Вся чертова Вселенная только и ждет, когда мы наконец откроем антигравитацию.

— Доброе утро, — произнес Эрик. — Что-нибудь придумал?

— Да. — Я поднялся с кровати и добавил: — Только не доставай меня вопросами. Узнаешь по ходу дела.

— Завтракать не будешь?

— Пока нет.

Я один за другим надел космические доспехи, словно рыцарь короля Артура, и отправился за ведрами, но сперва натянул перчатки. Температура в холодильнике приближалась к абсолютному нулю.

— Это обычный лед, — сообщил я, подняв ведра. — Выпусти меня.

— Не выпущу, пока не объяснишь, — проворчал Эрик.

Тем не менее двери отворились.

Я вышел на крыло и принялся откручивать правую панель номер два.

— Эрик, вспомни об испытаниях пилотируемого космического корабля. Прежде чем запустить в него людей, все детали проверяют по отдельности и в сборе. И все же, если что-то не работает, оно либо сломалось, либо его не протестировали как следует. Так?

— Звучит разумно, — сухо отозвался он.

— В нашем случае поломок нет. Обшивка корабля в полном порядке, и оба двигателя просто не могли одновременно выйти из строя. Следовательно, что-то не протестировали как положено.

Я открыл панель. Лед в ведрах тихонько бурлил, соприкасаясь со стеклянными стенками. Голубоватые ледышки потрескались от внутреннего давления. Я опрокинул одно ведро над лабиринтом проводов, контактов и реле. Лед раскрошился, и я смог закрыть дверцу.

— Прошлой ночью мне пришла в голову мысль. Кое-что действительно не проверили. Все детали корабля побывали на испытательном стенде при венерианских температуре и давлении, но не корабль в целом. Он слишком велик.

Я перешел на левое крыло и открутил панель номер три в задней кромке стабилизатора. В ведре уже наполовину была вода, наполовину мелкие льдинки. Я выплеснул их на корабль и закрыл дверцу.

— Твои контакты закоротило от жары, или от давления, или от их сочетания. С давлением я ничего поделать не могу, зато могу охладить реле льдом. Скажи, какой двигатель оживет первым, и мы будем знать, какая панель нам нужна.

— Хоуи! Ты, вообще, представляешь, что может случиться с раскаленным металлом от холодной воды?

— Он может потрескаться. Тогда ты потеряешь контроль над двигателями… совсем как сейчас.

— Гм… Ты прав, напарник. Но я все равно ничего не чувствую.

Я вернулся к шлюзовой камере, размахивая ведрами. Как бы они не расплавились! Впрочем, я пробыл снаружи не так уж и долго.

Сняв скафандр, я начал наполнять ведра заново, когда Эрик сказал:

— Чувствую правый двигатель.

— Насколько хорошо? Контроль полный?

— Нет. Не улавливаю температуру. Хотя стоп, погоди. Хоуи, все в порядке.

Я с облегчением вздохнул и поставил ведра в холодильник. Нужно взлетать, пока реле не нагрелись.

Вода остывала минут двадцать, как вдруг Эрик сообщил:

— Чувствительность пропадает.

— Что?

— Чувствительность пропадает. Я не ощущаю температуру и теряю контроль над подачей топлива. Все снова нагрелось.

— Черт! И что дальше?

— Не хочу тебе говорить. Подумай сам.

Я подумал.

— Мы поднимемся как можно выше на аэростате, и я выйду на крыло с ведром льда в каждой руке.

Пришлось повысить температуру в аэростате почти до восьмисот градусов, чтобы получить нужное давление, но после этого все пошло как по маслу. Мы поднялись на шестнадцать миль. За три часа.

— Выше не получится, — сказал Эрик. — Ты готов?

Молча я отправился за льдом. Эрик видел меня и не нуждался в ответе. Он открыл шлюзовую камеру.

Я мог бы испытывать страх, панику, решимость или готовность к самопожертвованию, но не испытывал ровным счетом ничего. Вышел на крыло, чувствуя себя измочаленным зомби.

