— Правильно, — кивнул Гарнер. — И ты все время, если так можно выразиться, пребывал в этом теле. Гринберг, память инопланетянина наложилась на твой мозг. Ты делал годами то же самое с дельфинами, но это никогда на тебя так не влияло. В чем же дело, Гринберг? Выскочи наружу!

Раб в инвалидном кресле не предпринял никаких попыток убить себя.

— Ты… — Кзанол-Гринберг сделал паузу, чтобы перевести слово, — беломяс. Ты презренный, гниющий, искалеченный беломяс с дефектными гениталиями. Перестань говорить мне, кто я! Я знаю, кто я!

Он поглядел на свои руки. Слезинки, появившиеся в уголках глаз, сбежали, раздражая кожу щек, но лицо оставалось невыразительным, как у дебила.

Гарнер смотрел на него с прищуром.

— Ты считаешь себя этим, как его там, инопланетным чудовищем из открытого космоса? Чушь. Инопланетное чудовище валяется на первом этаже этого здания, и оно совершенно безобидно. Если сможем вытащить его обратно в нормальное время, оно назовет тебя самозванцем. Попозже я свожу тебя поглядеть на него. Часть сказанного тобою — правда. Я в самом деле старик. Но что такое… э-э… беломяс? — Он подчеркнул последнее слово.

Кзанол успокоился.

— Это я для вас перевел. Беломяс — искусственно созданное тнуктипами животное, служащее источником мяса. Беломяс огромный, как динозавр, гладкий и белый, как шму. Он весьма похож на шму. Мы используем все части тела, кроме скелета, а беломяс ест легкодоступную пищу, дешевую, почти как воздух. Формой напоминает гусеницу, тянущуюся к листку. Рот находится перед лапой на животе.

— Легкодоступную пищу?

Кзанол-Гринберг его не услышал.

— Это забавно, — сказал он. — Гарнер, помнишь ли ты изображения брандашмыгов, присланные второй экспедицией с Джинкса? Гринберг надеялся когда-нибудь прочитать их мысли.

— Надо же, и в самом деле!

— Брандашмыги — это беломясы, — сказал Кзанол-Гринберг. — У них нет разума.

— Я это подозревал. Однако, сынок, тебе стоит вспомнить, что у них было два миллиарда лет на развитие ума.

— Это им не помогло. Они не могут мутировать. Такими созданы. Беломяс — это одна большая клетка, с хромосомой длиной в твою руку и толщиной в твой мизинец. Радиация никак не может повлиять на них, а при любом вредном воздействии прежде всего страдает аппарат для почкования.

Кзанол-Гринберг растерялся. Что означает это очередное совпадение?

— С чего вообще решили, что они разумны? — спросил он.

— Ну, например, с того, — сказал Гарнер мягко, — что, согласно отчету экспедиции, их мозг огромен. Весом с трехлетнего ребенка.

Кзанол-Гринберг расхохотался:

— Это тоже было задумано! У мозга беломяса чудесный вкус, поэтому тнуктипские инженеры увеличили его размер. И что?

— А то, что он имеет извилины, как человеческий мозг.

Ну да. Как человеческий, и тнуктипский, и тринтский, кстати. Но почему…

Кзанол-Гринберг похрустел суставами пальцев и поспешил раздвинуть руки, чтобы не повторить этого снова. Загадка разумных брандашмыгов беспокоила его, но другие вещи волновали больше. Почему, например, его не спасли через триста лет после нажатия аварийной кнопки? Он должен был врезаться в Землю подобно всеуничтожающему гневу Подателя Силы. Кто-нибудь на Луне непременно увидел бы это.

Неужели наблюдательный пост на луне брошен?

Почему?

— Возможно, — вломился в его мысли Гарнер, — мутации были вызваны чем-то покрупнее космических лучей. Чем-то вроде пулеметной очереди или метеорного потока.

Кзанол-Гринберг покачал головой и уточнил:

— Есть другие свидетельства?

— Да чертова куча. Гринберг, что ты знаешь о Джинксе?

— Немало, — сказал Кзанол-Гринберг.

Познания Ларри о Джинксе были столь же глубоки, как и у любого колониста. Едва прозвучало это слово, явились непрошеные воспоминания. Джинкс…

Естественный спутник Байнари, третьей планеты Сириуса А. Байнари — гигант с оранжевыми полосами, крупнее и намного горячее Юпитера. Джинкс же в шесть раз больше Земли, сила тяжести там превосходит земную в 1,78 раза, период обращения вокруг оси — свыше четырех суток. Из всех факторов, сформировавших Джинкс, важнейший — отсутствие радиоактивных элементов. Джинкс тверд на всей глубине литосферы, доходящей до половины расстояния от железоникелевого ядра.

