Лаура Паркер

Тень луны

Пролог

Девон, октябрь 1845


Это был час любви. Дождь хвостатых звезд серебрил ночное небо. Скользящие тени от бегущих в свете луны облаков ложились на поросшие вереском болота, на розарий, где аромат роз и жасмина насыщал легкий воздух.

Это был час волшебства.

Появившиеся силуэты были зыбкими, как дрожащая поверхность воды в пруду, их движения — нежнее прикосновения любовников. Пара была одета по моде, ушедшей в прошлое более двух столетий назад.

Их настроение быстро менялось. Дыхание становилось прерывистым, фигуры напряженными. Резкие голоса нарушили тишину:

— Это дезертирство, мадам! И ничто другое! Я знал, что этим все кончится. Никаким родственникам нельзя доверять!

— Нет, капитан. Это необходимость заставила их уехать. Мы должны прощать человеческие слабости.

— Должны прощать? Даже когда дом становится холодным и в нем не звучат голоса? Пустота равносильна смерти!

— Предполагаю, что вам их тоже не хватает, мой капитан?

— Мадам, вы слишком многое предполагаете. Я упрекаю их не за то, что они уехали, а за их трусость. Запереть дом и уволить слуг, даже не предупредив их. Я был лучшего мнения об этом парне Максвелле, хотя в нем и течет кровь Кингсбладов.

— Парне? Максвеллу за шестьдесят! А что касается крови Кингсбладов, то он вам тоже родственник.

— Не напоминайте мне об этом! Незаконнорожденный!

— Это было ваше семя.

— Извергнутое в ваше сладкое тело. Убей меня Бог! У вас до сих пор самое сладкое тело.

— Вы легко избавляетесь от вашего гнева, капитан.

— Любовь должна уводить человека, если он достоин своего пола.

— Назовите это похотью, мой капитан, и я соглашусь.

— Согласитесь задрать свою юбку, мадам?

— Соглашусь с тем, что похоть затуманивает вашу голову, мой капитан.

— Ну и пусть уезжают! Смертные люди ненадежные. Пока вы не бросаете меня, меня мало волнует, что сулит мне вечность.

— И все-таки мы уже не те, что были раньше. Как быстро бежало время в последние годы! Свадьбы, рождения и смерти… Что мы будем делать без них?

— Мы будем одни, миледи. Совершенно одни.

Вдруг в мокрых кустах послышался шорох, соловей завел в боярышнике свою меланхолическую песню. Потом воцарилась тишина…


Девон, январь 1846.


Эту работу миссис Мид любила меньше всего. Последние три месяца она каждый день отправлялась из привратницкой, где жила вместе с мужем, в опустевший барский дом. И хотя она служила экономкой в Блад Холле более двадцати пяти лет, всегда чувствовала себя неуютно в пустом доме. Поглядывая то и дело через плечо, она с фонарем в руке переходила из одной темной комнаты в другую.

Все, что происходило сегодня, с той минуты, как она утром открыла глаза и увидела у себя на подоконнике ворона, только усиливало ее беспокойство. Потом ее муж Том вышел к завтраку насвистывая. Позднее, когда она прибиралась, то рассыпала соль. Дурные приметы, одна к одной. Но это еще не все. День сам по себе действовал на ее нервы: воздух холодный, влажный, в общем противный. Хотя еще утро, темные облака мрачно висят над болотом так низко, словно уже наступили сумерки. Однако миссис Мид знала, что холод, нависший над ней, не имеет ничего общего с погодой. Странные дела, происходящие в Блад Холле, были неотъемлемой частью покинутого дома. Миссис Мид была совершенно уверена, что в нем обитали привидения…

По преданиям, началось все с того, что в 1649 году двум несчастным любовникам солдаты Кромвеля отрубили головы у самого въезда в древний особняк. Находились люди, которые клялись, что первые сто лет после казни один раз в году на камнях проступала кровь.

— Глупости! — пробормотала миссис Мид.

