С едой дело обстояло лучше. Не считая убитого не раньше, чем вчера, кабана, в лагере был свежий хлеб и не меньше дюжины кругов сыра. Поскольку запасы паломников уже оскудели, это неожиданное подкрепление вызвало улыбки на всех без исключения лицах. Однако зачем разбойникам надо было похищать леди Джоанну, так и осталось тайной.

По молчаливому согласию паломники оставили осмотр большого шалаша напоследок, надеясь, что, может быть, там еще кое-что найдется. Ричард вошел первым, держа наготове меч на случай, если вдруг кто-нибудь из разбойников притаился в темноте. Сразу за ним шла Джоанна, не выпускавшая из рук кинжала, а за ней брат Уиллибранд и Джон Бейкер с дубинками.

Однако в шалаше никого не оказалось, кроме связанного седоголового человека с испуганными глазами, из завязанного рта которого вылетали непонятные звуки.

Монах от страха онемел и несколько мгновений ничего не мог сказать, только тыкал пальцем в две желтые полосы, нашитые на одежду человечка и заметные, несмотря на веревки.

— Еврей!

12

— Господи, спаси и сохрани нас! — завопил брат Уиллибранд, в ужасе глядя на связанного человечка и беспрерывно крестясь.

— Господи Иисусе! — вторил ему испуганный Джон Бейкер, отступая назад и оглядываясь, словно не зная, бежать ему сразу или немножко подождать.

Джоанна не сводила с еврея глаз. До сих пор она не видела ни одного из тех, кого священники называли проклятым народом, распявшим Иисуса Христа. Во времена Вильгельма Рыжего евреям разрешили жить в Англии, и большею частью они были ростовщиками. О них говорили как о злых высокомерных людях, которые под богатыми одеждами прячут хвосты, копыта и прочие дьявольские знаки.

На человечке было дорогое, но порванное платье, на лице синяки, один глаз совсем затек, нос был разбит. Другим глазом он внимательно следил за вошедшими, опасаясь их всех, даже Ричарда, который, не говоря ни слова, направился к нему, чтобы развязать.

— Ах, добрые господа, не надо меня бить! Я отдам вам все, что у меня есть! — взмолился, дрожа всем телом, еврей, едва освободился от пут.

— Успокойся, еврей. Мы не из шайки разбойников, — сказал Ричард. — Мы паломники. Нас они тоже хотели ограбить. Мы не обидим тебя, — твердо добавил он, не обращая внимания на ропот остальных, которые ничего так не хотели, как бежать подальше от человека из племени, презираемого ими от рождения.

— Ах, благословенно Его имя! — вздохнул еврей, растирая затекшие руки. — Я Вениамин бен Иосиф, лекарь из Ньюмаркета. Вчера вечером эти дьяволы напали на мой экипаж и убили кучера, пусть он покоится с миром. Потом они всю ночь мучили меня, чтобы я отдал им свои богатства, вы представляете? — Подняв рукава, он показал множество синяков, ссадин и даже ожогов. — А у меня ничего для них нет, — пожал плечами бен Иосиф. — Я же лекарь, а не ростовщик, как мой брат Авраам. Вот он богатый человек, — усмехнулся еврей.

— Я Ричард Кингслир, это леди Джоанна Хокингем, брат Уиллибранд и Джон Бейкер из Лондона. Кажется, вы сильно пострадали от разбойников и вам наверняка будет приятно узнать, что полудюжина из них мертва. Да тебе, лекарь, самому нужна помощь, иначе ты не доберешься до дому. Если не возражаешь, мы тебе поможем.

Старый еврей не верил своим ушам. Он упал на колени и, прежде чем Ричард успел его остановить, поцеловал край его одежды.

— Ах, милорд! Да будет благословенно ваше имя за бесконечную доброту. Ох, спасибо, спасибо, милорд!

— Лорд Ричард, нельзя... мы не можем... спотыкаясь на новом имени рыцаря, попробовал было возразить монах.

— Мы не можем его здесь оставить, потому что разбойники обязательно вернутся. Он же человек, монах, ты забыл об этом? Ты можешь ехать верхом, лекарь?

— Не знаю, милорд, — ответил бен Иосиф. — Кажется, они сломали мне несколько ребер. Но если они не разгромили экипаж, он должен быть где-то рядом. А вы идете в Уолсингем?

