— У меня прямо слезы на глаза наворачиваются, когда я слушаю, как ты описываешь этого некогда уважаемого человека, — сказал Бекстрём. — С трудом узнаю Ролле Столиса по твоему описанию. Метр девяносто ростом, сто килограммов мышц и костей. И самый вспыльчивый во всей шведской полиции. Обычно на него приходило больше заявлений о превышении должностных полномочий и применении насилия, чем на всех других в отделе.

— Я тебя услышал, — кивнул Альм. — Но по-настоящему все не так просто. Столхаммер был душа-человек. Он спас многих парней, катившихся по наклонной плоскости, от настоящей беды. Если память меня не подводит, он единственный из нас работал бесплатно в качестве социального куратора с поднадзорными в свободное время.

— Когда не пил как сапожник, поскольку именно в этом он особенно преуспел. — Бекстрём почувствовал, как у него полезло вверх давление. — И ведь все еще, похоже…

— Пожалуй, я могу дополнить картинку, — вступил в разговор ассистент Ян О. Стигсон, двадцати семи лет, осторожно махнув рукой. — В связи с нашим делом, я имею в виду.

— Ты тоже старый боксер, Стигсон? — проворчал Бекстрём, чье настроение стало резко ухудшаться.

«Вечный патрульный. Короткая стрижка, качок, IQ как у клюшки для гольфа, по непонятной причине позаимствованный из своей службы в помощь в таком деле. Кому кроме чокнутого Тойвонена могла прийти подобная идея, — подумал Бекстрём. — Опять же явно из Даларны. Говорит так, что треск стоит в ушах. Тупое бревно, свалившееся прямо в расследование убийства, и куда, черт побери, катится шведская полиция».

— Сделай это, Стигсон, — сказала Анника Карлссон с решительным кивком. — Тогда нам не придется сидеть здесь и слушать, как Бекстрём и Альм ссорятся по поводу старого товарища. Достали уже.

«Кем она, черт возьми, себя возомнила, — подумал Бекстрём и с мрачной миной уставился на нее. — Надо поставить ее на место сразу после встречи».

— Мы получили кое-какие данные, делая вчера поквартирный обход, — сказал Стигсон. — По-моему, среди них есть и крайне интересные в связи с тем, что коллега Альм рассказал о бывшем коллеге Роланде Столхаммере.

— Да говорите же, — не сдержался Бекстрём. — Что тянуть? Или это секрет?


— Вдова Стина Холмберг, семидесяти двух лет, — продолжил Стигсон и кивнул Бекстрёму. — Она живет на первом этаже по адресу Хасселстиген, дом 1. Милая старушка. Учительница на пенсии, но выглядит бодрой, в здравом уме, и у нее нет никаких проблем со слухом. Ее квартира располагается прямо под квартирой Даниэльссона, и, поскольку в доме плохая звукоизоляция, она сообщила нам довольно интересные для расследования данные.

Стигсон посмотрел на Бекстрёма.

«Это не может быть правдой, — подумал тот. — Парень, наверное, родственник свидетеля Лорена, сводный брат, поскольку у них фамилии разные».

— Я все еще жду. — И он развел руки в приглашающем жесте.

* * *

Вечером 14 мая в квартире у Даниэльссона была пирушка. Если верить госпоже Холмберг, она началась около девяти (громкие голоса, смех и пение) и примерно через час превратилась черт знает во что. Они включили проигрыватель на полную громкость и, по слова госпожи Холмберг, слушали исключительно Эверта Таубе, в то время как сами подпевали припев.

— «Вальс кочегара», и «Бриг „Блюбед“ из Хала», и «Фритьофа и Карменситу», и я еще не знаю что, но это никак не кончалось, — объяснила госпожа Холмберг.

Подобное случалось и раньше, и, поскольку она сама немного боялась Даниэльссона, позвонила одной из соседок и попросила о помощи. Бритт Марии Андерссон, молодой женщине, живущей в их доме на самом верху.


— С Даниэльссоном, конечно, было мало радости общаться, — объяснила госпожа Холмберг. — Даже если это звучит ужасно, когда речь идет о покойнике. Высокий и здоровый мужчина, который пил целыми днями. Я помню, однажды он решил помочь мне войти в подъезд и был так пьян, что завалился и чуть не опрокинул меня и мои пакеты.

— Значит, тогда вы позвонили вашей молодой подруге, Бритт Марии Андерссон, и попросили ее помочь вам, — констатировал ассистент Стигсон, который сам проводил допрос, записал его на магнитофон и сейчас зачитывал вслух распечатку.

— Да, она отвечает за порядок. Может также резко поговорить с такими, как Даниэльссон, поэтому я не в первый раз просила ее о помощи.

— Вам известно, что эта Андерссон тогда сделала? — поинтересовался Стигсон.

— Госпожа Андерссон, она не девчонка какая-то. Она в разводе, или, может, ее муж ушел, а то и умер. Этого я на самом деле не знаю. Но она спустилась и поговорила с ним, поскольку немного позднее снова стало тихо и спокойно.

