— Я говорю о существах намного хуже гоблинов, — произносит Себастьян. Он знает, что гоблинов мы не боимся. Они — посланники между королевствами, единственные существа из обоих миров, которым позволено свободно перемещаться между ними. Мы привыкли к гоблинам. Даже у мадам Вивиас есть домовой гоблин. Он живет под лестницей второго этажа. Жадное существо, шантажом вытягивающее у людей их секреты и собирающее жуткую коллекцию человеческих волос.

— Знаю, — говорю я. Он прав. Там есть злые фейри, дикие звери и монстры, которых мы даже представить себе не можем. Вот почему наши королевства разделены — и, возможно, по этой же причине наша мать нас бросила.

— Если до вас доберутся фейри теней… — добавляет он, понизив голос.

— Если ты видишь в глазах серебро, не вздумай с фейри вступать в договор, — хором заканчиваем мы с Джас.

Потому что фейри теней так опасны, что люди слагают о них песни и поют их своим детям.

— Думаю, мы должны рискнуть, — говорит Джас. — Я понимаю, что это опасно. Но было бы еще опаснее, если бы я слепо верила в защиту королевы. Я буду начеку. И я найду маму.

— Ты действительно думаешь, что сможешь найти ее в такой толпе? — спрашиваю я.

— Нужно будет обыскать всего один замок, а не целое королевство, — она пожимает плечами. — И, Бри, даже если мы не найдем маму, только представь, какие там могут быть сокровища.

Многое из того, что мне известно о фейри, я знаю из сказок, которые мама рассказывала нам перед сном.

«Когда-то давным-давно золотая принцесса фейри влюбилась в короля теней. Но их королевства воевали сотни лет, а ее родители были заклятыми врагами короля и его королевства…»

Все остальное я знаю из легенд. Их знают все — обрывки правды и суеверия, которые люди передают из поколения в поколение. В одном из таких обрывков рассказывается о королеве Благого двора и ее драгоценностях.

— Ты совсем с ума сошла? Стража не даст тебе и близко подобраться к ее сокровищам, — говорит Себастьян, заметив, что мои губы скривились в усмешке.

— И никому не даст, — осторожно говорит Джас. Она внимательно смотрит на меня. — Я знаю только одного человека, который мог бы обыскать ее земли и остаться незамеченным.

Себастьян качает головой.

— Нет.

Я улыбаюсь.

— Но как здорово было бы попробовать.

Он смотрит на меня, а потом поднимает бровь, поворачивается к Джас и обращает на нее хмурый взгляд.

— Смотри, что ты наделала.

— Она права, — говорю я. — Я могу это сделать.

А если мысль о краже у благородной фейри вызывает у меня больший трепет, чем перспектива найти собственную мать, — что с того?

— Обе вы забываете об одном, — Себастьян сползает по стене на пол, упирается локтями в колени и переводит взгляд с меня на сестру.

— О чем? — раздраженно говорит Джас.

Он пристально смотрит мне в глаза, и я замечаю в его взгляде беспокойство.

Я тянусь к Джас и сжимаю ее руку.

— Он хочет сказать, что, возможно, мама уже мертва. И не вернулась к нам именно поэтому.

Джас пожимает плечами.

— Можно надеяться. Это единственная веская причина, по которой нам не стоит туда идти, — она говорит это так легко, что если бы я не знала свою сестру, то с легкостью бы ей поверила.

Я знаю Джас лучше, чем кто-либо другой. Она не надеется, что наша мать умерла. Нет, она скорее простит ее за то, что она бросила нас, когда мы росли, чем смирится с тем, что никогда больше ее не увидит.

Лично я ни на что не надеюсь. Никогда. Надежда вызывает привыкание, на нее начинаешь полагаться. В таком жестоком мире, как этот, я не хочу, чтобы кто-то понял, что мне нужна поддержка.

— Было бы неплохо узнать наверняка, — признаюсь я. — Но я все еще не уверена, что посещение фейри в наших интересах. Мы — люди. Даже мама, несмотря на все ее романтические представления о фейри, предупреждала, что их королевство полно опасностей.

Джас прикусывает губу, глаза бегают из стороны в сторону.

— Но, может быть…

— Сейчас я решить не могу.

Мне очень нужно поспать, и при этой мысли измождение накрывает меня, как тяжелое одеяло. Я зеваю, вытягиваю руки над головой, ложусь на бок и сворачиваюсь калачиком.

— Задуйте свечи. Или не задувайте. Мне все равно. Я сплю.

— Абриелла! Джасалин! — зовет Кассия с верхнего этажа. — У меня в комнате жук!

— Я его уберу, — говорит Джас, сжимая мою руку. — А ты спи.

— Спасибо, сестренка, — бормочу я, не открывая глаз. Я едва слышу, как она выходит из комнаты, как поднимается по ступенькам, а затем — как мягко задувают свечи.

— Спокойной ночи, Бри, — тихо говорит Себастьян.

— Спокойной ночи, — произношу я в полусне.

