— Все в порядке!

— Я чувствую себя такой дурой!

Если бы она хоть на минуту подумала о происходящем, то не поддалась бы панике.

— Ночь получилась просто адская, — пробормотал он, обхватив ее за плечи. — Давай теперь поднимемся наверх и все проверим.

Она промолчала, когда он снова поставил стул к запертой двери подвала.

— Я пойду следом, — предложил он.

Свет в прихожей теперь горел, как и лампа на крыльце. Люстра в гостиной зажглась тоже. Смущенная присутствием Максима, она обошла все комнаты первого этажа. Все оставалось нетронутым, как до отъезда. После обхода они снова оказались в прихожей.

— А как насчет второго этажа?

Джорджиана посмотрела наверх, пытаясь понять, что это — искреннее предложение или только поддразнивание.

— Ни к чему, — ответила она после недолгого молчания.

На этот раз он даже не чертыхался — просто стремительно поднялся, перешагивая через две ступеньки. Ей пришлось идти следом.

Максим проявил удивительную дотошность. В каждой из трех спален справа по коридору он открыл каждый шкаф и заглянул под кровати. Поначалу Джорджиана хотела его остановить, сказать, что его действия заставляют ее чувствовать себя все более неловко, но в выражении его лица было нечто такое, что заставило ее замолчать. Максим оберегал ее, пытался уверить в том, что она в безопасности, потому что он о ней позаботился.

От этой мысли у нее снова навернулись слезы, но она сдержалась. Максиму не все равно. Она ему небезразлична — и от одной этой мысли ей сразу же стало спокойнее.

Ее спальня была последней. Он приостановился, словно ожидая ее позволения войти.

Джорджиана надеялась, что не оставила в комнате слишком большого беспорядка.

Когда она обернулась к нему, он все еще стоял в дверях.

— Ну, это все, наверное, — нервно сказала она.

— Я не проверил твой шкаф… и твою кровать, — спокойно ответил он.

Его взгляд был беспокоен.

Джорджиана сбросила жакет еще в гостиной — и его ярко-синие глаза ярко вспыхнули, скользнув по ее фигуре.

— Иди сюда, Джорджи!

Она так и не узнала, произнес ли он эти слова вслух или она прочла его мысли. Она мгновенно пересекла комнату и оказалась в его объятиях.

Разжигать у нее желание не было необходимости: он сделал это еще во время танца. Теперь ей надо было осуществить свое желание.

Все страхи и сомнения, которые она испытывала в последние недели, исчезли, и осталось только чувственное наслаждение его объятиями. Когда он нашел ее губы и раскрыл их в настойчивом поцелуе, у Джорджианы из горла вырвался тихий стон согласия. Она погрузила руки в его густые волосы и приникла к нему всем телом.

Положив руку ей на талию, Максим нежно оттеснил ее вбок, пока его спина не уперлась в надежную преграду стены. И тогда его вторая рука легла рядом с первой, и неспешная властная ласка заставила Джорджиану приникнуть к нему. Его руки скользнули вниз и обхватили крепкие ягодицы. На этот раз, когда его колено оказалось между ее ногами, он приподнял ее и усадил на свою ногу. При каждом колебании его бедер давление то усиливалось, то ослабевало.

Ничего подобного она никогда не испытывала. Его ласки одновременно возбуждали и одурманивали Прикосновение его рук к ее обнаженным бедрам стало неожиданностью — она даже не заметила, что он поднял подол ее платья. А потом мужская рука скользнула вверх по животу и легла на ее трепещущую от страсти грудь.

Очень медленно он провел большим пальцем вокруг ее соска. Осторожное прикосновение к розовому бутону, ставшему невероятно чувствительным, заставляло ее тихо ахать: по всему ее телу разливались волны наслаждения.

— Попроси меня остаться, Джорджи, — настоятельно прошептал он. — Пожалуйста, попроси!

Его голос донесся откуда-то издалека. Она не хотела ничего говорить, не хотела брать на себя ответственность за какие-то решения, ей хотелось целиком погрузиться в головокружительный восторг, который граничил с мукой. Она хотела его так, как не хотела еще никого и никогда.

