— Знаем мы ваш футбол… пиво, семечки… — начинает мама и, видя угрожающий папин взгляд, тут же прикусывает язык.

— Вообще-то, они любят друг друга, — говорю я, опуская взгляд в тарелку. — Вроде…

Джастин кивает, и дальше мы едим молча.

Когда ужин подходит к концу, американец помогает нам с мамой убрать посуду со стола.

— Почему вы не пользуетесь? — Удивленно интересуется он у нее, указывая на посудомоечную машину.

Я в замешательстве, но перевожу вопрос. Мама смотрит на Джастина так, словно он сморозил какую-то глупость.

— Потому что я вымою посуду лучше. — Отвечает она и включает в раковине воду.

А что, все очевидно. И даже логика присутствует. Перевожу ее ответ американцу, и того, кажется, тоже он устраивает. Поблагодарив маму еще раз, парень поднимается к себе.

Я тоже иду в свою комнату. Со страхом открываю ноутбук и пытаюсь дозвониться Славе. Он не отвечает — ничего удивительного, я бы тоже обиделась. Пишу длинное письмо, отправляю и всю ночь ворочаюсь в постели, то проваливаясь в сон, то снова просыпаясь. Вот только снится мне не мой парень, а крыша в вечерних сумерках, розовый закат, желтоватые листочки яблони и нечаянные прикосновения рук Джастина к моей коже.

* * *

Когда утром я иду в ванную, в комнате гостя тихо. Принимаю душ, одеваюсь, снова возвращаюсь к его двери. Набираюсь смелости и стучусь, чтобы сказать, что нам пора на учебу, но никто мне не отвечает. Открываю дверь — пусто. Американца уже нет. Тогда я спускаюсь вниз и замираю на последней ступеньке.

Происходящее на кухне кажется идиллией. Джастин сидит на стуле, перед ним стоит большая тарелка с блинами. Рядом — чашки со сгущенкой и вареньем. Выключив плиту, мама поворачивается к американцу и показывает, как нужно скатать блин в трубочку или сложить треугольником, а потом макнуть в одну из чашек.

— Нравится? — Спрашивает мама, нажимая костяшкой пальца на экран планшета.

— Do you like it? — Отзывается электронным голосом онлайн-переводчик.

— О, да. — Кивает Джастин, прожевав кусочек, а затем (держите меня, семеро) говорит: — Спа-сы-ба!

Мама чуть не подпрыгивает на месте от радости. Пишет что-то в планшете, читает внимательно, а затем выдает:

— Ай эм вери хэппи!

Парень, сворачивая очередной блин, улыбается ей.

Круто.

А меня мучает только одна мысль: нужно научить его проговаривать букву «р». А маму — отучить.

— Всем привет, — говорю, тихо входя на кухню.

Оба смотрят на меня.

— Привет, — отзывается мама.

— Привет, — вторит на английском Джастин.

Беру чайник, кружки, расставляю их на столе, кидаю внутрь чайные пакетики и завариваю кипятком.

— А теперь на русском, пожалуйста. — Улыбаюсь, не глядя парню в лицо.

Он не обижается. Усмехнувшись, пытается произнести:

— П… Пуи… При… — С буквой «р» ему еще долго не удастся справиться, зуб даю. — При-вэт.

— При-вет. — Подсказывает мама. — Приии-вет.

Я довольна. Еще минут двадцать мы пьем чай с блинами, пытаясь научить его произносить «привет», «спасибо» и «хорошо», хотя следовало бы начать со всемогущей фразы «извините, я не говорю по-русски». Но легкие пути ведь не для нас.

* * *

— Давай пройдемся пешком, Зоу… — спотыкается Джастин, желая, видимо, по привычке исковеркать мое имя и тут же исправляется: — Зоя.

— Пешком? — Переспрашиваю, надевая обувь в прихожей.

Сегодня на мне джинсы, свитер и тонкий плащ — на улице прохладно.

— Да. — Отзывается парень уже с крыльца и, поежившись, застегивает толстовку под самое горло. — Ты говорила, что здесь недалеко.

— Хорошо. — Пожимаю плечами, беру сумку и выхожу за ним следом.

— Наконец-то собрались! — Усмехается папа.

Они с мамой уже ждут нас в машине.

— Пап, мы сами дойдем. — Говорю, бросая взгляд на американца. — Джастин хочет прогуляться.

Тот в подтверждение моих слов отчаянно кивает.

— Правильно. — Соглашается отец. — Пусть посмотрит достопримечательности.

— Хорошего дня! — Желает мама.

И они, помахав на прощание рукой, отъезжают от дома.

Надо признаться, без них мне как-то неловко в обществе Джастина. После вчерашнего разговора он кажется более расслабленным, будто решил открыться мне, довериться или что-то вроде того. А, может, у него просто нет выхода, и нет никого, кто был бы рядом, мог помочь ему освоиться на новом месте и хоть как-то пережить предстоящие несколько месяцев.

Указываю направление, и мы начинаем движение в сторону университета. Я — по бордюру, он — рядом, слева, спрятав руки в карманы и задумчиво водя глазами по каждому из стоящих в ряд домов. Идет, стараясь пнуть носком кроссовка каждый попадающийся по пути опавший с дерева листочек — ну, точно мальчишка!