Ричард кивнул.

— Я так и подумал. Хорошо, что Ньюмаркет вам по пути! Я с удовольствием разделю экипаж со всеми, кто пожелает.

Джоанна с тревогой последовала за Ричардом, который, поддерживая старого еврея, вышел с ним из шалаша. Брат Уиллибранд и Джон Бейкер подчинились властному тону барона, однако вряд ли все будут такими покорными.

Паломники оторвались от приготовления к ужину, когда Ричард представил им лекаря и объяснил, что он тоже стал жертвой разбоя.

— Еврей... поедет с нами? — недовольно переспросила графиня Кларисса. — Вы не сошли с ума, рыцарь Как Вас Там Звать? Сначала мы узнаем, что вы сами не тот, за кого себя выдавали, а теперь еще и это! Вы хотите, чтобы мы до самого Ньюмаркета ехали вместе с проклятым евреем!

— Ехать вместе с убийцей Христа? Ну нет! — вмешалась Марджери Эпплфилд. Наконец-то женщины нашли повод объединиться.

Монахини, схватившись за кресты, упали на колени. Мэри Бейкер бросилась к мужу, а брат Томас беспрерывно теребил рясу и печально бормотал;

— Ох, как же так? Как же так?

Старый еврей обреченно опустил голову, по-видимому, давно привыкнув к подобному обращению.

— Прошу прощения, милорд. Лучше мне, наверное, ехать одному.

Внутри Джоанны все перевернулось, когда она посмотрела, как еврей морщится от боли.

— Позор вам! Этот человек пострадал от тех же разбойников, что напали на нас! Да и как может он быть убийцей Христа, жившего двенадцать веков назад? Разве не римляне распяли нашего Господа? И разве Иисус не был евреем?

Паломники все еще испуганно роптали, посматривая на Вениамина бен Иосифа. Джоанна слышала, как кто-то говорил «ритуальное убийство» и «любители крови».

Ричарду это надоело.

— Вы все, послушайте. Если вы не хотите ехать вместе с невинным лекарем, так знайте, что леди Джоанна и я отделимся от вас и будем сопровождать бен Иосифа до его дома. Только не забудьте, что у вас нет теперь ваших так называемых стражей, а вы вооружены в лучшем случае ножами и парой дубинок, да еще тем, что оставили вам разбойники, — при этом Ричард многозначительно посмотрел на свой меч и стал ждать ответа.

Паломники долго переглядывались между собой, пока наконец Эдвин Блэкхерст не выступил вперед с виноватым видом.

— Мы поторопились, милорд. Мы хотим, чтобы вы ехали с нами, и если таково ваше желание, то пусть еврей тоже едет. Мою покойную жену лечил еврей, хороший человек, дай Бог ему здоровья, в кого бы он ни верил.

Он повернулся к остальным, и все один за другим кивнули, соглашаясь на условие Ричарда.

Паломники вернулись к своим занятиям, и Ричард повернулся к Джоанне. Она знала, что у нее горят щеки. Он так сказал «леди Джоанна и я», словно имел право говорить от ее имени и был уверен, что она последует за ним, если паломники будут стоять на своем. К счастью, ей не надо делать выбор, достаточно того, что она не опровергла его перед всеми.

— Милорд, у меня нет слов выразить вам свою благодарность, — робко проговорил еврей, не замечая, что встревает в молчаливый разговор молодых людей. — Немного в Англии людей, похожих на вас, особенно среди знатных рыцарей.

Его последнюю фразу можно было принять и за вопрос, и за утверждение.

— Просто я видел достаточно несчастий из-за религиозных разногласий, — сказал Ричард. — Прошу прощения, но мне надо смыть остатки краски с лица.

Джоанна осталась наедине с евреем у входа в шалаш.

— Ах, мадемуазель... вам я тоже очень благодарен. Вы так меня защищали! Вы были похожи на львицу! — ухмыльнулся старик, отчего все лицо у него покрылось морщинами, а глаза засияли.

— Я... Я никогда раньше не встречалась с людьми из вашего племени, — робко улыбнулась ему Джоанна. — Кажется, вы такой же, как все.

Бен Иосиф отнесся к ее словам с философским спокойствием.