И тем не менее ей не хотелось бы вспоминать эту легенду как раз сейчас. За долгие годы своей службы она была свидетельницей многих странных событий в Блад Холле. Чье-то присутствие ощущалось здесь, когда на самом деле никого в доме не было. Рассказывали о молодых горничных, которые уверяли, что их преследовал безголовый, но похотливый кромвелевский солдат. Было много случаев, когда странным образом мебель оказывалась передвинутой. Одна картина, изображающая охоту, регулярно оказывалась в Большом зале, хотя маркиз каждый раз приказывал унести ее на чердак.

Однако, несмотря на свою дурную славу, древнее владение рода Кингсбладов не всегда пустовало. Когда маркиз и маркиза Ильфракомбе жили здесь, дом оглашался веселыми голосами их детей и внуков. В высоких окнах отражался золотистый свет горящих поленьев в каминах и многочисленных свечей и ламп. Каждый мужчина, женщина или ребенок, проходившие мимо, знали, что здесь обитает любовь и что достаточно постучать в дверь кухни, чтобы получить тарелку горячей еды. Но в эту зиму семья не жила здесь.

После того как прошлой зимой у маркиза началась болезнь легких, доктора посоветовали ему для укрепления здоровья жить до наступления весны в теплом климате. В результате он уехал в солнечную Италию, маркиза последовала за ним…

Миссис Мид закончила осмотр дома и, пересекая большой холл к входной двери, вздохнула с облегчением. Ее опасения оказались беспочвенными. Но в следующий же момент острый как нож холодок неожиданно пронзил запертый дом. Экономка поспешно открыла входную дверь и выскочила из дома. Она только скрестила пальцы, чтобы защититься от злого глаза, как услышала отдаленный стон. Она взглянула на обросшую мхом каменную стену, окружающую розарий. Деревянная калитка была открыта.

Какое-то мгновение миссис Мид стояла в раздумье. Из всех уголков поместья Кингсбладов сад считался главным владением призраков. В отношении сада действовал строжайший приказ маркиза, запрещающий кому бы то ни было из обслуги, кроме садовника, заходить туда. Однако садовник умер как раз перед рождественским постом, и, поскольку никто не допускался в это обиталище духов, то работы в саду выполнял ее муж. А Том сейчас находился далеко от дома, проверяя ловушки против браконьеров. И хотя миссис Мид меньше всего хотела заходить в сад, она знала, какая будет беда, если какая-нибудь скотина забредет туда и сжует редкие, удивительные растения, которые цветут в любое время года.

Когда она нехотя прошла в калитку, держа фонарь высоко над головой, ветерок снова донес до нее чей-то стон. Экономка с опаской огляделась, но никого не увидела. Сделав несколько осторожных шагов, она заметила, что некоторые кусты роз оказались без подпорок, их ветви лежали на устланной камнем дорожке. Обнесенный глухой стеной сад казался еще темнее, чем было на самом деле, и свет ее фонаря терялся среди густых теней.

Тут она вновь услышала стон, отчетливый и совсем близкий. Стонал человек.

— Кто там? — спросила миссис Мид с храбростью, которой отнюдь не испытывала.

Она почувствовала, что кто-то потянул ее за юбку, и глянула вниз. Глаза у нее расширились, рот открылся. В кругу света ее фонаря полз мужчина, лицо его было смертельно бледным там, где оно не было испачкано грязью и залито кровью. Окровавленной рукой он цеплялся за ее подол.

— Помогите! — простонал он.

Волосы у нее на затылке встали дыбом, когда она поняла, что за ними наблюдают. Экономка подняла глаза на единственное окно на втором этаже, которое выходит в сад. Окно было темным, но она заметила, что на стекле возник кружок от человеческого дыхания, потом рядом появился второй такой же. На нее смотрели две пары глаз.

— Это они! — задохнулась миссис Мид.

Она вся съежилась, и когда снова посмотрела вниз, то обнаружила, что мужчина исчез. С воплем ужаса она подхватила свои юбки и побежала прочь из сада. Это все шуточки призраков. Когда призраки Блад Холла потревожены, от них можно ожидать чего угодно…

Экономка скрылась из вида, а смертельно раненный мужчина безнадежно смотрел ей вслед, кровь вытекала из его ран на сочную землю сада. Он добрался до Блад Холла в поисках убежища, безопасности и покоя. Теперь он должен умереть. В одиночестве.


