— Что, прости?

Механик пожал плечами — в точности как Хенна, тоже огорошившая Сильвенио в свое время подобным откровением. Но она тогда и то поразила его меньше.

— Ну да. В юности все совершают ошибки и все неудачно влюбляются, и часто это накладывается одно на другое. Ну… кроме тебя, пожалуй. Но ты-то у нас исключение из всех возможных правил, а я-то нормальный человек, и… В общем, у меня и выбора не было особо: я был подростком, а на корабле даже девчонок симпатичных отродясь не водилось… А босс наш, согласись, единственная более-менее впечатляющая на этом судне личность. Сильный. Уверенный. Крутой, ха… ну, ты понял, короче. Признаться, я даже чутка ревновал его к тебе поначалу, видя, как он с тобой носится! А потом все как-то само собой прошло… Не иначе, помешательство было! Теперь-то мозги на место встали, не смотри на меня так. Могу поспорить, что и ты, если бы пожил со своим миротворцем немного, быстро бы перестал по нему сохнуть.

— Я по нему не «сохну», как ты выражаешься. Мы с Мартином даже не общаемся, а грущу я только потому, что переживаю за тебя. Ты сделал ошибочные выводы.

— Ага, конечно… Черт с тобой! Блин, чувак, да я первым тебе счастья пожелаю, если тебе когда-нибудь удастся к нему прорваться! Да только помяни мое слово: нету на свете любви! Нету ее… понимаешь? А, ничего ты не понимаешь!

Сильвенио покачал головой и, спрыгнув со стола, укрыл друга куцым одеялом.

— Ты очень много выпил, Джерри. Оставь все эти рассуждения на потом, ладно? Тебе нужно поспать.

Механик согласно опустил веки: пиво его разморило. Но, когда Сильвенио уже собрался уходить, он вдруг резко схватил его за руку, вновь распахнув глаза.

— Устроим бунт, — сказал он с неожиданной убежденностью. — Давно ведь пора. Я уже очень долго об этом думаю, ты знал? Бунт — это то, что нам нужно, брат. Нас ведь не меньше двух сотен, угнетаемых им рабочих! Если мы объединимся, то сможем свергнуть Паука! Ты ведь со мной, да? С нами? Ты с нами, брат?

Сильвенио поежился, машинально заозиравшись. Для него такие разговоры звучали слишком громко даже в пустой комнате механиков. Он заморгал, аккуратно высвобождая руку из его хватки, и сбивчиво прошептал:

— Да… с вами, да… ты только не говори об этом пока вслух, и… и ты пьян, мой друг, проспись, а потом, может, поговорим об этом… если не забудешь и не одумаешься. Мы поговорим об этом и все обсудим, обещаю…

И Джерри уснул, совершенно его обещаниями успокоенный. А Сильвенио ушел, предварительно захватив чашку со злополучным чаем и заодно бутылки с остатками выпивки, чтобы друг, проснувшись, не ушел снова в запой. Он постарался задвинуть на самый край сознания озвученную механиком опасную мысль. Подальше, поглубже, чтобы над ней невозможно было размышлять всерьез…

Чего он никак не ожидал, так это того, что Джерри повторит свою мысль и потом, на трезвую голову.

Но прежде случилось другое.

…Они продирались через какие-то джунгли на очередной планете, чтобы разыскать очередное захоронение золота. Аргза был жаден до бесхозных кладов — ничуть не меньше, чем до тех сокровищ, которые приходилось добывать в бою. И все бы ничего, вот только Сильвенио, не пройдя и четверти пути до означенной цели, вдруг начал задыхаться и краснеть, лихорадочно зажимать ладонями нос и спотыкаться на каждом шагу. Глаза у него стали какие-то дикие и мутные. На недоуменный взгляд Аргзы тот только отмалчивался, почему-то избегая любых — даже случайных — прикосновений.

— Мы… можем уйти отсюда, сир? — спросил он наконец нерешительно. — Мне нехорошо… могу я вернуться на корабль?

Аргза остановился и внимательно его оглядел со смутным беспокойством:

— Лихорадку подцепил, что ли?

Сильвенио помялся, прежде чем ответить: он почти наверняка знал, что это никакая не болезнь, но твердой уверенности у него не было, потому что раньше он такого никогда не испытывал.

— Я… я думаю, это все воздействие этих цветов, которые нас окружают со всех сторон. Особый вид… Реливис Дисконис, если научно, они…

— Они — что?

Сильвенио опустил глаза.

«Судя по реакции моего тела, эти цветы испускают невидимые глазу феромоны, которые воздействуют на мои рецепторы… Рискну предположить, что такой эффект они производят только на организм эрландеранцев. Эффект… весьма специфического характера…»

Аргза пару секунд переваривал информацию. Потом вдруг расхохотался — да так громко, что идущие впереди солдаты подозрительно стали коситься на своего командира.

— Ладно, — хмыкнул он, отсмеявшись. — Возвращайся на корабль.

