Лаура Грант

Изумрудное пламя

Все пути ведут к свиданью,

Это знает стар и млад.

В. Шекспир. Двенадцатая ночь. Aкт II, сцена III

1

Значит, это правда. Ричард Кингслир возвратился из Святой земли и, судя по взгляду, которым он окинул ее, выпрямляясь после поклона королю, наказание не смирило его горячий нрав.

Король Эдуард сам возвратился только летом. Ничего не замечая, он предавался воспоминаниям.

— Приветствую тебя на родной земле, лорд Кингслир! Я помню, как тебя звали мусульмане! Дьявол Акры! Стоило тебе взяться за меч, и они все начинали дрожать от страха. О твоей храбрости, лорд Ричард, ходит немало легенд.

Джоанна сначала побледнела, потом залилась жарким румянцем, ей было душно в переполненной зале. Убежать бы, но как это сделать, не привлекая к себе внимания? Здесь почти все знают, что он натворил в прошлом, и ей не стоит труда представить, что будут говорить за ее спиной. Нет, такого удовольствия она им не доставит.

Она-то думала, что никто не заметил, как он посмотрел на нее, отчего она рассердилась и — неужели? — немножко испугалась. Так нет, леди Габриэла, другая фрейлина принцессы потянула ее за рукав и не замедлила лукаво шепнуть:

— Похоже, неверные не остудили его пыл, а?

— Ну и нахальства у него! — так же шепотом ответила ей Джоанна. — Вернуться как ни в чем не бывало ко двору!

Леди Габриэла, приехавшая из Кастилии с королевой Элеонорой, лишь пожала плечами.

— Четыре года — долгий срок, querida. Он воевал с врагами Господа и уж, верно, искупил свои грехи.

— Да он бы никуда не поехал, если бы ему не приказал старый король, — прошипела Джоанна. — Что бы ни говорил его милость, я никогда не прощу ему мою сестру. Никогда!

— Пусть так, дорогая, но вам все-таки придется хотя бы во имя Пресвятой Девы смириться с его присутствием. Как бы то ни было, король любит его, ведь они рядом сражались за Святую землю.

— Как жалко, что стрела, ранившая его в Акре, та, от которой он спас короля, не была отравлена!

Черноглазая фрейлина со страхом отшатнулась от Джоанны.

— Дорогая, вам надо побольше молиться, чтобы Господь не оставил вас своей милостью. Такая горечь ни к чему хорошему не приведет. Боже, как прелестно у вас разгорелись глазки и щечки! — пожилая фрейлина задумалась о чем-то и, словно ее вдруг озарило, сказала: — Послушайте, querida, если бы не эта ваша враждебность, из вас бы вышла красивая пара.

— Чепуха, леди Габриэла, — с неожиданной резкостью оборвала ее Джоанна. — Вы слишком наслушались песен трубадуров. Скорей я уйду в монастырь, чем позволю этому дьяволу приблизиться ко мне... Да и ему этого не надо. Зачем, когда есть столько других дам, губить двух из одной семьи?

Она решительно отвернулась от леди Габриэлы, словно ей немедленно потребовалось стряхнуть что-то с малиновой юбки, и едва ли не в ту же минуту поймала себя на том, что внимательно разглядывает заинтересовавшего ее рыцаря на другой стороне заполненной множеством придворных залы.

«Дьявол Акры». Лучше не придумаешь. В этой зале среди светловолосых и белокожих мужчин и женщин Ричард Кингслир мог бы легко сойти за сарацина со своей гривой черных волос и карими глазами, которые с того места, где стояла Джоанна, тоже казались совсем черными. Сирийское солнце не пощадило его, и бронзовое худое лицо с ястребиным носом ничем не отличалось от лиц родных детей знойной пустыни. Говорили, он еще долго оставался в Сирии после того, как король Эдуард и королева Элеонора отбыли на родину. Интересно, почему? Что удерживало его там, когда все христианское воинство отправилось восвояси?

Его черные волосы блестели в лучах проникавшего в залу солнца, и Джоанна, не желая того, залюбовалась широкими сильными плечами, с которых до колен, по последней моде, ниспадала синяя туника, прихваченная на узкой талии поясом. Спустив глаза ниже, она увидела длинные стройные ноги в красных рейтузах.