Очень давно — еще до рождения Кзанола — Джинкс был намного ближе к Байнари. Настолько близко, что приливы остановили вращение спутника и придали ему яйцеобразную форму. Позднее эти же приливы оттолкнули его от Байнари. Вполне обычное дело. Но атмосфера и океаны приобрели более или менее сферическую форму, а сам Джинкс — нет. Он так и остался вытянутым.

Джинкс превратился в пасхальное яйцо, раскрашенное в разные цвета в зависимости от давления на поверхности.

Океан представлял собой широкое кольцо из чрезвычайно соленой воды, проходящее через полюса вращения. Области, названные колонистами Концами, были на шестьсот миль «выше» океана, то есть на шестьсот миль дальше от центра масс луны, завершаясь самой близкой и самой далекой от Байнари точками. Они буквально выпирали из атмосферы. На снимках, переданных первой экспедицией, Концы выглядели белыми, как кости, с пятнами резких черных теней. Дальше от Концов тени скрывались под атмосферой и появлялись облака. Эти облака все уплотнялись, коричнево-серая земля показывалась из-под них все реже, пока не исчезала целиком. Океан был вечно скрыт полосой перистых облаков в тысячи миль шириной. На уровне моря воздух был чрезвычайно плотным, с неизменной температурой в двести семь градусов по Фаренгейту [97 градусов по Цельсию.].

Колония Сириус Матер находилась на Восточном континенте, в трех тысячах миль к востоку от океана, и представляла собой треугольник обрабатываемой земли с надувными домами у слияния двух рек. Первые колонисты выбрали для посадки место с высоким атмосферным давлением, зная, что плотная атмосфера защитит их и от температурных колебаний в долгие дни и ночи, и от ультрафиолетового жара бело-голубого Сириуса А. Сириус Матер теперь мог похвастаться изрядным населением: почти двести шутников всех возрастов…

— Хорошо, — произнес Гарнер. — Тогда я не буду ничего объяснять. Ллойд, можно воспользоваться телефоном?

— Само собой. — Ллойд ткнул пальцем в стену.

Экран телефона был велик, занимал полстены. Люк набрал номер тринадцатью быстрыми движениями указательного пальца. Экран сразу же осветился; появилась изящная молодая брюнетка с вьющимися волосами.

— Технологическая полиция, архивный отдел.

— Говорит Лукас Гарнер, выездной оперативник. Вот мой код. — Он показал камере пластиковую карту. — Я хочу получить раздел о брандашмыгах из сообщений с Джинкса за две тысячи сто шестой год.

— Да, сэр. — Девушка встала и вышла из поля зрения.

Кзанол-Гринберг наклонился к экрану. Последнее сообщение с Джинкса прибыло только два месяца назад, бо́льшая часть его еще не была обнародована. Он помнил, что видел отдельные кадры с брандашмыгами, но и только. Теперь, обладая новым взглядом на мир, он узнает, действительно ли брандашмыги — это беломясы.

Вообще-то, какая разница? По сути, он должен чувствовать себя как в тот момент, когда прекратилось действие звукового снотворного Мэсни. Лишенным друзей, дома, тела, потерявшим всякую надежду. Но первый долг пленника — бежать. С помощью обмана, измены, воровства или убийства, любым способом. Если удастся убедить этих наглых рабов в том, что он будет сотрудничать, что готов предоставить информацию…

Но сначала надо получить ответ. Позже он решит, почему этот вопрос кажется таким важным. Предположение о том, что беломясы могут быть разумными, поразило его, как смертельное оскорбление. Почему? Не важно почему.

Девушка вернулась, улыбаясь.

— Мистер Гарнер, передаю вас мэру Херкимеру, — сообщила она и коснулась чего-то под краем стола.

Изображение рассеялось и собралось снова, но теперь оно было рваным, усыпанным цветными точками. Луч мазера, перенесший картинку за девять световых лет, на пути пострадал от воздействия пыли, гравитационных полей и накладывающихся световых волн.

У мэра Херкимера было широкое лицо, каштановые волосы и густая борода. Голос прорывался сквозь помехи, но произношение было ясным и аккуратным, хотя и с акцентом.

— …Поскольку все, что не было приварено, давно уже вытащили из «Ленивой восьмерки-два», и поскольку термоядерный реактор «Ленивой восьмерки-один» при посадке не пострадал и будет снабжать нас энергией весь чертов век, и поскольку до весны работы в любом случае мало, начальство проголосовало за то, чтобы рискнуть и послать «Ленивую восьмерку-два» для изучения океанических областей Джинкса. В силу этого решения шестеро наших пылких исследователей, а именно… — Херкимер перечислил фамилии, — взяли корабль и отправились на запад. Кольцевидное летающее крыло — это вам не чертов аэроплан, но корабль был легче, чем при первой посадке, и у нас было достаточно энергии, чтобы летать вечно или сесть вертикально на любую равнину. Проблема заключалась в том, что чертова видимость все снижалась…

— Их жаргон, похоже, несколько изменился с тех пор, как они отправились на Джинкс, — шепнул Гарнер.