Облегчение Сильвенио испытал тогда совершенно зря: когда на следующее утро он вошел в кабину управления, первым же, что он увидел, был подвешенный на экране консоли ярко-оранжевый букет вчерашних цветов. Аргза, сидевший в капитанском кресле, препаскуднейшим образом ухмылялся.

— Сир… могу я это убрать? Это растение…

— Садись и работай. У нас много дел.

Сильвенио послушно сел в свое кресло второго пилота, не переставая коситься на злосчастный букет. Попытался успокоить дыхание и не обращать внимания на поведение своего организма, но получалось, честно говоря, из рук вон плохо.

Следующие несколько часов он ощущал себя так, как будто по ошибке записался в рядовые черти в Аду. С него градом катился пот, одежда липла к телу, из-за чего приносила еще больше неудобства, а благодаря усилившейся в несколько раз чувствительности, каждое неровное движение корабля ощущалось чересчур остро. В голове было мутно, привычные цифры и буквы плясали перед глазами какой-то дикий танец. Непонятно, чего этим добивался Аргза, упорно делавший вид, что не замечает его состояния, но смотрел на него варвар с неподдельным любопытством, а случайные будто бы касания вроде мимолетного похлопывания по плечу и поглаживания шеи кончиками пальцев участились раза в два.

— Прошу меня простить, сир, я, пожалуй, пойду отдохну. — Он вскочил, не выдержав, когда от очередного такого касания у него свело плечи, и кинулся к двери.

Дверь оказалась заблокирована с консоли. Аргза молчал, ухмыляясь уголком рта, и неотрывно смотрел на него, словно изучая. Сильвенио вздохнул: ему нестерпимо жарко становилось от одного лишь этого взгляда.

— Что вы от меня хотите, сир?

— О, мне просто любопытно, к чему это приведет. И наконец-то хочется увидеть, как ты бываешь похож на нормального человека. Вопрос поинтереснее: чего сейчас хочешь ты?

Сильвенио с трудом отвел взгляд от открытой груди Аргзы — шубу тот не застегивал никогда, да и пуговиц на ней не имелось. Вздорные синие перья липли и ластились к смуглой коже, под которой перекатывались мощные мышцы. Кто вообще носит шубу на голое тело? Полуголое, конечно, учитывая кожаные брюки… Сильвенио отчаянно зажмурился. Его собственные мысли ему ужасно не нравились.

— Я хочу, чтобы вы убрали эти цветы и позволили мне пойти в свою комнату.

— Скучно. Спорим, ты мог бы захотеть чего-нибудь повеселее.

Когда он открыл глаза, Аргза уже нависал над ним, не касаясь, но отрезая все пути к отступлению. Его извечный жар ощущался сейчас как никогда сильно. От варвара пахло мускусом, немного потом и чем-то таким первобытным, от чего Сильвенио чувствовал себя загнанной в угол добычей, которую вот-вот освежуют. Или не освежуют. Но Аргза, издеваясь, отошел обратно и как ни в чем не бывало снова уселся в кресло: напряжение, сковавшее Лиама, стало уже откровенно болезненным. Он тихо застонал.

— Милорд…

— Да?

— Разблокируйте дверь…

— Не хочу. Хватит ломаться. Уже сколько лет со мной спишь, а все ведешь себя, как стеснительная целка. Сюда никто не зайдет, пока я не позволю, так что можешь расслабиться. Иди ко мне, пташка.

Сильвенио подошел. Давнее обращение «пташка» все еще казалось чересчур странным. Ему было неловко, мысли и желания путались в голове, разум медленно уплывал — от запаха проклятых цветов и от темного взгляда Аргзы. Задумавшись о том, почему на него так действует чужеродное растение, если даже на его родной планете не росло ничего подобного, Сильвенио потерял бдительность и очнулся только в тот момент, когда уже сидел на коленях Аргзы верхом и постыдно терся об него бедрами и губами. Пират расхохотался повторно и, мимоходом будто лизнув его за ухом, столкнул на пол.

— Раздевайся, — сказал он, накрутив на палец кончик его длинного хвоста. — И, так и быть, можешь раздеть меня, если хорошо попросишь.

Сильвенио мигом избавился от своей куртки и умоляюще потерся пылающей щекой о его ногу.

— Вы сейчас… очень похожи на своего брата, сир… не заставляйте меня… испытывать подобное еще раз…

— Ты серьезно думаешь, что нелестное сравнение с почившим братцем заставит меня одуматься? — Аргза нетерпеливо потянул его за накрученную на палец синюю прядь. — К тому же я тебя не заставляю. Если не хочешь, можешь возвращаться сейчас к работе.

Инстинкт — дремучий, забытый, ненужный, как рецессивный ген, — гнал его вверх, к единственному доступному сейчас чужому телу, подставляться под властные раскаленные ладони, под поцелуи-метки, заставлял отпустить себя. Сильвенио даже рад был, что почти не мог связно мыслить: следующая вспышка сознания случилась уже тогда, когда он был полностью раздет, как и Аргза, и жадно вылизывал пальцы пирата. Потом, к счастью, сознание отключилось снова. Запомнил он одно: было безумно сладко и ужасно стыдно.