Неясные фигуры, показавшиеся в окне второго этажа, спустились в сад. Они склонились над телом, пощупали его пульс, прислушались к его прерывистому дыханию, пригляделись к ручейку крови, вытекающему из его побледневших губ. В фиолетовой тени терпеливо ждала его Смерть.

— Он мертв?

— Ему недолго осталось жить.

— Тогда уйдем. Это не наше дело.

— Я удивляюсь вам, капитан. Разве это не вторжение в наше одиночество?

— За ним пришла Смерть. Мы не должны вмешиваться.

— Хорошо, но он будет на вашей совести.

1

Лондон, февраль 1845


Февраль в этом году был неподходящим месяцем для свадьбы людей из высшего света. Дождь со снегом барабанил по ярко освещенным окнам роскошного особняка на Беркли-сквер. Днем во время свадебной церемонии в церкви Святого Георга сильный порыв ветра угрожал перевернуть кареты молодоженов и гостей. Но, к удовлетворению жениха и невесты, многие значительные люди из лондонского высшего света не побоялись плохой погоды, чтобы присутствовать на церемонии. Их стойкость не относилась к тому факту, что жених был герцогом Монтрозом, а отец невесты, граф Стокпорт, был хорошо известным человеком. Гости пренебрегли плохой погодой, чтобы присутствовать на церемонии объединения двух древних родов — Монтрозов и Стокпортов.

Средний буржуазный класс начинал угрожать аристократическому правящему классу. Любой союз, который укреплял и увековечивал влияние знати, с большим одобрением приветствовался в эти трудные времена. Демонстрируя сплоченность аристократии, эта свадьба отличалась особой пышностью.

И хотя с того момента, когда были произнесены свадебные обеты, прошло всего два часа, городские газеты уже успели отметить это событие:

"В церкви Святого Георга на Ганновер-сквер его преподобие епископ Лондонский обвенчал его светлость лорда Джона Дашмора, герцога Монтроза, с Филидией Твиннинг, старшей дочерью Ричарда, графа Стокпорта, кавалера ордена Подвязки. На невесте было прелестное платье из английского материала…"

Прием продолжался, и множество экипажей все еще окружало Беркли-сквер, дожидаясь своей очереди высадить пассажиров.

Леди Джулианна Кингсблад, сопровождаемая своей кузиной леди Коупер и ее мужем лордом Коупером, приехала сюда только для того, чтобы доказать самой себе, что она может перенести все, даже женитьбу герцога Монтроза, которого она любит.

— Я не думаю, что в этом есть необходимость, Джилли, — прошептала Летисия Коупер своей кузине, когда они поднимались по великолепной лестнице особняка Стокпортов. От волнения она произнесла имя, которым в детстве называли кузину.

— Летти права, — присоединился к своей жене лорд Альфред Коупер. — Ты уже видела их венчание. Что еще тебе нужно?

Твердо решив делать вид, что она не понимает озабоченности своих родственников, Джулианна небрежно ответила:

— Глупости. Я представляю моего деда и должна выполнить свой долг.

Джулианна унаследовала от своей бабушки черные цыганские волосы и брови, высокомерно надломленные над неожиданно светлыми глазами; она обладала скульптурно вылепленным лицом и решительным умом. Она была довольно высокого для женщины роста, но сейчас вздернула голову еще выше, чтобы посмотреть в сторону бального зала, где гости выстроились в два ряда, приветствуя новобрачных.

— Очередь двигается быстро, — добавила она. — Несколько минут ожидания не могут помешать мне принести свои поздравления жениху и невесте.

Леди Летисия и ее муж обменялись взглядами. Два месяца назад, во время рождественских каникул, они организовали встречу герцога Монтроза и Джулианны в их загородном доме в Хемпстеде. Было известно, что герцог ищет невесту, а Джулианна в свои двадцать пять лет уже давно перешагнула тот возраст, когда надо выходить замуж, и обладала родословной и приданым, достойными герцога.

