Судя по его носу, можно было предположить, что раньше он играл в хоккей или занимался боксом. Мужчина окинул меня взглядом с головы до ног, но, слава богу, не подал признаков того, что узнал меня. Он снял пиджак и закатал рукава светло-синей рубашки.

— Меня зовут Уолтер Андерсон, — сообщил он и повторил свою фамилию, — Андерсон.

Я уже начала думать, что он повернется и напишет мелом свою фамилию на черной доске, но вместо этого мужчина открыл свой портфель и достал из него секундомер.

— Если вы успешно пройдете этот тест, я узнаю ваши фамилии. Если вы не умеете быстро печатать, то рекомендую вам прямо сейчас покинуть помещение.

Он внимательно посмотрел в глаза каждой из соискательниц. Я, как советовала мне мама, смотрела прямо на него. «Тебя не будут уважать, если ты не смотришь людям в глаза, Ирина, — говорила мама, — в особенности мужчины».

Две соискательницы поерзали на стульях, но с места никто не встал.

— Отлично, — продолжал Андерсон, — тогда начнем.

— Простите, — произнесла женщина в пиджаке и подняла руку, словно в ученица в школе. Я поняла, что она ведет себя неправильно, и мне стало за нее стыдно.

— Я не ваш учитель, — сказал Андерсон.

— Да, вы правы, — ответила женщина и опустила руку.

Андерсон посмотрел на потолок и сделал глубокий и громкий выдох.

— Вы хотели что-то спросить?

— Что мы будем печатать?

Он сел за большой стол и достал из портфеля книгу в желтой обложке. Это был роман «Мосты в Токо-Ри».

— Кто любит художественную литературу? — спросил он.

Все мы подняли руки.

— Отлично. Есть поклонники творчества Миченера Джеймса?

— Я видела фильм, — ответила я, — Грейс Келли отлично сыграла.

— Видите, как здорово, — сказал Андерсон и открыл книгу. — Начнем? — произнес он и взял в руку хронометр.

После теста, стоя в набитом людьми лифте, я пощупала рукой потную спину. Салфетка, которую я засунула под пояс, исчезла. Вывалилась ли она в лифте или, что гораздо хуже, когда я встала после прохождения теста? Может быть, в этот самый момент Уолтер Андерсон смотрел на эту мокрую салфетку? Я подумала о том, стоит ли вернуться, чтобы найти салфетку, но потом передумала. Мне вряд ли предложат эту работу, поэтому потерянная салфетка уже не имела никакого значения.

...

По результатам теста я была второй. Уолтер Андерсон записал, а потом и вслух зачитал наши результаты.

— Видимо, мимо, — заметила молодая брюнетка по имени Беки. Она прошла тест хуже всех.

— Это не единственная в мире вакансия, — заметила женщина в пиджаке. Я почувствовала, что она пытается скрыть радость: она печатала и стенографировала гораздо быстрее нас с Беки.

— Этот парень показался мне полным козлом, — продолжала Беки. — Вы заметили, как он на нас смотрел? Как на стейк на обеденном столе, — Беки посмотрела на меня. — В особенности на тебя.

— Это точно, — ответила я. Я заметила, что Андерсон на меня засматривался, но считала, что он интересовался мной с профессиональной точки зрения. В этом плане у меня всегда была большая проблема с мужчинами. Если они находили меня привлекательной, я всегда узнавала об этом последней. Чтобы поверить, что я нравлюсь мужчине, он должен был сказать мне об этом прямым текстом, но даже в этом случае я верила ему лишь наполовину. Я не считала себя привлекательной. Мне казалось, что я — человек, которого не замечают на улице или когда сидят с ним рядом в общественном транспорте. Моя мать всегда говорила, что я принадлежу к тому типу женщин, которых нужно хорошенько рассмотреть, чтобы оценить по достоинству. Если честно, меня это полностью устраивало. Я не стремилась выделиться. Жить незаметно было гораздо проще. Мужчины не свистели мне вслед, не позволяли себе комментарии, заставляющие женщин прикрывать грудь сумочкой, и на улице меня не провожали десятки глаз.

Однако я испытала легкое разочарование, когда в шестнадцать лет поняла, что не стану такой красавицей, какой была моя мать в юности. У мамы были чудесные округлые формы, а я была довольно угловатой. Когда я была маленькой, мама носила бесформенное домашнее платье днем, когда работала, но по вечерам могла примерить платье, которое шила для богатых клиенток. Она кружилась, заставляя пышные юбки развеваться на нашей кухне, и я ей говорила, что на ней платье смотрится замечательно.

Я видела фотографию мамы в моем возрасте. На фото она была в зеленой фабричной форме с косынкой на голове. Я не была на нее похожа, я была больше похожа на отца. На самом дне нижнего выдвижного ящика комода мама хранила фотографию отца в военной форме. Также фото отца хранились в чемодане. Иногда, когда мамы не было дома, я вынимала чемодан и внимательно смотрела на его фотографии, повторяя про себя, что если забуду, как он выглядит, то в моей душе будет пустота, которая никогда больше ничем не заполнится.

