сохранить твой рассудок, пока я не придумаю, как тебе помочь. Тебе ведь не с кем было разговаривать весь этот год, верно?

— Да…

— Только не привыкай ко всемогуществу, — усмехнулась Харрис. — Помни, это просто имя. С ним у тебя будут связаны более хорошие воспоминания, договорились?

— Хорошо…

Дверь в палату открылась.

— Мы ещё не закончили! — сказала Хлоя, бросая взгляд на наручные часы. Ещё оставалось несколько минут, да и ей не хотелось бы, чтобы кто-то, кроме сторожа знал, где она была — но вошедший на её слова не отреагировал. Харрис рывком обернулась, собираясь снова отдать распоряжение наглым охранникам, видимо, как-то пронюхавшим, где она находится. Но встретилась взглядом с обычной санитаркой — улыбчивой полноватой женщиной с бэйджиком на груди.

— Добрый вечер, доктор, — бодро поздоровалась она. Потом перевела взгляд на Лукаса. — Время пить лекарства!

— Извините, я ещё не написала заключение после нового осмотра, — услышав тихий вздох Эосфора у себя за спиной, попыталась заступиться за него Хлоя. — Разве возможно давать пациенту лекарства без заключения лечащего врача?

— О, доктор, я понимаю, — сочувственно закивала женщина, — у вас первый рабочий день. Я обязательно последую всем вашим последующим указаниям, когда вы напишете заключение. Но сегодня мы пока следуем старому рецепту предыдущего лечащего врача.

Харрис закрыла рот, понимая, что ей нечего возразить.

— Прости, — одними губами шепнула она, поднимаясь со стула и позволяя санитарке подойти ближе. Женщина привычным движением освободила одну руку Лукаса, позволяя ему приподняться и сесть, и вручила ему стаканчик с таблетками. Он покорно высыпал в рот все пилюли, и тогда ему дали стакан с водой. Придерживая его руку, санитарка помогла ему запить, а потом забрала ёмкость и выжидающе посмотрела на Эосфора. Тот открыл рот, доказывая, что проглотил всё, что ему дали.