— Как все и не как все. Но вы, если мне не показалось, хромаете, и нога у вас завязана. Подвернули лодыжку?

Джоанна кивнула.

— Пойдемте со мной к экипажу. У меня есть кое-какие лекарства, которых разбойники не нашли, специально для вас.

Как оказалось, у лекаря было много «специальных» лекарств. Увидев, как он мажет ногу Джоанне, многие паломники стали подходить к нему до ужина и после ужина лечить натертые во время путешествия волдыри, полученные во время сражения раны, головную боль и прочее. К Мод Малкин он подошел сам. Он видел, как она с надеждой и со страхом смотрит на него, а потом переводит взгляд на ребенка, лежащего у нее на коленях.

— Можно мне посмотреть мальчика? — услыхала Джоанна.

Он взял малыша у матери, и она отцепила крепко сжатые руки, но мальчик не стал плакать, а с любопытством ухватился за растрепанную бороду еврея.

— Хороший мальчик, — ласково проговорил еврей. — Только бледненький немножко... Женщина, ты показывала ребенка лекарю?

— Нет... милорд... — Мод покраснела, не зная, как его назвать. — Я... Мы... У нас нет денег...

— Понятно, — бен Иосиф поднял ребенка, так что его ухо чуть не касалось его груди, и подождал, пока Уолтер перестал хихикать. Потом послушал его. — Хм. Так я и думал. Сердечко слабенькое. Если ты мне доверяешь, женщина, я дам тебе капли, которые ты будешь ему давать. Они укрепят ему сердце.

— Нет, не надо... Я благодарю вас, сэр, — сказала Мод, протягивая руки к ребенку. — Мы идем в Уолсингем. Дева Мария поможет нам.

Вениамин бен Иосиф пожал плечами, как делал это, по-видимому, не раз, сталкиваясь с упрямством и слепой верой язычников.

— Очень хорошо, что ты веришь в чудо, женщина. Без чуда малыш не доживет до... А без моих капель он не доживет до Уолсингема, и Дева Мария не успеет сотворить чудо. Не бойся. Это лучше, чем ничего. Капли наперстянки. Я поеду с вами, и мне не уйти живым, если лекарства причинят кому-нибудь вред. Вы меня спасли, и я хочу отплатить вам добром за добро.

Джоанна отвернулась, чтобы посмотреть на жарившегося на костре кабана. Лодыжка почти не болела, после того как бен Иосиф смазал ее и опять завязал. Ей очень хотелось, чтобы капли помогли мальчику, не только потому что ей было жаль несчастную Мод. Хотя паломники разрешили еврею лечить себя, ему несдобровать в случае чего, и тогда даже Ричард Кингслир ему не поможет.

Когда кабан зажарился, Джоанна обратила внимание, что еврей не взял ни кусочка, удовольствовавшись хлебом и сыром.

— Сынам Израиля нельзя есть свинину, — учтиво извинился он.

Вскоре после ужина бен Иосиф лег спать возле костра, подобно многим паломникам. Схватка с разбойниками утомила людей, да и стемнело, пока жарился кабан. Джоанна, однако, чувствовала, как растет у нее внутри нетерпение. Она ждала, когда можно будет поговорить с Ричардом.

Наконец «час» настал, Джоанна нашла его взгляд, в котором отражалось пламя костра.

Она поднялась, обошла костер и, всего один раз оглянувшись, двинулась в сторону буков. Услыхав сову, она остановилась и вгляделась во тьму.

Джоанна сняла плат, и каштановые волосы рассыпались у нее по плечам. Ричард знал, что она ждет его, и с трудом удержался, чтобы не протянуть руку и не обнять ее. Однако он не посмел.

— Зачем вы тут, милорд? — спросила она ничего не выражающим голосом, и Ричард понял, что речь идет о паломничестве в Уолсингем, а не о том, что он сейчас с ней в дали от остальных.

— Мне казалось, что после сегодняшнего нападения вы не будете меня об этом спрашивать.

— Странно.

— Возможно. Вы знаете, где бы вы сейчас могли быть, если бы не я? За крепкими стенами какого-нибудь обнищавшего замка, обвенчанная с чудовищем, который бесновался бы от радости, что нашел одиноко путешествующую дурочку.

— Вы слышали, что сказал их вожак? Они охотились не вообще за благородной девицей, а за мной.

