Один из них, смахивающий на чудовищную банку рыбных консервов, представлял собой кольцевидное летающее крыло, покоящееся на нижнем, тупом конце, и был посадочной ступенью, грузовым блоком и системой жизнеобеспечения «Ленивой восьмерки-3». Его бы узнал любой, даже без голубого человеческого знака бесконечности на боку. Он был триста двадцать футов в диаметре и триста шестьдесят в высоту. Другой, далеко справа, являлся пассажирским кораблем, таким же большим, как старинная «Куин Мэри», одним из двух одинаковых роскошных перевозчиков, обслуживающих отель на Титане. Даже на таком расстоянии было очевидно, что все, буквально все сгрудились у его посадочного люка.

Старательно прислушиваясь, Кзанол-Гринберг так и не мог выяснить, что они там делают; но он узнал оттенок слишком спокойных мыслей. Это были укрощенные рабы — рабы, выполняющие приказы.

Второй тринт был недалеко. Но почему он не летит на собственном корабле? А приземлялся ли он здесь? А не проводит ли этот птаввский негодяй неторопливую инспекцию своих новых владений?

Кзанол приказал Мэсни:

— Охрана велела нам двигаться вперед. Едем к этому кораблю для новобрачных.

И они заскользили над бетоном.

Гарнер потряс головой и дал ей снова упасть. Сознание у него было как у спящего ребенка. Сквозь него пролетали мысли, эфемерные, словно сновидения. Они не смели задерживаться. Гарнеру приказали не думать.

«Я выгляжу ужасно дряхлым», — вдруг заключил он.

Мысль ускользнула… и вернулась.

«Дряхлым? Я стар, но не дряхл. Нет? У меня на подбородке слюна».

Он еще раз тряхнул головой, со всей силой. Потом шлепнул по лицу ладонью. Гарнер уже снова думал, но не так быстро, как хотелось. Он повозился с управлением кресла и подкатился к кофейному автомату. Когда он наполнял чашку, рука затряслась, и горячий кофе пролился на кисть и запястье. В ярости Гарнер швырнул чашку в стену.

Его разум снова ушел в белую пустоту.

Несколько минут спустя через дверь, пошатываясь, вошла Джуди Гринберг. Она казалась потрясенной, но ее сознание снова функционировало. Она увидела Гарнера, поникшего в своем кресле, с лицом слабоумного старика, и стала лить ему на голову холодную воду.

— Где он? — ожив, поинтересовался Гарнер.

— Не знаю, — ответила Джуди. — Видела, как он выходил, но тогда меня это не заинтересовало. Шеф Мэсни был с ним. Что с нами произошло?

— Что-то, чего мне следовало ожидать. — Гарнер выглядел теперь не как дряхлый старец, а как разъяренный Саваоф. — Это означает, что дела даже не плохи, а ужасны. Эта инопланетная статуя… Едва увидев ее, я понял, с ней что-то не так, но не сообразил, что именно. К чертям! У пришельца обе руки были вытянуты, словно он собирался прыгнуть ласточкой в воду и в последний момент струсил. И еще я заметил небольшой выступ у него на груди. Смотри. Пришелец поместил себя в замораживающее поле, чтобы избежать какой-то катастрофы. После этого кнопка, включающая поле, оказалась внутри его, и палец, нажавший ее, — тоже. Кнопка не нуждается в фиксаторе для удержания ее в нажатом состоянии; наверное, фиксатора и не было. Но обе руки вытянуты. Когда Янски поместил пришельца в свое собственное поле, тот уронил копательный инструмент Гринберга и отпустил кнопку. Она, должно быть, отжалась. Почему он тогда же не пробудился к жизни, я не знаю; разве что замораживающее поле имеет инерцию наподобие гистерезиса в электрическом токе. Но сейчас он жив, и это его мы услышали.

— Значит, он — сущее чудовище, — сказала Джуди. — И Ларри мнит себя им?

— Именно.

Кресло Гарнера поднялось и описало дугу по комнате, затем выскользнуло за дверь, набирая скорость. Джуди проводила его взглядом.

— И если Ларри поймет, что он не тот, кем себя считает… — начала она с надеждой и осеклась.

Один из полицейских, двигаясь как лунатик, встал на ноги.

Осматривая космопорт, Кзанол взял с собой охранников. Он также забрал всех ремонтников, диспетчеров, астронавтов и даже пассажиров, которые повстречались ему на пути. Владельцу «кадиллака» даже вояж на Марс казался опасным путешествием! Если состояние земных космических технологий таково, лучше иметь под рукой как можно больше специалистов.

Пару диспетчеров он отослал обратно на рабочие места, чтобы поискать на звездных картах F124. Прочая обслуга пошла с Кзанолом, все увеличиваясь в числе. Только у двоих хватило здравого смысла спрятаться при виде приближающейся толпы. К тому моменту, когда Кзанол добрался до пассажирского лайнера, он увлек за собой всех, находившихся в космопорту, кроме Мэсни, Кзанола-Гринберга и этих двоих, проявивших осторожность.