Магниты работали на полную мощность. Я словно шел по луже дегтя. Воздух был густым, хотя и не таким густым, как внизу. При свете головного прожектора я дошел до панели номер два, открыл ее, вывалил лед и отшвырнул ведро. Лед смерзся в один сплошной комок, закрыть дверцу не получалось. Я оставил ее открытой и поспешил на другое крыло. Во втором ведре лежало мелкое крошево. Я засыпал его в корабль, запер левую панель номер два и вернулся к правой со свободными руками. Мир вокруг казался преддверием ада, и только свет налобного фонаря пронзал темноту. У меня уже горели ступни. Я закрыл правую панель, за которой кипела вода, и на цыпочках пошел по корпусу к шлюзу.

— Заходи и пристегивайся, — велел Эрик. — Скорее!

— Мне нужно снять скафандр, — ответил я, безуспешно пытаясь разъять застежки дрожащими руками.

— Нет, не нужно, — возразил напарник. — Если мы взлетим сейчас, у нас есть шанс добраться до дома. Заходи прямо в скафандре.

Я повиновался. Пока натягивал страховочную сетку, двигатели взревели. Корабль вздрогнул, оторвался от аэростата и ринулся вперед. Двигатели набирали рабочую скорость, давление нарастало. Эрик выжимал из корабля все силы. Мне было бы некомфортно даже без металлического облачения, а в нем я испытывал адские муки. От скафандра загорелась койка, но мне так сдавило горло, что я не мог поднять тревогу. Мы взлетали практически вертикально.

Через двадцать минут корабль дернулся, как лягушка от удара током.

— Двигатель сдох, — спокойно сказал Эрик. — Воспользуюсь вторым.

Он сбросил испорченный двигатель, и корабль снова накренился. Двинулся, как раненый пингвин, но все же набирая скорость. Минута… другая… Второй двигатель тоже отказал, мы словно увязли в патоке. Эрик стравил из него воздух, и давление упало. Я снова мог говорить.

— Эрик…

— Что?

— У тебя есть зефирки?

— Что? А, вижу. Скафандр держит?

— Конечно.

— Тогда потерпи. Потом потушим. Я пока буду идти по инерции, но когда запущу ракету, мало не покажется.

— Мы выберемся?

— Думаю, да. На честном слове.

Сначала накатила ледяная волна облегчения. Затем злость.

— Больше ничего не онемеет ни с того ни с сего? — спросил я.

— Нет. А что?

— Ты же мне скажешь, если вдруг?

— К чему ты клонишь?

— Забудь.

Я больше не злился.

— Черта с два я забуду, — возразил напарник. — Ты прекрасно знаешь, что это была механическая поломка, кретин. Сам же починил!

— Нет. Я убедил тебя, что у меня все получится. Ты должен был поверить, что двигатели снова заработают. Эрик, я нашел для тебя чудодейственное средство. Я лишь надеюсь, что мне не придется изобретать новые плацебо всю дорогу домой.

— Ты в это веришь и все равно вышел на крыло на высоте шестнадцати миль? — механически фыркнул Эрик. — У тебя стальные яйца, недомерок, но лучше бы у тебя были мозги.

Я не ответил.

— Ставлю пять штук, что проблема была в механике. Приземлимся и спросим у специалистов.

— Заметано, — согласился я.

— Запускаю ракету. Два, один.

Меня вдавило в металлический скафандр. Коптящие языки пламени лизали мои уши, выписывали черные письмена на зеленом металлическом потолке, но розовый туман в глазах стоял не от огня.

Парень в толстых очках развернул схему венерианского корабля и постучал похожим на обрубок пальцем по задней кромке крыла.

— Здесь, — сообщил он. — Внешнее давление слегка пережало канал электропроводки, и кабелю было некуда гнуться. Он словно стал жестким, понимаешь? А потом металл расширился от нагрева и контакты разошлись.

— Полагаю, оба крыла устроены одинаково?

Он странно посмотрел на меня:

— Ну разумеется.

Я оставил чек на пять тысяч долларов в куче писем для Эрика и сел на самолет до Бразилии. Понятия не имею, как он меня разыскал, но сегодня утром пришла телеграмма.

...

ХОУИ ВЕРНИСЬ Я ВСЕ ПРОСТИЛ

МОЗГ ДОНОВАНА

Куда ж я денусь.