Наклонившись, я заглядываю в щель под дверью и вижу взрослые ноги. Уйти?

Топчусь на месте, сомневаюсь. Я и так уже ввязалась в непонятно какую авантюру с Королевыми, а все потому, что хотела помочь. И в этот раз лучше не вмешиваться, пусть женщина плачет на здоровье. Что бы с ней ни приключилось.

Тянусь к дверной ручке, но в последний момент останавливаюсь.

— Вам нужна помощь? — спрашиваю на всякий случай. — Может, врача вызвать или еще кого…

— Не-е-ет, не надо, все хорошо-о-о. — Женщина пытается подавить рыдания.

Вздохнув, я подхожу к кабинке.

— Психолог из меня никакой, но визажист приличный. Если вы собираетесь вернуться в зал, то я помогу вам привести себя в порядок. В школе я проплакала несколько лет подряд, и это не принесло никакой пользы. А оказалось, что получить желаемое очень просто — надо улыбаться и гордо задирать подбородок. Ну… и уменьшить задницу в полтора раза, это важный фактор.

Я не сразу понимаю, что из сказанного сработало, но плач прекратился. За дверью кабинки раздается слабый смешок. Щелкает замок. Заплаканная женщина за пятьдесят открывает дверь и рассматривает меня, сидя на закрытом унитазе.

— В полтора раза?

— Ну… почти.

Она опускает взгляд на свои широкие бедра и вздыхает:

— Мне бы в два раза уменьшить.

— Если хотите знать мое мнение, то вам надо выпить шампанского и хорошо повеселиться. — Я протягиваю руку: — Вам помочь?

— Я и сама могу… — Выбравшись из кабинки, она подходит к зеркалу и с сомнением осматривает свое отекшее лицо. — Но от профессиональной помощи не откажусь, — добавляет.

— Я сбегаю за льдом, а вы пока выровняйте дыхание. Ни о чем не думайте, просто считайте глубокие вдохи-выдохи. Так быстрее восстановится цвет лица.

Когда я возвращаюсь с кубиками льда, женщина тщательно выполняет дыхательные упражнения.

— Вы в каком салоне работаете? — спрашивает требовательно. В ее голосе звучат большие деньги и привычка получать лучшее.

— Я в городе проездом.

— А… понятно. Я постоянная клиентка «Афродиты».

Кто бы сомневался!

— Я слышала, что это самый лучший салон в городе.

Женщина довольно улыбается, но радость быстро испаряется с ее лица, оставляя за собой слезную гримасу.

— Муж… всегда хотел для меня самого лучшего.

— Это замечательно.

Завернув лед в салфетки, я легко касаюсь опухшей кожи под глазами, стараясь уменьшить отек.

— Раньше все было замечательно, — говорит женщина.

— М-м-м… — Порой в общении с клиентами глубокомысленное мычание — это все, что требуется.

— В каком городе вы живете? — спрашивает она, всхлипывая. Ей хочется поделиться своей бедой, но не с человеком, который потом распустит слухи. А раз я скоро уеду, то это шанс.

Я называю свой городок, и становится очевидно, что она никогда о нем не слышала. Кивнув, она косится на остальные кабинки, открытые и пустые.

— Муж и раньше был не без греха, но чтобы посадить свою… девицу за соседний стол, это… это неуважение ко мне! Все вокруг знают, что происходит, и смотрят на меня с сочувствием и пренебрежением. Это ужасно! — В ее глазах горят ревность и злоба.

После очередного «м-м-м» я подаю ей салфетку.

— Если вы хорошенько высморкаетесь, то голос не будет гнусавым.

Она следует моему совету и возвращается к рассказу о любовницах мужа.

Пока я привожу в порядок ее лицо, пользуясь тем малым, что у нас есть на двоих, узнаю всю подноготную их брака. Долгого и счастливого, если, конечно, не считать «грехи» мужа, которым нет счета. Пока жена мирилась с ними, все шло отлично, но публичное появление последней (очень молодой) любовницы поставило под угрозу практикуемую ею политику невмешательства.

К счастью, никаких советов от меня не требуется, только несколько минут времени и чуть-чуть косметики. Напоследок я подправляю ее прическу, чтобы начесанные локоны немного прикрывали лицо.

— Когда вернетесь за стол, чихните пару раз и пожалуйтесь на освежитель воздуха в туалете. Это объяснит покрасневшие глаза и лицо. И улыбайтесь. Пока не решите, что делать дальше, улыбайтесь. В школе я позволила одноклассникам пробить мою броню, поэтому до сих пор восстанавливаюсь. Держите броню!

Улыбнувшись, женщина пожимает мою руку:

— Это я должна давать вам советы, а не вы мне. Но спасибо, я постараюсь улыбаться. А вам счастливого возвращения домой… Можно узнать ваше имя?

— Аля Гончарова.

— Счастливого возвращения, Аля!

— И вам.

— Меня зовут Тамара Воинова. Навряд ли мы с вами снова встретимся, но запомните мое имя на всякий случай, мало ли что. Если когда-нибудь понадобится помощь…

Она замолкает, вспомнив, что поделилась со мной секретами. Хотя я и так могу узнать, кто она такая, найдя ее в зале.