Тогда казалось, что Джулианна и герцог согласились с тем, что они подходят друг другу. Во время тех каникул они были неразлучны. Джулианна, которая никогда раньше не интересовалась мужчинами или тем, что она называла «бессмысленной тратой времени» — карточной игрой, шарадами и пением, неожиданно оказалась готовой сопровождать герцога повсюду. Они вели себя осторожно и никто, кроме Летти, не замечал этих поспешных прикосновений рук, тайных улыбок, стремления задерживаться каждый вечер, когда все уже расходились. Когда в конце недели гости разъезжались, Летти по секрету сообщила мужу, что дело закончится браком.

А три недели назад стала известна изумившая всех новость, что лорд Дашмор, герцог Монтроз, женится на леди Филидии Твиннинг, дочери графа Стокпорта. Летти немедленно помчалась в лондонский особняк маркиза в Кенсингтоне, но ей сообщили, что Джулианна «неожиданно заболела» и ее нельзя беспокоить. Летти могла прийти только к одному выводу — Джулианна обманута. Однако, когда через несколько дней Джулианна приняла ее, то не проявила ни признаков удивления, ни огорчения по поводу объявленной свадьбы. Обмануть же Летти было невозможно. И хотя Джулианна внешне редко обнаруживала свои подлинные чувства, ее спокойствие в тот день предвещало бурю. И ничто не потрясло Летти так, как предложение Джулианны вместе поехать на свадьбу герцога…

"Свадьба!" Это слово жужжало у нее в голове, когда Джулианна разглядывала своими близорукими глазами толпу. Из женского тщеславия она никогда не носила на людях столь ненавистные ей очки. Джулианна узнавала некоторые лица, но никто не привлекал ее особого внимания. Однако, казалось, что весь мир состоит из пар. Она ощущала смутное беспокойство от того, что рядом с ней не было кавалера, но поспешно отбросила эту мысль. За семь лет, прошедших с ее светского дебюта, она привыкла обходиться без руки кавалера, на которой можно повиснуть. Перенесет она это и сегодня. Перенесет ли?

Ее взгляд скользил от одних лиц к другим, пока наконец не остановился на высокой фигуре герцога Монтроза. И хотя Джулианна видела плохо, но тут же узнала его. Высокий рост, который увеличивали вьющиеся волосы, и широкие плечи выделяли его среди всех. В строгом костюме он был на голову выше окружающих.

Она нехотя отвела глаза. За короткий промежуток времени этот красивый мужчина заставил ее полюбить себя. Никто не знал, что и после Рождества она продолжала тайно встречаться с герцогом. Никто не знал, что силой своего обаяния он заставил ее испытать все те чувства, в которых, как она думала, природа ей отказала. Она ощутила себя прекрасной, женственной, желанной и жаждущей мужчину женщиной. Потом, три недели назад, он сообщил ей, что женится на другой девушке и об их недолгих отношениях следует забыть.

Надо отдать ему должное, Дашмор был на удивление откровенен с ней. Он не отрицал, что прошлой осенью недолгое время ухаживал за Филидией Твиннинг, хотя это ни к чему не привело. Однако, непонятно каким образом, отец Филидии, человек, которого герцог считал не совсем в своем уме, решил, что Дашмор оскорбил его дочь, и пригрозил возбудить против него судебное дело по обвинению в нарушении обязательств жениться. Конечно, для такого обвинения не было никаких оснований, но ради того, чтобы не марать свое родовое имя скандалом, лорд Дашмор согласился на брак. Долг прежде бесчестия, считал он.

Джулианна почувствовала себя так, как будто у нее вынули позвоночник. Она понимала герцога: долг и гордость неразрывно связаны и стоят выше всяких эгоистических соображений. Гордость и ее заставляла показываться в свете, а не скрываться, тая свое горе. Всю жизнь Джулианну учили, как вести себя в любой ситуации. Ей только забыли преподать урок, как склеить разбитое сердце.