Теперь, когда король Эдуард заговорил с кем-то другим, Ричард оказался как бы сам по себе, словно собравшиеся в зале, признавая свою малость, боялись подойти к нему поближе.

Он как будто прочитал ее мысли и впился в нее взглядом, как сокол, нашедший добычу. Улыбка играла у него на губах. «Ничего у вас не выйдет, — подумала Джоанна. — Я вам не кролик».

Сама не замечая того, она вздернула подбородок, словно отвечая на его вызов.

— Леди Джоанна, леди Джоанна, — услышала она настойчивый голосок принцессы Элеоноры, — принесите мне, пожалуйста, из моей комнаты футлярчик для ароматического шарика. Я хочу его показать его милости.

Джоанна, с трудом приходя в себя, внимательно поглядела на девочку. Вопреки самой себе она чувствовала себя кроликом, которому чудом удалось ускользнуть от когтей сокола.

— Прямо сейчас, принцесса Элеонора? — переспросила она, стараясь не выказать своего недовольства. — Только что приехал архиепископ, — она кивнула в сторону обменивавшихся приветствиями архиепископа и короля. — Не думаю...

— Я хочу сейчас! — топнула ножкой принцесса.

Жизнерадостная и вежливая девочка научилась капризничать с тех пор, как ее родители вернулись из Святой земли. Однако королеве Элеоноре наверняка не понравится, если ее дочь при всех устроит скандал.

Ничего не поделаешь. Придется Джоанне покинуть спасительное многолюдие. Пробормотав что-то, Джоанна невольно поглядела на высокого мужчину. Кажется, его увлекла беседа архиепископа и короля Эдуарда.

Стараясь проскользнуть как можно незаметнее, Джоанна вышла из залы и направилась в комнату принцессы. Оглянувшись пару раз, она никого не увидела и устыдилась собственной глупости. Он не посмеет!

Дай Бог, чтобы маленькая Элеонора набралась терпения, пока она идет через двор, добирается до детской и разыскивает футляр.

Надо будет обратить внимание на ее манеры и как-то уменьшить влияние на нее отца. Король Эдуард напрасно старается за несколько месяцев возместить свое многолетнее отсутствие. Ребенку совсем вскружили голову.

К счастью, футляр лежал на самом виду, на бархатном покрывале. Подхватив красную нитку, за которую надо было его привязывать к кушаку, Джоанна побежала по плохо освещенному коридору к винтовой лестнице.

И налетела на широкую крепкую грудь, одетую в синюю...

В изумлении Джоанна отскочила назад и упала бы, не подхвати ее сильные руки Ричарда Кингслира.

— Вы! — забыв обо всем на свете, воскликнула Джоанна. Ей опять показалось, что она всего лишь маленький кролик, попавшийся в безжалостные когти сокола. 3а несколько секунд, проведенных в его объятиях, она обратила внимание на черточки вокруг его глаз, прорисованные солнцем и ветром, и улыбку, приподнявшую уголки губ, пока она изо всех сил старалась вновь обрести чувство собственного достоинства. — Я... Прошу прощения, милорд. Я сама виновата.

— Чепуха, милая госпожа. Я рад, что мне выпало счастье спасти очаровательную даму от ужасного несчастья.

Какой у него красивый низкий голос! Как бархат. Взглядом он сказал ей, что никакая опасность ей не грозила, если бы она не потеряла голову, встретив его в пустом коридоре.

— Меня послала принцесса. Она хочет, чтобы вы захватили заодно меховую накидку, ей пришло в голову прогуляться.

— Мне жаль, что вам пришлось исполнить службу пажа, милорд, — холодно проговорила Джоанна. Да как он смеет смотреть на нее? Разве он не знает, что из всех смертных людей на земле именно с ним она меньше всего хочет говорить?

— Одно удовольствие служить очаровательной даме, — поклонился он. — Ричард Кингслир, миледи. Всегда к вашим услугам.

«Надо же, «к услугам», — подумала Джоанна. — Да он же само высокомерие. Недаром сестра звала его дьяволом».

Выдержав паузу, Ричард напомнил о себе:

— Я слышал, принцесса называла вас «леди Джоанной»?