— Ты поговорила со своим бойфрендом? — Спрашивает он, наконец, после недолгого молчания.

Моя жизнерадостность моментально улетучивается. Кажется, что серые тучи, проплывающие над городом, улеглись мне на плечи и давят, давят.

— Нет. — Отвечаю ему по-русски.

За завтраком мы договорились о том, что таким образом будем пополнять его словарный запас. Пусть привыкает.

— Нет. — Категорично и жестко повторяет он. Его все еще беспокоит, что наш язык звучит достаточно твердо и строго. Затем добавляет: — Да, я бы на его месте вообще с ума сошел. Такой красавчик, атлетически сложенный, подтянутый, в одних трусах и врывается в комнату к его девушке.

Джастин говорит это на полном серьезе, поэтому мне приходится вытянуть шею, чтобы убедиться — он улыбается. И я тоже расплываюсь в улыбке. Иногда его шутки выглядят излишне самоуверенными и даже пошлыми, но я ценю попытки поднять мне настроение.

— Все образуется, — отвечаю, пытаясь успокоить в первую очередь саму себя.

Вдыхаю ярко раскрашенный и увядающий запах осени, и мне почему-то жутко хочется узнать, каково это — идти и держать этого парня за руку. Я уже знаю, что его ладони большие и горячие, а еще мне теперь известно, каким он может быть — уютным, спокойным, рассудительным, когда никто не видит и не лезет ему в душу.

Реннер — настоящий раздолбай, да, но уверена, что это просто маска. Потому что мне удалось вчера случайно заглянуть под ее завесу и увидеть там настоящего Джастина.

— Зоя, а что такое «[zay-ka]»? — Парень поворачивается, и его взгляд цепляется за меня тысячами маленьких невидимых крючков так, что невозможно становится отвернуться. Смотрю в его глаза и чувствую, что теряю себя.

— Это… — Задумываюсь, и тут же чуть не падаю с бортика. Не стоит забывать о безопасности, пока строишь глаза парням. Восстанавливаю равновесие и замечаю, что лицо Джастина уже совсем близко — всего в нескольких сантиметрах от моего. Он бросился, чтобы подхватить меня. — Это… — Смущенно улыбнувшись, прячу взгляд. Выпрямляюсь и осторожно ступаю дальше. — Брат так называл меня в детстве. Не Зоя, а «Зойка». Это вроде как… обидно. И мама с папой постоянно одергивали его, а потом стали называть меня созвучно — «Зайка», что значит «заяц». Это слово в нашем языке звучит ласково, даже влюбленные часто друг друга так называют. Похоже на ваше «hunnybunny», не знаю, с чем еще сравнить…

Краснею. Жутко, дико, отчаянно краснею, и ничего не могу с этим поделать.

— Значит, ты… zay-ka… — Парень странно прищуривается, и мне не удается понять, о чем он думает.

Принимаю прохладный ветерок, налетевший вдруг ниоткуда, за благословение. Надеюсь, хоть щеки немного остынут.

— А что такое… [zad-nit-sa]? — Громко выдает Джастин, делая почему-то ударение на букве «i».

Проходящая мимо пожилая женщина вздергивает брови, сурово глядя на нас.

Я в недоумении пялюсь на Джастина.

— Что? — Спрашивает тот. — Неправильно произнес? Ты вроде сама это слово говорила.

— Лучше скорей забудь его, — прошу я, хихикая.

— Так и знал, что это что-то оскорбительное, — наигранно обижается он и опускает взгляд на свои намытые до идеального блеска белые кроссовки.

Уж я-то знаю, не успеем мы до универа дойти, они станут грязно-серыми. Каждая проезжающая по дороге машина тянет за собой столько грязи, что, гуляй мы целый день, на нас вечером были бы плащи из пыли толщиной в сантиметр.

— Не оскорбительно. — Закусываю щеку изнутри. — Это значит… — Перехожу на шепот, бросая в его сторону короткое: — Попа.

— Что?

Понимаю, что он не врубается и начинаю перечислять все синонимы, какие приходят в голову:

— Ass, booty, butt, cheek [ягодица]…

Хлопаю себя по соответствующему месту и краснею еще пуще.

— Blin, — восклицает американец, глядя на меня. — А покажи еще раз, как ты это делаешь. Мне нравится!

Его глаза загораются. Напряжение снято, и мы хохочем, отворачиваясь друг от друга. Мне с ним реально легко. Интересно только, как долго это продлится?

Первым успокаивается Джастин:

— Вряд ли у меня получится. Учеба, русский и все такое. — Он качает головой.

Спрыгиваю с бордюра. Теперь между нами снова около тридцати сантиметров в росте. Просто бездна! Мы как волк и заяц из «Ну, погоди» — смех, да и только.

— А что ты теряешь? — Набираю смелости и толкаю его плечом, чем вызываю очередной удивленный взгляд. — Прими это не как испытание, а как веселое приключение, например. Как отдых. Будет сложно, но весело. Это я тебе обещаю. Здесь нет океана, здесь девять месяцев в году холодно, но в этой стране люди умеют веселиться.