Грей даже не стал пытаться уточнить, о чем речь, спросив вместо этого:

— А мне что делать?

— Мне нужно, чтобы ты занялся смертью Ксавье.

Доминик медленно кивнул.

— В этом есть смысл.

— Хорошо. Я куплю на вечер билет в Париж. Нельзя терять время.

Грей попрощался и двинулся к выходу, но притормозил, полуоткрыв дверь:

— Еще один момент.

— Какой? — подал голос Радек.

— Я понимаю, почему ты не упомянул дьяволопоклонников раньше. Помалкивать о некоторых вещах вполне естественно, Виктор, у всех есть свои секреты. Просто постарайся, чтобы они не повлияли на расследование, над которым я работаю.

Глава 15

Париж

Из угловой кабинки Люк Морель-Ренар наблюдал за людьми, толпящимися в дешевом баре Восемнадцатого округа. Пусть в этом районе и располагалась базилика Сакре-Кёр, он тем не менее оставался одним из самых неблагополучных в Париже, и Люк некоторое время сокрушался, что мигранты из Северной Африки и других мест заполонили места, где прошло его детство, принеся с собой безработицу и преступность.

Люк был восходящей звездой ультраправой организации Unité Radicale  [Радикальное единство (фр.).], которая, однако, была распущена после неудачного покушения на Ширака. Тогда к Люку, преуспевшему как в ораторском искусстве, так и в идеологии ненависти, обратился некий член L’église de la Bête. Поначалу Морель-Ренар был шокирован безнравственностью этой подпольной группировки и требованиями, которые она предъявляла к своим последователям, но потом понял, что его устремления, как плотские, так и политические, могут быть удовлетворены именно там.

Руководство Ксавье никогда не нравилось Люку: на его вкус, лидер был слишком уж прямолинейным. К тому же, если пресса пронюхает о связях Люка с Церковью Зверя, от него отшатнутся даже собственные последователи-радикалы. Церковь помогала его политической карьере изнутри, а не снаружи.

Когда в углу завязалась драка, Люк размышлял о том, какой он удачливый. Ксавье мертв. Теперь Люк отвечает за руководство церковью, и единственный человек, перед которым придется отчитываться, куда больше соответствует его целям. По сути, Люк пришел к пониманию красоты и могущества точки зрения Волхва и теперь считал себя его верным учеником. Тот пообещал помочь политической карьере Люка, и не только. Далеко не только.

Драка в углу закончилась, и редкая для этого места тишина снизошла на толпу, когда бармен прибавил звук телевизора. Снова выступал Саймон Азар, и его слушал каждый член профсоюза, байкер, анархист, сатанист и районный хулиган. Люк, благоговея, наблюдал, как Саймон, сидящий в кресле с высокой спинкой, преподносит аудитории мощную смесь интеллекта, харизмы и непритязательной мудрости, которая находит путь к сердцам и работяг, и умников, и маргиналов. Религиозные лидеры уже осудили Азара, но остальные представители огромной части человечества, плавающей в мутных водах агностицизма, цеплялись за надежду, которую он давал, как за спасательный круг.

Люк слушал переводчика.

— Сегодня утром я вышел в Сеть, и знаете, какие на этой неделе три главные новости? — Саймон принялся загибать пальцы. — Первая: еще одно землетрясение на Гаити. Вторая: сильное наводнение в Бразилии уничтожило тысячи домов и урожай на миллионы долларов. Третья: итальянец, живущий в элитном районе меньше чем в миле от Ватикана, похитил и расчленил двух местных школьников. — Азар помолчал, чтобы все обдумали ужас случившегося. — Знаете, что объединяет эти кошмарные события? Дело в том, что они произошли всего за одну неделю в трех странах, где особенно развиты католицизм и набожность. Сколько десятков тысяч и даже миллионов жителей подобных стран, сколько миллионов молились на этой неделе о мире и процветании? И к чему привели их молитвы, чем помогли несчастным душам, погибшим в результате этих происшествий? По меньшей мере нелепо думать, что Бог убивает наших детей или допускает подобные несчастья, какой бы теологической системы ты ни придерживался. Мы не принадлежим к рациональному виду, а, скорее, склонны рационализировать. И делаем все необходимое, чтобы вписать Бога в привычные нам рамки.

Толпа одобрительно загудела.

— А если бы подобные трагедии произошли в безбожной стране, где люди приходят в мир, стреноженные первородным грехом, а вечное проклятие довершает дело? Кем надо быть, чтобы создавать людей столь ужасно несовершенными, а затем обречь большинство из них на бесконечное наказание? — Саймон хлопнул в ладоши и подался вперед в кресле. — И кто, спрашиваю я вас, в таком случае являет собой зло? Ах, скажете вы, но ведь ада на самом деле не существует, а вечное проклятие — просто миф. Но каково же в таком случае, спрошу я, значение жертвы Христа? От чего нас спасать? — Он развел ладони. — Я понимаю, что многие из вас не верят в концепцию ада и вечного проклятия, но зачем цепляться за идеалы, включающие столь анахроничные понятия? Почему бы не стать свободными мыслителями, свободными существами? Чего нам тут бояться, кроме непрожитой жизни?

Выражение безграничной печали появилось на вытянувшемся лице Саймона.

— Разве не пришло время пересмотреть наше представление о Боге? Предположить, что не мы созданы по его образу и подобию, а он — по нашему? Что ему знакомы наши удовольствия, наша боль, вся щемящая красота нашей любви, наших потерь и стремлений, все эти отличительные черты человеческого бытия, всё, что мы знаем. И всё, что мы имеем. Разве не пришло время, — добавил он мягко, — начать искать универсальные решения наших проблем, а не заоблачные идеалы, которые разделяют народы, страны и города?

Даже зная, что́ на самом деле представляет собой выступающий, Люк обнаружил, что увлечен его речью. Ведь Азар просто-напросто говорил о Боге, о котором все мечтали, неважно, признавая это или нет. О мудром, заботливом, преданном, справедливом и совсем чуть-чуть небезупречном. Этот современный Бог, похожий на отца-домоседа, куда больше соответствовал сложностям нашего мира.

Люк мог лишь улыбнуться.

После того как он присоединился к Церкви Зверя, ему пришлось согласиться со старой мудростью, гласящей: самый коварный трюк дьявола заключается в том, что он сумел убедить людей, будто его не существует. Но для подобного трюка, учил Волхв, есть причина, и она заключается не в том, что дьявол собирается провести вечность, играя вторую скрипку. Наоборот, когда придет время, наступит переломный момент, баланс веры сместится, и тогда поднимется занавес, а толпе предстанет превосходящая всякое воображение иллюзия, сияющая и ужасная.

Сотовый Люка завибрировал, и он сглотнул, увидев номер.

Звонил Данте.

В жизни Морелю-Ренару доводилось совершать такое, что заставило бы покраснеть маркиза де Сада, но от разговоров с Данте он становился больным и неуравновешенным. Данте напоминал сущность, лишенную души, полость в форме человека, не содержащую ничего, кроме пустых глаз и жуткой татуировки. Возможно, Волхв был одарен Зверем, но Данте… Люк скорее умер бы, чем перешел ему дорогу. Извинившись перед друзьями, он побрел сквозь источаемую посетителями вонь на улицу и принял звонок:

— Oui?

— Человек по имени Доминик Грей едет задавать вопросы. Он должен кое с кем встретиться.

Разговор оборвался так же внезапно, как начался, а Люк остался стоять на улице с замолчавшим телефоном возле уха.