«Господи Боже мой, да он не знает моего имени! — поняла Джоанна. — Он не знает, что я сестра Алисии! А откуда ему знать? Ведь мне было всего двенадцать, когда Алисия умерла, и он тотчас уехал». Все еще не сводя взгляда с его загорелого дочерна лица, она предвкушала, как оно изменится, стоит ей только сказать свое имя. Что она прочтет в его глазах?

— Прошу прощения, милорд. Я думала, вы меня знаете. Я — леди Джоанна Хокингем...

— Хокингем... — повторил он задумчиво. — Теперь я должен просить у вас прощения, но меня так давно не было дома... Что-то знакомое, а что, никак не вспомню...

«Не вспомню!» Ах, да, конечно, ведь Алисия была женой барона Уиллоуби, когда встретила Ричарда, и он, наверное, даже не слышал о замке, где они обе родились.

— Тогда вы, вероятно, вспомните мою сестру, — Джоанна постаралась проговорить это как можно холоднее. — Леди Алисия, графиня Уиллоуби.

Ей доставило большое удовольствие смотреть, как гаснет огонь у него в глазах, губы становятся похожи на тонкую жесткую линию и добродушно открытое выражение сходит с лица.

— Конечно, — в голосе у него не осталось ни одной живой ноты. — Успокой, Господи, ее душу.

Джоанна думала, что он немедленно покинет ее, а он, хотя и по-другому, продолжал рассматривать ее.

— Милорд, — не выдержала она. Сердце у нее билось так громко, что она боялась, как бы он не услышал, — вы передали мне поручение принцессы. Я благодарю вас.

Джоанна повернулась было, чтобы идти за накидкой, но он удержал ее ласковым и в то же время твердым прикосновением к руке.

— Вы... Значит, вы сестра Алисии? Но вы совсем не похожи на нее.

Джоанна постаралась скрыть охватившее ее смятение.

— Да, я знаю. Моя мать всегда говорила, что Алисии досталась вся красота.

Она наконец вырвала у него руку и побежала в комнату принцессы. Не может быть, чтобы дьявол последовал за ней.

Он и не последовал. Джоанна облегченно вздохнула, увидев, что Ричарда Кингслира нет на лестнице, когда вернулась с накидкой. Что ж, тем лучше.

«Вы совсем не похожи на нее». Получше он ничего не мог придумать. Не надо быть очень проницательным, чтобы еще раз напомнить о горькой правде, отравлявшей ей жизнь. Алисия была на десять лет старше, и у нее было все, о чем только можно мечтать: золотые волосы, из-за которых ее прозвали «хокингемской красавицей», голубые глаза, прелестная фигура и добрый нрав. Стоило какому-нибудь мужчине услышать ее звонкий смех, и он тотчас становился ее послушным рабом. Отец любил ее даже больше, чем своего наследника Вильяма, и ни за что не желал расставаться с ней, даже когда подошло время выдавать ее замуж. В конце концов ее выдали за барона Уиллоуби из далекого Линкольншира, и Джоанна, которой к тому времени исполнилось шесть лет, решила, что теперь ей удастся обратить на себя родительскую любовь, до тех пор принадлежавшую исключительно Алисии.

Граф Хокингем не был злым человеком, он не бил ни свою жену, ни слуг, но не в его силах было подарить Джоанне любовь, навсегда отданную Алисии.

«Конечно, его легко понять, — думала Джоанна. — Будь я хоть немножко похожа на Алисию, так нет, у меня каштановые волосы и зеленые глаза. Еще девчонкой я была ужасно высокой. Вся в отца. Ничего от графини Маргариты. Даже имя Джоанна. Совсем простое. Не то что Алисия».

Джоанна все же решила доказать, что и она чего-то стоит. Для этого она уговорила отца Ансельма научить ее читать и считать, а Хьюберта — скакать на лошади.

Прошло немного времени, и усилия Джоанны были в какой-то степени вознаграждены. Отец стал время от времени просить ее проверять расходы и совершал с ней долгие прогулки верхом, пока не простудился и не умер. Мать Джоанны была слишком поглощена своим горем, чтобы уделять хоть какое-то внимание дочери. После того как Вильям возвратился к графу Честеру, где готовился к посвящению в рыцари, графиня Маргарита объявила, что уходит в монастырь.