— Вам не о чем беспокоиться, — заверяю, пожимая ее руку.

Когда я возвращаюсь в зал, ни отца Никиты, ни его самого на месте нет. Старательно не замечая Егора, я беру с подноса официанта десерт. Торт. С шоколадным и ванильным кремом. Ломая шоколадную корку ложечкой, я сглатываю слюну. Как же давно я не ела сладкого!

— Я на женщин так не смотрю, как ты смотришь на торт, — смеется Егор, но я упорно не обращаю на него внимания. Беру холодный шоколад в рот, и в ту же секунду удовольствие выстреливает в кровь, огненными молниями разбегаясь по телу.

— Если хочешь, съешь и мой десерт, — предлагает Егор, придвигаясь ближе. — Ты смотришь в тарелку, потому что обиделась или накладные ресницы слишком тяжелые? — потешается.

— У меня свои ресницы! — не выдерживаю, и Егор довольно смеется. Удалось пробить меня на реакцию, вот и празднует. — Отстань от меня! Вон, смотри, какой лот, картина с квадратиками.

— Она называется «Любовь к живому».

— Шутишь?

— Нет.

Приглядываюсь к огромному полотну, но, хоть убей, не вижу ничего, кроме фиолетовых квадратов. Ничего живого, это уж точно.

— Вот и купи ее, а от меня отстань!

Егор бросает ленивый взгляд на сцену и пожимает плечами.

Не собираюсь с ним общаться. Мне неприятно, что он помнит про кроссовки, да и Никиту обсуждать не хочу. Я была бы рада повидаться с Егором на вечере встречи, но не здесь. И не сейчас.

Отвернувшись, я слежу за матерью Никиты. Она затягивает на плечах дорогую накидку, пухлые пальцы теребят колье. Она ощутимо взволнованна и, не выдержав, направляется в сторону бара. Вот и славненько, пусть госпожа Королева подействует на сына, а я подожду.

Проходя мимо нашего столика, она бросает на меня умоляющий взгляд. Если они вскоре не вернутся, мне придется отправиться на помощь, хотя я понятия не имею, что могу сделать.

— Ты раньше бывала на аукционах? — Егор не отстает от меня. Придвинувшись ближе, он пытается привлечь мое внимание и завести светскую беседу. После нашей стычки он изменился, потеплел, что ли. Но это не значит, что я собираюсь с ним болтать, не после его злобных выпадов. — Аль?! Я задал вопрос! Ты раньше бывала на аукционах?

— Гм, — мычу неосознанно, следя за матерью Никиты.

— На каких? Благотворительных?

— Гм.

— А сегодня будешь участвовать в торгах?

— Гм.

Мать Никиты стоит в дверях, всплескивает руками и что-то возбужденно говорит. Наверное, мне следует присоединиться, но ноги отказываются подчиняться. Мне, как и Егору, очень хорошо без Никиты.

— Потратишь миллионы?

Я почти не слушаю Егора, поэтому отвечаю очередным «гм».

— Или триллионы?

— Гм.

Мать Никиты хватается за косяк, обнимает себя свободной рукой. Как и отец Никиты, она кажется больной, хрупкой. Я не сомневаюсь, что в их отношениях все не так просто, особенно если Никите навязывают брак с Изабеллой. Как же я сожалею, что ввязалась в их проблемы!

— Какой лот тебя заинтересовал?

— Гм.

— Мне он тоже понравился. Красивая вещь.

— Гм.

— А мне еще нравится сорок второй лот. Бутерброд с колбасой и сыром, вещь исторической ценности.

— Гм.

Я полуосознанно слышу, что Егор порет чушь, но мне не до него. Мать Никиты хватается за голову, горестно качает ею из стороны в сторону, и эта немая сцена магнитом притягивает мой взгляд. Я вляпалась в центр семейного горя. Проблемы с бизнесом, стареющий больной отец, никчемный сын и страдающая мать.

— Я недавно женился.

— Гм.

— Очень пышная свадьба была. Семьсот гостей.

— Гм.

— Нет, не семьсот. Тысяча семьсот.

— Гм.

— Жена красавица.

— Гм.

— Она жираф и спит на дереве.

— Гм.

— Все с тобой понятно. Как всегда, ты не слушаешь никого, кроме Королева! — раздраженно заключает Егор и отодвигается в сторону. — Аль, вот скажи, почему ты такая слепая? Всегда была и до сих пор такой осталась. Он же кобель, эгоист и пьяница. Как можно такого любить, объясни мне, непонятливому! Знаешь, почему его мать убивается? Он наверняка учинил очередной беспредел, и охрана грозится вышвырнуть его и вызвать полицию. Ты думала, куда он ушел? В библиотеку? В прошлый раз охрана поймала его с девицей за экспонатом, за большой лошадью…

Егор осекся, хмуро дернул бровями. Не иначе как волнуется, что эта информация меня расстроит. Как будто я не заметила, что брюнетка выскользнула из-за стола вскоре после Никиты!