Он уже выбрал «Ленивую восьмерку-3», единственный межзвездный корабль на поле. Пока спасательный выключатель на его спине будут чинить, рабы смогут закончить монтаж двигателя и топливных баков и вывести их на орбиту. По крайней мере через год он будет готов покинуть Землю. Тогда он возьмет с собой большой экипаж и проведет путешествие в стазисе, поручив рабам будить его каждый раз, когда новый ребенок достигнет возраста, при котором можно воспринимать приказы. Их потомки и разбудят его в конце путешествия.

Стоя перед обтекаемым кольцом, представлявшим собой хвостовую часть корабля, Кзанол смотрел в зияющую пасть твердотопливного посадочного двигателя. Сознание одного из инженеров пояснило ему, как вращение корабля заменит искусственную гравитацию. Он прошелся вдоль задней стены центрального коридора и через двери над головой и под ногами рассмотрел Сад, где вместо системы воздухообмена вроде той, что вырастили тнуктипы на его корабле, тянулись рады гидропонных баков. Посетил и огромный пост управления — там три стены были покрыты кошмарной мозаикой из циферблатов, экранов и пультов. Его собственный корабль нуждался только в экране и панели управления бортовым мозгом. Повсюду он видел изобретательность, заменявшую подлинное знание, и сложные импровизации вместо компактных и простых машин, известных ему. Осмелится ли Кзанол доверить свою жизнь этому наспех собранному монстру?

У него не было выбора. Примечательно, что и люди поступили бы так же; они интриговали и боролись, чтобы попасть сюда. Зов космоса был их манией — психической болезнью, требующей быстрого исцеления, пока они не истощили ресурсы этого мира.

«Этот разведывательный полет, — подумал Кзанол, — длится куда дольше, чем я рассчитывал». А потом, вовсе не походя: «Увижу ли я Тринтун снова?»

Что ж, по крайней мере, ему надо убить время. Пока он здесь, можно узнать, что люди считают роскошным лайнером.

Несмотря на свой скепсис, Кзанол был поражен.

Тринтские лайнеры бывали и покрупнее, чем «Золотое кольцо», а некоторые — и гораздо крупнее; но очень немногие несли в себе подобную роскошь; преимущественно те, что перевозили владельцев планет. Прямоточные двигатели под треугольным крылом были почти таких же габаритов, как у нескольких военных кораблей, стоявших на летном поле. Углы «Золотого кольца» конструкторы сделали только там, где их не было заметно. Отделанный золотыми и темно-синими панелями салон казался огромным, намного просторнее, чем был в реальности. Противоперегрузочные кушетки убирались в стену, освобождая место для бара, уютного танцзала, компактного казино. Обеденные столы сами изящно поднимались из покрытого ковром пола и, переворачиваясь, демонстрировали столешницы из темно-зернистого пласто-дуба. Передняя стена представляла собой гигантский трехмерный экран. Когда уровень воды в топливном баке достаточно понизится, бак превратится в плавательный бассейн и туда можно будет войти из салона.

Кзанол не мог понять общей системы, пока не сообразил, что термоядерный двигатель расположен внизу. Прямоточные моторы поднимут корабль на безопасную высоту, а там уже термоядерная тяга будет направлена вверх, а не вперед. Вода вместо жидкого водорода использовалась не потому, что пассажиры нуждались в бассейне, а потому, что вода была безопаснее в транспортировке и давала дополнительный запас кислорода. Каюты представляли собой чудеса миниатюризации.

Здесь воплощены идеи, подумалось Кзанолу, которые он сможет применить, вернувшись к цивилизации. Он присел в противоперегрузочное кресло и достал из кармана на спинке соседнего брошюру. Первым делом наткнулся на изумительное красочное изображение Сатурна, наблюдаемого через купол танцзала отеля «Титан».

Разумеется, он узнал планету. И начал поспешно расспрашивать людей вокруг.

Правда обрушилась на него мгновенно.

Кзанол-Гринберг ахнул — и его ментальный щит с лязгом поднялся. Мэсни не так повезло. Он закричал, обхватил голову и снова закричал. В Топике, в тридцати милях отсюда, все люди с повышенной чувствительностью услышали вопль гнева и отчаяния.

В институте Меннинджера девушка, уже четыре года парализованная, заставила размякшие мышцы ног держать ее вертикально, пока она оглядывалась вокруг. Чей-то голос звал на помощь, кому-то она была необходима.

У Лукаса Гарнера перехватило дыхание, и он рывком остановил свое кресло. Единственный среди окружавших его пешеходов, словно пораженных сильнейшей головной болью, Гарнер прислушивался. В этих эмоциях должна была крыться информация! Но он ничего не смог услышать. Чувство потери стало его собственным, оно высасывало волю к жизни, и казалось, он тонет в черном приливе.