Пришлось маленькой Джоанне отправиться к Алисии и ее мужу в замок Уиллоуби. Ослепительно красивая Алисия с радостью приняла свою грустную сестренку, тем более что ее старый муж не подарил ей ребенка и ей нечем было заполнить свои дни. Джоанна расцвела, купаясь в любви сестры и ее доброго мужа.

А потом в Уиллоуби явился Ричард Кингслир...

2

«Тогда вы, вероятно, вспомните мою сестру. Леди Алисия Уиллоуби». Ричард изо всех сил старался развлекаться, но надменный голосок не переставал звучать у него в голове. Вместе еще с несколькими приближенными он сопровождал короля Эдуарда на соколиную охоту, но даже когда он снимал колпачок с головы птицы, перед его мысленным взором вставали осуждающие зеленые глаза Джоанны.

Надо же, чтобы первой понравившейся ему женщиной после долгого отсутствия оказалась сестра той, которая разбила ему сердце и перед смертью прокляла самое его имя.

В Уиллоуби он приехал после того, как его господин, у которого он был оруженосцем, внезапно умер, упав с лошади. Ему было тогда шестнадцать, и его вдовая мать, родственница барона Уиллоуби, послала его к нему, чтобы он получил рыцарские шпоры. После этого он должен был вернуться домой и стать законным хозяином Кингслира.

Он вспомнил, как в первый раз увидел Алисию, графиню Уиллоуби. Приехал он поздно ночью, так что пришлось ему удовлетвориться ужином на кухне и тюфяком в зале. Наутро, смыв грязь с лица ледяной водой из родника, он словно по чьему-то приказу поднял голову и посмотрел туда, где были покои его нового господина.

Там в лучах солнца стояла, расчесывая золотые волосы железным гребнем, дама. Сначала ему показалось, что на ней ничего нет и от нескромных взоров ее укрывает только золотое облако, но потом он заметил тонкую рубашку, словно сотканную из паутины. Когда она подняла руки уложить волосы в прическу, ее молодые груди натянули почти невидимую ткань.

У Ричарда пересохло во рту. Он понял, что смотрит на графиню, жену своего господина, но у него не было сил отвести от нее взгляд. Тогда-то она посмотрела вниз и тоже увидела его... хотя Ричарду показалось, что она с самого начала прекрасно знала о его присутствии. Быстро отвернувшись, словно не заметив его, она продолжала стоять возле окна и показывать себя завороженному юнцу. Улыбка играла на ее полных губах, пока она мучила его и наслаждалась его муками. Потом ее позвал мужской голос, и она отошла от окна, но сначала провела розовым язычком по губам.

Скучавшей графине, которая была четырьмя годами старше, потребовался год, чтобы соблазнить его. Ричард был на удивление наивен и считал страшным грехом наставить рога господину, особенно если он так добр к нему, как барон Уиллоуби. Однако леди Алисия оказалась терпеливой и неутомимой охотницей и постоянно требовала его услуг, особенно когда ее мужа не было дома.

Он пытался умерить свою похоть, с ожесточением бросаясь на служанок, но, если бы об этом узнала леди Алисия, она бы не выбранила его, а просто удвоила количество «случайных» встреч, во время которых смотрела на него блестящими голодными глазами.

В то время он едва замечал младшую сестру графини, еще совсем девочку, но уже переросшую свою старшую сестру на целую голову. Если бы ему не сказали, что это ее сестра, он бы решил, что она родственница барона, потому что у них не было ничего общего, кроме разве влекущих миндалевидных глаз. Еще тогда он подумал, что она станет красавицей, но, влюбившись в графиню, напрочь о ней забыл.

Джоанна Хокингем не обманула его ожиданий, хотя, судя по ее горьким словам, сама еще не представляла, как она прекрасна. Пусть у нее не светлые волосы и не голубые глаза, обыкновенно воспеваемые трубадурами, зато она гибкая и грациозная и достаточно высокая, чтобы гордо нести свою женскую стать. Господь наградил ее очаровательным румянцем на щеках с необычно высокими и для английских девиц скулами, а когда Ричард заглянул в ее окаймленные длинными черными ресницами глаза, то они напомнили ему незамутненные лесные озера, глубину которых еще никому не удалось узнать. Лукаво изогнутые губки над белыми, как жемчужины, ровными зубами и каштановые волосы, блестевшие, словно отполированное дерево, отнюдь не портили ее.