Я рассталась с двумя соискательницами у входа в Агентство. Женщина в пиджаке, которая прошла тест лучше нас, махнула рукой и сказала на прощание: «Удачи!»

— Удача мне точно пригодится, — заметила Беки и закурила.

Конечно, удача — штука совершенно не лишняя, но лично я в нее не верила.

...

Спустя две недели я сидела за кухонным столом, пила чай и обводила в газете заинтересовавшие меня объявления о работе.

За столом для игры в настольный теннис мама шила платье дочери хозяина квартиры для церемонии Кинсеаньера, которая празднуется в день пятнадцатилетия девочки и символизирует переход от подросткового возраста к взрослой жизни. Мама надеялась, что после такого подарка хозяин смилостивится и не станет поднимать квартплату. Вот уже второй раз за день она пересказывала мне вычитанную в газете Post историю о женщине, которая родила девочку на Ки-Бридж.

— Они не успевали в роддом, поэтому остановили машину, и она родила прямо в машине! Ты представляешь? — говорила она мне из соседней комнаты. Когда я не ответила, мама еще раз, гораздо громче, чем до этого, пересказала эту историю.

— Ты мне это уже рассказывала!

— Нет, ну ты можешь себе это представить?

— Нет, не могу.

— Что?

— Я сказала, что не могу!

Я почувствовала, что мне надо выйти из дома — куда угодно, просто для того, чтобы пройтись. Мама посылала меня по разным делам, но кроме этого мне нечем было заняться. Я откликнулась на десяток вакансий, но пока у меня было назначено всего одно интервью на следующей неделе. Я уже надевала пальто, когда зазвонил телефон. Я вошла в гостиную и увидела, что мама снимает трубку.

— Что вы говорите? — произнесла мама в трубку очень громким голосом, которым обычно говорила по телефону.

— Кто это? — спросила я.

— Айрин? Здесь таких нет. Почему вы сюда звоните?

Я выхватила у нее трубку.

— Да?

Мама пожала плечами и вернулась к столу для игры в настольный теннис.

— Это мисс Ирина Дроз-до-ва? — произнес женский голос.

— Да, это я. Простите, у меня мама…

— С вами будет говорить Уолтер Андерсон.

На том конце провода заиграла классическая музыка. Мышцы живота напряглись. Через некоторое время музыка прекратилась, и я услышала голос мистера Андерсона.

— Мы хотим, чтобы вы еще раз зашли к нам.

— Но я же вроде была второй по результатам теста? — спросила я, но тут же пожалела о том, что сказала это. Зачем надо было напоминать об этих посредственных результатах.

— Совершенно верно.

— Мне казалось, что у вас всего одна открытая вакансия? — я и сама не понимала, зачем занимаюсь самосаботажем.

— Нам понравилось то, что мы увидели.

— Вы предлагаете мне работу?

— Не надо бежать впереди паровоза, Торопыжка, — ответил он. — Или мне надо придумать какое-нибудь другое имя, учитывая скорость, с которой вы печатаете? Сможете подойти к двум часам?

— Сегодня? — удивилась я. Сегодня я должна была поехать с мамой в магазин «Все для шитья» во Френдшип-Хайтс, чтобы помочь ей выбрать блестки для платья Кинсеаньеры.

...

Мама не любила ходить в этот магазин одна, потому что считала, что владелица магазина плохо относится к русским.

— Она смотрит на меня так, как будто я собираюсь сбросить на магазин бомбу. И так каждый раз!

— Да, сегодня, — ответил он.

— В два?

— В два.

— В два? — в дверном проеме появилась мама. — Так мы же в два часа едем во Френдшип-Хайтс!

Я отмахнулась от нее рукой.

— Я приеду, — сказала я, но на том конце провода уже звучали короткие гудки. Андерсон повесил трубку. У меня оставался час для того, чтобы одеться и доехать до центра.

— Что происходит? — поинтересовалась мама.

— У меня сегодня второе собеседование.

— Ты уже прошла тест на скорость на печатной машинке. Что они еще от тебя хотят? Чтобы ты испекла им торт? Продемонстрировала гимнастические упражнения? Что им от тебя надо?

— Я не знаю.

Она критично посмотрела на домашнее платье в цветочек, в которое я была одета.

— Что бы они там от тебя ни хотели, но в таком виде ты там появиться не можешь.

На этот раз я оделась в одежду из льняной ткани.

Я приехала раньше назначенного времени, но меня тут же провели в кабинет Уолтера Андерсона. Его первый вопрос показался мне неожиданным. Он не стал спрашивать меня, как я представляла свое будущее через пять лет, каким, по моему мнению, был мой самый большой недостаток и почему я хотела получить именно эту работу. Он даже не спросил меня, симпатизирую ли я коммунистам и насколько предана идеалам страны, в которой родилась.