— Джорджи, скажи это! — снова произнес Максим у самых ее губ.

Он мог заставить ее сказать «да» и понимал это. Но он никогда не навязывал женщине решения и еще никогда не занимался любовью с замужней женщиной. К своему глубочайшему изумлению, он понял, что его останавливает именно это.

Он отстранился, жадно ловя воздух ртом. Джорджиана должна сделать все по доброй воле!

Джорджиане показалось, что она внезапно пробудилась. Ее голова бессильно упала ему на грудь.

Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в лицо.

— Я мог бы лишить тебя права выбора, — предложил он с грубоватой настойчивостью.

«Но ты этого не сделаешь», — подумала она, и ее глаза затуманились от боли.

— Но ты этого не сделаешь, — с горечью повторила она вслух.

— Да, — подтвердил Максим, разжимая объятия, — не сделаю.

Неужели это она распустила ему галстук и расстегнула рубашку? Джорджиана совершенно не помнила, чтобы это делала она. И в то же время, когда он ее оттолкнул, она мгновенно заметила множество самых разных нелепых подробностей. Максим тяжело дышал, его широкая грудь бурно вздымалась и опадала, словно работали кузнечные мехи, волосы растрепались, обычно четко очерченная линия губ смягчилась от ее поцелуев, а вот выражение его лица заставило ее отвернуться и дрожащими руками опустить подол платья.

Его черты напряглись от неутоленной страсти и разочарования Она прижала руку к губам, чтобы не дать вырваться рыданию. Максим имел полное право испытывать настоящую ярость. Они не зашли бы так далеко, если бы она его не поощряла.

Внезапный телефонный звонок заставил Джорджиану с криком отпрянуть в сторону.

Максим секунду наблюдал за ней, едва справляясь с желанием вырвать телефонный шнур из розетки.

— Ответь, черт подери! — крикнул он, когда пронзительный звон раздался в третий раз.

Когда Джорджиана только беспомощно покачала головой, он стремительно пересек комнату и схватил трубку.

— Джорджиана! Слава Богу! Что-то случилось? Мужской голос подействовал на него словно ведро холодной воды, в одну секунду погасив в Максиме жар страсти. Он повернулся и глухо произнес:

— Это тебя.

Джорджиане показалось, что она движется к телефону в замедленном темпе.

— Алло?

— Джорджиана? А кто подходил к телефону? — спросил Алан Берд. — У вас все в порядке? Я звоню с половины одиннадцатого! Кто этот мужчина?

Джорджиана наблюдала за Максимом, и от нее не укрылось то, как он слегка вздрогнул, увидев фотографию возле ее кровати.

— Со мной все в порядке. Правда-правда, — сказала она, обращаясь к звонившему. — У меня сегодня вечером перегорела пробка, так что пришлось обращаться за помощью. К телефону подошел электрик.

Она увидела, как Максим стремительно повернулся к ней. В его глазах читалось изумление.

«Я учусь лгать!» — подумала она, содрогаясь от отвращения.

— Джорджиана, вы говорите как-то странно, — не успокаивался Алан.

— Конечно, я говорю странно! — ответила она, чувствуя, что у нее к горлу подступает истерический смех.

Она чуть было не оказалась в постели с мужчиной, который считает, будто она изменяет мужу!

Ее спас телефонный звонок! Новый приступ смеха чуть было не задушил ее.

— Я перезвоню, когда мастер уйдет, — быстро проговорила она и бросила трубку.

Максим взял со столика фотографию в позолоченной рамке. На ней был изображен офицер в военно-морской форме.

— Так это Эдвард, — сказал он, ни к кому не обращаясь.

С крайней осторожностью он поставил фотографию на место, поправил смокинг, который Джорджиана ухитрилась с него почти снять, и только тогда встретился с ней взглядом.

— Вам следует проявлять больше осторожности в выборе электриков. Непорядочный человек мог бы воспользоваться ситуацией.