Джоанна заметно дрожала. Он услышал в ее голосе неприкрытый страх и не сдержался. Круто повернувшись, он схватил ее и прижал к себе, чувствуя, как она сначала чуть не начала драться с ним, а потом разразилась слезами.

— Ну, маленькая, не плачь. Ничего с тобой не случится, пока я жив.

Он гладил ее по волосам, наслаждаясь их шелковистостью, и ему очень хотелось взять ее за подбородок и поцелуями осушить слезы.

Джоанна долго плакала на его груди под крики ночных птиц и писк мыши, попавшей в когти совы. Затявкал лис, призывая свою лисицу.

— Я. . я должна была... — сказала в конце концов Джоанна, отрываясь от него. — Нельзя быть такой слабой. Но я устала и испугалась. Я все-таки обручена. Это нехорошо, что я...— она замолчала, не желая никак называть свое поведение, чтобы не вложить в него более глубокий смысл.

— Что вы? Искали защиты у человека, которого выбрало ваше сердце? Вашего жениха не было с вами, когда вы нуждались в сильной руке и в мече, мадемуазель.

В темноте он не видел ее словно омытых дождем зеленых глаз, только слезы на ее щеках поблескивали на свету.

— Не было, потому что я попросила его не ехать, а он с уважением относится к моим желаниям.

— Странно. Никогда бы не подумал, что вам нужен послушный муж.

Он понял, что достиг цели, потому что она отшатнулась от него.

— Значит, я должна стать вашей по праву завоевателя? Вот как вы думаете, милорд! А я и не знала, что у вашего сегодняшнего рыцарства есть цена!

— Уберите свои когти, кошка вы этакая, сказал он, успев схватить ее за руку, до того как она поспешила уйти. — Вы мне ничего не должны... Впрочем, кроме...

Он впился губами в ее губы, и вскоре голодная жадность сменилась нежностью. В ее устах была немыслимая сладость, когда она перестала сопротивляться, отдавшись на его волю, и его язык получил в свое владение и ее губы, и язык, и зубки.

Ричард прервал поцелуй, хотя она еще прижималась к нему и жаждала его поцелуев, и отодвинул ее от себя, правда, для этого ему потребовалась вся его воля.

— Вот так... Поцелуй под только что народившейся луной, что может быть лучше. Цена вашего спасения.

Он не видел ее лица в темноте, но услышал, как она коротко рассмеялась.

— Ну, милорд, вы дешево продаете свои рыцарские услуги, ведь барон Кингслир должен приглядывать за своими землями и людьми, что, несомненно, гораздо важнее, чем спасти девицу во время ее легкомысленного путешествия.

Он понял, что ей хочется знать, насколько она нужна ему. Неужели она еще сомневается в его чувствах? Он загримировался под старика, чтобы она не разоблачила его раньше времени, и поехал за ней, хотя она ясно показала, что ему не на что рассчитывать, и все-таки ей чисто по-женски хотелось услышать его признания. «Ну нет, лисичка с изумрудными глазами, ничего не скажу, пока не удостоверюсь, что ты не собирательница сердец, как твоя сестра».

— Я был в Хемпшире, там у меня все в порядке, благодаря моему верному сенешалю. Поля засеяны, стада тучнеют на весенней травке, мои люди едят досыта после голодной зимы.

Ричард беззаботно махнул рукой. «Нет, я ничего не скажу тебе о том, как я бродил по моему замку и мечтал увидеть тебя его хозяйкой. Ты, моя жена, сидишь у огня, и наши дети играют у твоих ног. Ты прядешь... Я видел, когда лежал на кровати, тебя рядом, твои каштановые волосы, рассыпанные на подушке, и твои зеленые глаза совсем близко, когда я склоняюсь над тобой...»

— Поздно уже, — только и проговорил он, — а вы сами сказали, что устали. Должен признаться, я тоже устал и не меньше старого сэра Ниварда, будь он сегодня на моем месте.

Он понял, что она улыбается, радуясь, что не услышала от него ничего неприятного.

— Я буду скучать по старому рыцарю. Он мог рассказать много интересного. Но я рада, что его заменили вы.