— Госпожа Холмберг, вам известно, в котором часу это было? То есть когда снова стало тихо, — уточнил Стигсон.

— Где-то около половины одиннадцатого вечера. Насколько я помню, значит.

— И что вы сделали потом, госпожа Холмберг?

— Пошла и легла. И слава богу, кстати. Высуни я нос наружу, меня тоже прибили бы.


— Молодая соседка? К кому она обращалась за помощью. Что говорит? — спросил Бекстрём.

— Бритт Мария Андерссон. Высший класс, — сказал ассистент Стигсон со счастливой улыбкой.

— Какой еще высший класс? — нахмурился Бекстрём.

— Какая женщина! — И Стигсон глубоко вздохнул. — Какая женщина! Блондинка, природная, а не крашеная, никаких сомнений. Какое тело! И грудь. Высший класс. Долли Партон ей и в подметки не годится, если можно так сказать, — объяснил Стигсон с блаженной улыбкой на губах.

— И она умеет говорить? — поинтересовался Бекстрём.

— Конечно, — сказал Стигсон и кивнул. — Она очень приятная, и, слава богу, у меня оказался с собой магнитофон, ведь при ее-то внешности, я имею в виду при ее теле…

— Но, черт побери, — не выдержала Анника Карлссон. — Поведай, наконец, что она сказала.

«Сейчас, парень, берегись, — подумал Бекстрём. — Карлссон слишком разозлилась, скоро она переломает руки и ноги малышу Стигсону».


— Конечно, конечно, — сказал Стигсон, и у него внезапно порозовели щеки. Он нервно перелистал свои бумаги и продолжил читать: — «Свидетельница Бритт Мария Андерссон сообщает в данной связи следующее. Около десяти часов в среду вечером госпожа Холмберг позвонила госпоже Андерссон и попросила помочь урезонить соседа Даниэльссона. Госпожа Андерссон спустилась к Даниэльссону и позвонила ему в дверь. Даниэльссон открыл, и он явно выглядел пьяным. Она сказала ему успокоиться и пригрозила, если он не сделает этого, позвонить в полицию. Даниэльссон извинился, а потом закрыл дверь своей квартиры. Госпожа Андерссон постояла пару минут перед ней и послушала, но, когда проигрыватель выключили, она на лифте поднялась к себе. Примерно через четверть часа Даниэльссон позвонил госпоже Андерссон на домашний телефон. Он наорал на нее и вел себя крайне нагло. Заявил, что она лезет не в свое дело. Когда он положил трубку, по оценке госпожи Андерссон, на часах было примерно половина одиннадцатого вечера».

— Здесь вроде все сходится, — сказал Альм. — Перед нашей встречей мне передали первые телефонные распечатки. Согласной той, которая касается телефона нашей жертвы (соседей по дому я еще не получил), Даниэльссон звонил со своего домашнего телефона на другой стационарный аппарат в двадцать два двадцать семь. Около одиннадцати то есть. Дай-ка мне протокол допроса Андерссон, — попросил он.

— Ради бога. — Стигсон передал Альму лист формата А4.

— Да, — сказал Альм и кивнул, быстро бросив взгляд на полученную бумагу. Это домашний номер Андерссон. Последний телефонный разговор Даниэльссона вообще.

«Поскольку его потом забил до смерти и ограбил просто рубаха-парень Ролле Столхаммер», — подумал Бекстрём, с трудом скрыв свой восторг.

— Есть еще одно дело, которое немного беспокоит меня. Пожалуй, лучше сообщить о нем сейчас, пока я не забыл, — сказал Альм.

— Да, так, пожалуй, надежнее всего, — заметил Бекстрём и улыбнулся дружелюбно.

— Разбираясь со Столхаммером, я заметил, что он живет на Иерневегсгатан в Сундбюберге. Это всего лишь в ста метрах от Экенсбергсгатан, где поляк нашел дождевик и все другое, тапки и перчатки. Находится прямо по пути, скажем так. Если идти ближайшей дорогой от Хасселстиген к Иерневегсгатан, мы пересекаем Экенсбергсгатан примерно в том месте, где поляк нашел одежду.

— Вот как. — Бекстрём улыбнулся хитро. — Кто бы мог поверить в подобное о старом наставнике молодежи? Послушай, Стигсон, — продолжил он. — Эта женщина, Андерссон. Она не видела, кто был гостем Даниэльссона? Или ты забыл спросить ее при мысли обо всем ином?

— Нет. Понятно, я спросил об этом, — сказал Стигсон нервно и скосился на инспектора Аннику Карлссон. — Само собой. Нет. Она не видела, с кем он был. Но, когда она разговаривала с Даниэльссоном, слышала, что кто-то находится в гостиной. Однако не входила в квартиру, поэтому и не видела, кто именно там был.

— Я подумал об одном деле, — сказал Бекстрём и посмотрел на Альма.

— Да?

— Ты говоришь, многие старые друзья Даниэльссона дали знать о себе, как только услышали, что его убили.

— Да.

— Но не Роланд Столхаммер?

— Нет, — подтвердил Альм. — Он так и не позвонил.