А потом чья-то рука касается моего лба, гладит меня по волосам, и я слышу шепот:

— Не ходи на бал.

Я улыбаюсь. Он переживает. Это так мило.

— Не волнуйся. Я не хочу иметь с этим местом ничего общего.

А потом он целует меня. Касается губами лба — и тут же исчезает.

Я открываю глаза и вижу, как силуэт Себастьяна удаляется в сторону двери в подвал.

А сон у меня как рукой сняло.

* * *

Каждый раз при звоне раконов у меня на душе скребут кошки. Ежемесячно в течение девяти лет мы с Джас отсчитывали деньги, чтобы отдать их мадам Вивиас. Иногда нам хватало. Иногда было больше, чем нужно, и тогда у нас была фора для платежа в следующем месяце. Но обычно — слишком часто — денег не хватало. И каждый раз, когда мы не могли достать нужную сумму, все последующие платежи увеличивались, а санкции становились все больше. В конце концов оказалось так, что, если бы я не воровала, мы не могли бы выплачивать долг.

— Сколько? — дрожащим голосом спрашивает Джас.

— Не хватает еще тысячи семисот.

Она вздрагивает. Понимает, что это значит, и мне так это не нравится. Я хочу спасти ее от этого. Может быть, мне нужно, чтобы она всегда верила в лучшее, потому что у меня этой веры нет. И мне больно видеть, как мир выбивает из нее эту веру.

— Мы должны отправиться к фейри, — тихо говорит она.

Я качаю головой.

— Себастьян прав. Это слишком опасно.

Она сглатывает.

— Для людей — да, — она отрывает взгляд от кучи раконов на нашей кровати и смотрит мне в глаза. — Но что, если мы пойдем как фейри? Можем купить у мага Трифена зелья, которые придают эльфийское очарование. Тогда мы будем выглядеть как благородные фейри. Разве это не будет дополнительной защитой?

Я провожу пальцами по монетам. Их звон — восхитительная пытка. Мы убиваемся, чтобы закрыть этот контракт, но дыра затягивает нас быстрее, чем мы можем из нее выбраться. Нужно что-то менять.

— Хорошо, — киваю я. — Давай попробуем.

На ее лице появляется такая широкая ухмылка, что я понимаю: я не смогла бы ей отказать. Я люблю свою сестру. Если, отправившись на поиски матери, она почувствует, что внесла свой вклад в обретение нашей свободы, мы это сделаем.

— Нам понадобятся платья, — говорит она. — Чтобы не выделяться! — добавляет она, и я корчу гримасу. Она вытаскивает из-под кровати рулон муслина и чуть ли не пищит от восторга. — Я всегда мечтала сшить для тебя платье!

— Не привыкай, — говорю я. Но все же не могу сдержать улыбки.

— Когда я закончу, принц Ронан глаз от тебя не сможет отвести — хочешь ты этого или нет.

Я раздеваюсь до нижнего белья и позволяю ей завернуть меня в муслин, с помощью которого она делает эскизы новых платьев для наших двоюродных сестер. Когда она заканчивает подкалывать ткань, в дверь стучат.

Три раза. Пауза. Два раза.

Так в нашу дверь стучится Себастьян.

— Входи! — хором кричим мы с Джас. Она прекращает орудовать булавками у моей талии.

Обе мы поворачиваемся к распахнутой двери. Когда Себастьян видит меня, его глаза расширяются, и он прикрывает лицо рукой.

— Простите… я… простите.

— Я одета, — меня забавляет то, как он покраснел. — Заходи же.

— И закрой за собой дверь, — тихо добавляет Джас. — Нам не нужно, чтобы сюда пришла мадам Ви.

Себастьян коротко кивает и входит в нашу комнату, закрывая за собой дверь, как мы и просили.

— Прекрасно выглядишь, — говорит он мне.

Себастьян произносит это сдавленно, как будто не знает, как сделать комплимент. С чего бы? Вряд ли он видел меня в чем-то красивее тряпок и облегающих черных штанов, которые я люблю надевать на ночные прогулки.

— Спасибо.

Я рассматриваю приколотую на мне коричневую ткань.

Он просто добр ко мне. Я выгляжу не прекрасно. Просто… странно.

— Погоди еще, вот найду я для него подходящую ткань. Что скажешь о тонком бархате самого темного изумрудного цвета? — улыбается мне Джас. — Ты будешь выглядеть сногсшибательно.

Теперь моя очередь краснеть, и я опускаю голову, чтобы Себастьян этого не заметил.

Я не могу в это поверить, но мне действительно нравится платье. Джас знает, как я отношусь к платьям и отсутствию свободы движения. Поэтому низ платья она наметила в виде свободных брюк, которые будут выглядеть как юбка, когда я буду стоять. А верх — в виде облегающего лифа без рукавов, со слишком низким, на мой вкус, вырезом. Мои двоюродные сестры убили бы за это платье — ну или как минимум начали бы скулить и умолять, чтобы мы отдали его им.