13

На другое утро все были в прекрасном настроении, когда покидали лагерь, потому что никому не надо было идти пешком. Двух лошадей впрягли в красный экипаж лекаря, и в нем расположились, кроме еврея, обе монахини и брат Томас. Джон и Мэри Бейкеры и две торговки рыбой взяли остальных четырех лошадей. Ни одна из женщин прежде не ездила верхом, и было много шуток, когда Бесс, Розу и Мэри стали учить езде. Один только брат Уиллибранд не захотел ехать, боясь, что его благочестию будет нанесен урон, если он позволит себе удобства, да еще в компании с евреем. Однако других, пожелавших ехать вместе с еврейским лекарем, он не осуждал.

— Как ваша лодыжка? — окликнул Джоанну Вениамин бен Иосиф, высовываясь из экипажа.

Джоанна в растерянности посмотрела на ногу и с удивлением подумала, что ни разу о ней не вспомнила. Когда она проснулась, то была так занята размышлениями о Ричарде, что совсем забыла об осторожности. Сидя на Робине, она повертела ею так и этак. О прежней боли напоминали лишь неприятные ощущения.

— Все в порядке! Она не болит! О, благодарю вас, мистер бен Иосиф! — восторженно отозвалась Джоанна.

Бен Иосиф просиял.

— Это так просто, но я все равно рад, леди Джоанна. Вы вот на него посмотрите! — и он показал на маленького Уолтера, сидящего впереди матери на бывшей лошади лудильщика.

Кажется, его знания помогли и ребенку. Конечно, он был все таким же худеньким и бледненьким, но все равно выглядел гораздо лучше, даже губки у него порозовели, и смотрел он на всех весело, а не беспокойно, как раньше, и на щечках у него тоже появился румянец.

— Благодарение Богу, — еле слышно проговорил лекарь.

— Аминь, — отозвался брат Томас, который тоже высунулся из окошка экипажа, — и Божьей Матери, — добавил он, чтобы хвала еврея дошла до христианского Бога.

Джоанна не удивилась, когда Ричард подъехал к ней. Они молчали, но вместо слов говорили их взгляды, задавая вопросы, на которые они пока не могли ответить.

Около полудня паломники достигли Гертфорда. Здесь они простились с лудильщиком Осгудом, который пожелал им доброго пути и поблагодарил за приятное путешествие. Он свернул в узкую улочку, где был его дом, а паломники поехали в центр города. День был базарный, и они хотели подкупить еды на случай, если им придется ночевать в дороге. Седельные сумки заполнились хлебами и кругами сыра, а еврей купил еще пару кур, недовольно кудахтавших в клетке. Бен Иосиф предназначал их для своих спутников, потому что, как он объяснил, даже «чистое» мясо он не мог есть, если его не разделывал по еврейскому закону специальный мясник.

Днем они поели в таверне и запили вкусное мясо таким же вкусным элем.

— Вы очень добры к старому еврею, — сказала Джоанна, обращаясь к Ричарду, когда они вновь тронулись в путь.

Бен Иосиф отказался зайти в таверну, сославшись на свои раны, хотя на самом деле, как поняла Джоанна, он боялся местных жителей. Когда Джоанна вышла на улицу, то увидела, что Ричард подал еврею воды и подождал, не попросит ли он чего-нибудь еще.

Ричард насмешливо взглянул на нее и поднял бровь.

— Пустяки. Я... я благодарю вас за то, что вы поддержали меня вчера, когда остальные не захотели ехать с ним вместе. Думаю, вы убедили тех, кого не убедил я.

— Я сказала только то, что считала правильным, — возразила она, погружаясь взглядом в темные озера его глаз. От того, что она увидела в них, у нее захватило дух... обожание и еще что-то более простое, отчего у нее быстрее забилось сердце и ей пришлось отвернуться, словно ее ослепило солнце.

— Все же для вас было непросто поддержать меня. Мы, так называемые христиане, с самых первых наших молитв учимся ненавидеть народ, давший нам нашего Господа Иисуса.

— Так почему же вы защищали его? спросила она, решившись еще раз взглянуть на его ястребиный профиль. — Вы же крестоносец и поклялись сражаться со всеми неверными.

— Может быть, виновато то, что я там видел. Крестоносцы поначалу хотели сделать святые места доступными для христианских паломников, а закончилось это резней и грабежами.

Он смотрел на дорогу впереди себя, но Джоанна поняла, что мысленно он в песках под жарким солнцем Востока.