Эти слова больно ранили ее. Она поднесла дрожащую руку к губам.

— Уходите, Максим, — прошептала она. — Идите домой.

Она слушала его тяжелые шаги, такие непохожие на его обычно летящую походку. Неужели он воспринял все происшедшее так же тяжело, как она? Когда за ним захлопнулась входная дверь, она спустилась вниз и заперла дом.

Горячий душ помог успокоить бурю чувств. После душа она закуталась в велюровый халат и, потушив свет, села в кресло-качалку.

Этой ночью произошло так много событий. Одни из них выглядели нелепо, другие — просто глупо, но во всех случаях виновата была она. Впрочем, во всей этой путанице ее занимало одно. Нечто такое, о чем она до этой поры даже не подозревала. Неужели такое возможно? Ей трудно было в это поверить, но эта мысль не оставляла ее.

Она сняла с пальца золотое обручальное кольцо и спрятала его в карман. Одно ей было ясно: она больше не сможет его надеть.

Что с ней случилось: она влюбилась или просто сошла с ума?

Глава 10

— Ну, на сегодня все! — Фрэнк Говард упал на узкую банкетку, которая в его кабинете заменяла диван. — Нам удалось вставить это последнее сообщение, как вы распорядились, — кисло добавил он. — Оно на третьей колонке пятой страницы. Еще приказания будут, босс?

Максим не отрывал взгляда от работы, разложенной перед ним на письменном столе. Раздражительность Фрэнка была реакцией на его собственную. Они уже дважды спорили в присутствии служащих «Кроникл». Третьего раза он решил избежать.

Барабаня пальцами по крышке стола, он попытался сосредоточиться на финансовом прогнозе, который изучал, но цифры плясали и расплывались. Последние трое суток он почти целиком провел в этой похожей на камеру комнате, пытаясь выполнить двухнедельный объем работы в три дня. Недосыпание уже начало сказываться на его здравом смысле, но чем быстрее он уберется у Фрэнка с дороги и из его кабинета, тем лучше будет для них обоих.

— Неужели Джон не способен на что-то получше? — спросил он наконец, начиная растирать виски.

Фрэнк сдвинул очки на лоб.

— Не знаю, чего ты от нас ждешь, Макс. Мы — маленькое издание. Эти объявления нужны нам и как источник дохода. Если их сократить, то мы опять превратимся в одностраничную листовку.

Максим презрительно фыркнул:

— Значит, дело обстоит так. Либо мы — приукрашенный перечень магазинов, либо — листовка. В таком случае мы вообще можем всю эту дребедень кому-нибудь подарить!

Фрэнка не удивил резкий взмах руки, от которого разлетелась стопка листков с бюджетом газеты. Он с детства был свидетелем вспышек гнева Максима. Что его удивило, так это выражение беспредельного страдания, которое появилось на лице друга.

— Когда ты в последний раз ел? — Фрэнк нагнулся за теми листками, которые приземлились рядом с ним. — Я имею в виду нечто, кроме бутербродов. И когда ты в последний раз спал в собственной постели? Ты уже два дня терзаешь себя бритвой из мужского туалета, как я заметил. Почему?

Максим смущенно потрогал порез на подбородке. Он был небольшой, но кровоточил обильно.

— Я пытаюсь поскорее покончить с делами. И отдохнуть, — пробормотал он.

Фрэнк бросил подобранные бумаги на стол.

— У тебя планы на отпуск? Прекрасно! Куда ты собираешься ехать?

Максим посмотрел через стол на своего управляющего.

— Ты пытаешься от меня избавиться?

— И как можно скорее, — без колебаний подтвердил Фрэнк. — Твои намерения делают тебе честь, Макс, но ты пытаешься навязать новый метод штату сотрудников, которым при этом приходится заниматься повседневными вопросами производства. Я даже не уверен… Хорошо, хорошо, не будем снова начинать этот спор, — сжалился он, увидев, как сдвинулись темные брови Максима. — Забудь об этом на несколько дней. За время твоего отсутствия все останется на своих местах, могу это гарантировать.