Джоанна. Совсем простое имя, но как оно ей идет. Другим женщинам требовалось дополнительное украшение в виде звучного имени — Перонелла, Гелисенда, Аделиса, но только не ей. Стоит ли золотить нежную лилию?

«Жаль, что она сестра Алисии, — подумал Ричард. — Вряд ли ей удастся переломить свою неприязнь».

Он не заметил, что рассуждает вслух и тяжко вздыхает, пока не услышал смех Пемброука.

— Что так мрачно, Ричард? Ваш сокол только что схватил кролика, а вы и не заметили! У него это ловко получилось. Зовите-ка его обратно! Ну же!

Поглядев вверх, Ричард действительно увидел в когтях своего сокола маленькое существо с темной шерстью. Тогда он вытащил приманку из седельной сумки и засвистел. Сокол повиновался и уселся на кожаную перчатку на левой руке всадника. Ричард дал ему кусок сырого мяса, после чего кинул кролика слуге с большим мешком и спутал лапки сокола.

Охотники остановились на невысоком пригорке возле самой Темзы. Внезапный истошный крик остановил его руку, когда он уже полунадел колпачок на шелковистую головку сокола.

Внизу река делала причудливый разворот, и там мчалась, не разбирая дороги, лошадь, унося на себе низко пригнувшегося к ее спине седока с развевающимися по ветру каштановыми волосами. Седок опять закричал, но ветер отнес его крик в сторону.

— Милорд, возьмите у меня птицу! Кажется, кобыла этой дамы понесла... — не терпящим возражения голосом попросил Ричард графа Пемброука и, не дожидаясь ответа, вонзил золотые шпоры в бока коню.

Скачка была недолгой, ибо его конь, натренировавшись на песках Святой земли, легко одолевал английское бездорожье. 3а ту секунду, что Ричард примеривался к поводьям, он успел заметить бледное, как мел, удивленное лицо Джоанны. Не у нее одной при дворе короля Эдуарда были каштановые волосы, но сердце не обмануло рыцаря.

Он ожидал слов благодарности, даже рассчитывал, что, спасая ее, умерит ее отвращение к соблазнителю леди Алисии, и напрасно.

— Что это вы делаете, милорд? — закричала Джоанна. Лицо ее было искажено ненавистью. Глаза метали молнии. — Немедленно отпустите поводья!

— Вы что, сошли с ума? И это благодарность за то, что я спас вашу жизнь? Да вы костей не собрали бы, не подоспей я вам на помощь!

Ричард был возмущен ее несправедливостью.

— Это вы сошли с ума! — орала она ему. — Мы с Робином каждый день катаемся здесь, и, уверяю вас, он еще ни разу не ослушался меня. Что это вам взбрело в голову мешать нам?

— Тогда чего ради вы кричали? Разве вам не было страшно?

Она рассмеялась.

— Страшно? Да мне было просто прекрасно! А чего ради вы поскакали следом за мной, словно меня надо было спасать? Красуетесь перед королем?

Она насмешливо изогнула губки и показала хлыстом на глядевших на них рыцарей и дам.

— Мне незачем красоваться перед королем Эдуардом! И вообще перед кем бы то ни было! — ответил он, пораженный ее словами. Кажется, он действительно напрасно бросился ей на помощь. Однако, не желая оставить за ней последнее слово, он тоже не удержался от насмешки. — А почему вы одна, леди Джоанна? Неужели некому сопровождать вас?

— Надутый осел! Какое вам дело до меня? — обругала она его, не стерпя его дурацкого высокомерия. — Я же сказала, отпустите поводья!

Он промедлил всего несколько мгновений, поддавшись своему смятению, но этого хватило, чтобы она подалась вперед и ударила его по лицу хлыстом. Конь Ричарда взвился на дыбы от неожиданности, и Джоанна, подхватив поводья, пустила своего коня галопом.

Ричард зажал рукой полыхнувшую огнем щеку и, слыша позади себя смех короля и его приближенных, с трудом удержался, чтобы не помчаться вслед строптивице и не наказать ее за дурацкую выходку. Не будь тут короля, он бы стащил Джоанну с седла и уложил ее к себе на колени, чтобы воздать ей должным образом, но королю это придется не по вкусу. Он не терпел насилия над благородными дамами, даже если эти дамы не считали нужным вести себя благородно.