Джулианна улыбнулась, поздоровалась с одним из гостей, потом с другим. Она мило улыбалась и отвечала тем, кто заговаривал с ней, одновременно следя за тем, как с каждым шагом приближался тот момент, когда она окажется лицом к лицу с мужчиной, которого она будет любить всегда.

Наконец ее рука твердо сжала мужественную руку с массивным кольцом. Изумленные глаза герцога Монтроза смотрели на нее. Его лицо побледнело, потом покраснело и затем вновь стало белым. Это красивое лицо, которое она так любила, вдруг стало пустым и невыразительным, как у восковой фигуры. Джулианна испугалась, не выглядит ли она так же. Его губы двигались, беззвучно произнося ее имя. Она ждала, что он что-нибудь скажет, придаст какой-то смысл этой немыслимой ситуации, чтобы она могла перевести дыхание.

Спустя мгновение герцог оправился от потрясения. Его красивое лицо обрело свой цвет. И хотя губы улыбались, глаза его были холодны как лед.

— Леди Джулианна, как всегда приятно вас видеть, — услышала она, как он произнес самым светским тоном.

— Ваша светлость, — услышала она собственный голос, — примите мои поздравления и пожелания счастья.

Она собиралась сказать совсем другие слова, до этого мысленно проговаривая их сотню раз. Ее слова должны были быть остроумными, горько-сладкими, загадочными. Но сейчас момент был упущен, он уже что-то отвечал ей. Что он говорит?

— …мой поклон маркизу и маркизе.

Герцог склонился над ее затянутой в перчатку рукой.

Прикосновение его губ вызвало в ней такой трепет, что он мог бы заставить вздрогнуть все канделябры. Конечно, герцог знал, что значит для нее это прикосновение. Он не мог ошибиться, чувствуя, как дрожат ее пальцы в его руке. Однако, выпрямившись, он не посмотрел на нее, а поспешно обернулся к даме, стоявшей рядом.

— Могу ли я представить вам мою новобрачную, леди Филидию Дашмор, новую герцогиню Монтроз.

Джулианна чуть не заплакала, когда он выпустил ее руку, глаза затуманились, но удержалась, слезы отступили, и она четко увидела лицо дамы. В церкви Джулианна стояла слишком далеко, чтобы разглядеть красоту невесты. Теперь она была перед ней: кукольное личико, окруженное светлыми кудрями, открывавшими высокий круглый лоб и ярко-лиловые глаза, великолепный туалет из голубого шелка; легендарное ожерелье Монтрозов из сапфиров и бриллиантов обрамляло красивую шею. Герцогиня выглядела идеальной новобрачной: молодая, красивая, полная сил и богатая.

— Леди Джулианна, — холодно произнесла она, вложив свою мягкую руку в ее. — Как это мило с вашей стороны, что вы приехали.

— Примите наилучшие пожелания, герцогиня.

Джулианна поспешно освободила свою руку. На этом все кончилось.

Какой-то момент Джулианна стояла не видя ничего перед собой. Потом отошла в сторону. Ее мысли вертелись вокруг выражения удивления на лице герцога. Ясно, что он не ожидал увидеть ее, вероятно, даже не хотел, чтобы она присутствовала на этом приеме.

— Слава Богу, все кончилось! — сказал появившийся позади нее Альфред. — В соседнем зале сервирован завтрак. Присоединимся? Я полагаю, что тарталетки с крабами пропустить нельзя.

— Ты проводи туда Летти, — отозвалась Джулианна, — а я должна поговорить с некоторыми коллегами дедушки. Им надо напомнить, что он просто отдыхает, а не находится при смерти.

Она резко повернулась и пошла прочь, прежде чем кузен и кузина успели удержать ее.

— Ну вот и все, — снова вздохнул Альфред.

— Ты так думаешь? — Летти смотрела, как статная Джулианна пробирается сквозь толпу. В отличие от большинства высоких женщин, Джулианна никогда не старалась скрыть свой рост. — Она не в себе. Она может совершить что-нибудь необдуманное.