Макс кивнул:

— Ты прав, конечно. В мое отсутствие газета никуда не денется. А я прав насчет перемен, и ты это прекрасно знаешь.

Фрэнк пожал плечами и решил поменять тему разговора:

— Так куда ты собираешься? Мне просто любопытно. Лиза обязательно у меня спросит, чтобы иметь возможность поныть, как хорошо было бы, если бы и мы могли бы время от времени куда-нибудь ездить. А я говорю ей, что об этом ей следовало подумать гораздо раньше, прежде чем она взялась единолично решать проблему увеличения населения Плаудена.

Максим улыбнулся — впервые за этот день.

— А я-то гадал, почему вы тратите на это столько усилий! Четверо детей за шесть лет! Разве вы не слышали о планировании семьи?

Фрэнк оглушительно расхохотался:

— Когда мы с Лизой только поженились, она сказала что-то по поводу того, чтобы завести собственную бейсбольную команду. Я и не подозревал, что это сделает меня ярым борцом за равные возможности женского спорта!

Максим улыбнулся. У Фрэнка было четыре дочери.

— Возможно, тебе следует подумать о том, как превратить спортивные достижения в деньги. Ведь колледжи и университеты в последнее время увеличили число стипендий для представительниц женского спорта.

Фрэнк поднял брови:

— Знаешь, а я ведь понятия не имею! Мне предстоит дать образование четырем дочерям, а я еще даже не узнавал о стипендиях! Но конечно, Сара только в первом классе… Но если подумать, у нее прирожденные способности к футболу. Она играет правым полузащитником. И не вижу, почему бы ей не конкурировать хотя бы на уровне колледжа — если, конечно, она не бросит играть. Бог свидетель, я никогда не смог бы учиться в Дартмуте, если бы не получил в свое время стипендию как пловец!

Двое друзей обменялись благосклонными взглядами, а Максим взялся за ручку и начал писать — быстро и нетерпеливо.

— Кто твой лучший репортер?

— Я, — без тени смущения ответил Фрэнк.

— Хорошо! — ухмыльнулся Максим. — Давай представим это дело так: ты в этом материале лично заинтересован. Начни здесь, в Коннектикуте. Если мне понравится то, что ты сделаешь, я отправлю тебя вдоль побережья, чтобы ты подготовил серию статей о колледжах, расположенных в городах, где выходят газеты Дехупов.

Фрэнк посмотрел на него скептически:

— И у меня появится собственная колонка? Максим пожал плечами:

— Возможно.

— И эти статьи будут оплачиваться отдельно от моего регулярного жалованья в «Кроникл»?

— Более чем вероятно.

— А командировочные будут?

— Нет проблем.

— А я сохраню право продавать материал другим изданиям?

Максим посмотрел на своего управляющего с недовольством:

— Перегибаешь палку.

Фрэнк поднял руки, показывая, что сдается.

— Я же просто спросил, босс, просто спросил!

— Я пытался найти нечто такое, что привлекло бы читателей местного издания и в то же время было достаточно интересным национальной аудитории нашей корпорации. Примерно такой материал, о котором мы говорим. Большинству родителей хотелось бы, чтобы их дети окончили колледж, но для многих вопрос упирается в деньги. Серия таких статей могла бы открыть им новые возможности. В этом материале будет все: вопрос о равных возможностях, о правах женщин, о проблемах с финансированием и о том, по какому принципу организуются сегодня занятия спортом в высшей школе.

Сдержанное возбуждение, звучавшее в голосе Максима, оказалось заразительным. Фрэнк подхватил:

— Похоже, ты напал на золотую жилу, Макс. Всякий раз, как ты начинал говорить о расширении горизонтов «Кроникл», я представлял себе гонку за последними новостями. Мы не имеем для этого возможностей. Но этот материал тематический и ориентирован на насущные проблемы. Это может получиться!

— Да уж, постарайся, чтобы получилось, — парировал Максим. — От этого будет зависеть повышение твоего жалования! Но тебе придется поездить, — предостерег он. — Возможно, Лиза не разделит твоего желания завоевать себе имя среди читателей всей страны!

Фрэнк встал, потирая руки:

— Предоставь Лизу мне. Она — женщина боевая. Я не говорю, что ее не расстроят мои поездки, но можно постараться и основную часть материала собрать не выезжая. — Он наклонился над столом и выразительно задвигал светлыми бровями. — Будет очень кстати, если ты поспешишь с установкой обещанной компьютерной системы!

— Система, соединяющая все издательства компании Дехуп, заработает к первому января, — ответил Максим и протянул Фрэнку руку. — Ну, мы обо всем договорились?

— Еще бы!

Фрэнк встал и принялся складывать кипы бумаг к себе в портфель.

— Собрался домой? — спросил Максим. Взглянув на часы, он увидел, что рабочий день уже давно закончился: было почти шесть часов вечера. Фрэнк кивнул.

— Так как насчет отпуска? Для нас, семейных людей, День благодарения означает индейку и приезд дедушек и бабушек. А ты можешь себе позволить повеселиться. Куда вы со Стеф собираетесь?

Максим поднял голову. Лицо его ничего не выражало.

— В последний раз я встречался со Стефани три недели назад, на вечере «Кроникл».

Фрэнк немного помялся, но все-таки сказал:

— Это, конечно, не мое дело, но прав ли я, предполагая, что ты встречаешься с миссис Манчестер?

— Ты прав, — Максим гневно прищурился, — это не твое дело.

Наступило молчание.

— Поскольку ты, несомненно, пересказал мне слухи, которые ходят в редакции, то могу тебе сказать: с Джорджианой с того вечера я тоже не виделся.

Фрэнк нервно облизнул губы.

— Извини, Макс. Я не хотел тебя оскорбить.

— Что ты хочешь сказать?

Под острым взглядом ярко-синих глаз Фрэнк потупился:

— Давай забудем. Мне она понравилась, вот и все. Жаль, что она замужем, а?

Максим ничего не ответил.

Когда Фрэнк закрыл за собой дверь, Максим откинулся на спинку стула. Положив ноги на стол, он закрыл глаза сцепленными руками.

Перед ним сразу же возникли изображения Джорджианы — иного он уже и не ожидал. Словно коллаж из фотографий, они заполнили все поле зрения: она на берегу, на ярмарке, в парке — и особенно в тот вечер… Как он мог не сразу признать, что красивее ее нет никого на свете? В тот вечер она буквально лучилась красотой, настолько живой, что лишила его покоя.

Из-за этого он переступил границы приличий и лишился даже ее дружеского расположения.

У него вырвалось длинное проклятие. Он начинает превращаться в узколобого пуританина! Он — не святой и никогда на это не претендовал. У него были женщины — в большом количестве. Он не сожалел бы о близости с Джорджианой, будь она свободна. Потому что… потому что…

Будь Джорджиана свободна, он бы на ней женился!

Эта мысль не стала сюрпризом и принесла с собой только печаль. Подобного чувства он еще никогда в жизни не испытывал. Именно поэтому он не добился от нее той близости, которой им обоим хотелось до боли.

Они оба не смогли бы удовлетвориться лишь одной ночью. Их слишком сильно влекло друг к другу. Они продолжали бы встречаться, и очень скоро об этом уже знал бы весь город. Фрэнк уже их заподозрил. Защитить ее репутацию в таком городке, как Плауден, можно было одним способом: не давать никакой пищи для сплетен.

Боль, которая весь день тихо постукивала в висках, превратилась в мучительную пульсацию, раскалывавшую ему череп. Приложив ладони к вискам, он сильно прижал их, пока ломота не стихла.

И все же он не мог оставить все как есть.

В этой истории чувствовалось какое-то несообразие. Джорджиана несчастлива. Нет, здесь нечто большее. Она — не из тех женщин, которые шарахаются от теней. Она смертельно боялась, но не темноты, а того, что могло в этой темноте скрываться.