Лена Сокол

Небо, полное звёзд. Другие МЫ

Небо, полное звезд

Плейлист

Lily Kershaw — As It Seems

Glen Hansard & Marketa Irglova — Falling Slowly

John Newman — Stand by Me

Sam Smith — Kids again

Diana Demuth — Rose of Nantucket

Lucas Hoge — If only I could

Ingrid Michaelson — Maybe

Rompasso — Paradise

The Weeknd — In your eyes

Aron Blom — Six years

Shawn Mendes — If I Can’t Have You

Sigrid — Mine Right Now

Coldplay — A sky full of stars

* * *

Посвящается моей Анне

Поверь, ты всё ещё можешь открыться миру.

Будущее неизбежно, предопределено, но может не состояться. В промежутках нас подстерегает Господь Бог.

Хорхе Луис Борхес

Пролог

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 31 МАЯ

22.59

О чём думает семнадцатилетняя девчонка, засыпая накануне своего первого в жизни свидания? Настоящего свидания, имею в виду. И слово «настоящий» здесь предполагает официальное приглашение от парня, озвученное им вслух, написанное на бумажном сердечке и приклеенное к окну.

Она думает о том, как всё будет, что они скажут друг другу, и — тут я не открою вам тайну — будет ли сопровождаться всё это действо поцелуями. Тоже настоящими, разумеется.

Я засыпала, глядя на чёрное сердечко, которое Мика приклеил на стекло моего окна с обратной, уличной стороны. «Завтра. Ты и Я» — было написано на нём его неровным почерком. Было уже темно, и я не могла разглядеть букв, но я точно знала, что они там есть — я прочитала его послание ещё до того, как выключить свет и лечь спать.

«Ты и Я».

Звучало многообещающе.

И, повторяя эту фразу про себя перед сном, я не могла не улыбаться. Моя последняя мысль перед тем, как мои глаза сомкнулись, была о фонарике: а что, если взять его и посветить на стекло? Тогда можно будет снова прочесть написанное.

Но за фонариком вставать было лень, а я и так знала содержание послания. И оно заставляло меня улыбаться снова и снова.

Ты и Я. Завтра.

Так и будет.

ЧЕТВЕРГ, 4 ИЮНЯ

7.29

Я встрепенулась в постели, ещё до конца не осознавая, что проснулась не от звонка будильника, а от какого-то постороннего шума.

— Сюда! Да! Вот так! Наклоняй! — Доносились с улицы мужские голоса.

Затем под окнами залаял пёс. Наш пёс.

«Какого чёрта?»

Дрисс — добродушный гигант-ньюфаундленд практически никогда не использовал свой голос в деле. Чтобы заставить его лаять, нужно было ещё постараться.

Я приподнялась, потёрла веки пальцами и уставилась в окно.

Несколько рабочих возились на противоположной стороне дороги на соседском газоне. Похоже, старуха Пельцер всё-таки получила разрешение от городского совета на устройство бассейна у себя во дворе. Вот же упёртая бабка! Мы только вчера смеялись с Микой насчёт того, что только умалишённой придёт в голову рыть бассейн перед домом в городе, в котором даже летом средние значения температуры едва достигают восемнадцати градусов.

— Опускай! — Крикнул один из рабочих, махнув рукой.

И Дрисс заметался у ограды, с беспокойством наблюдая за тем, как погрузчик сгружает вдоль дороги массивные поддоны с декоративным камнем.

«Кто, вообще, отпустил пса во двор одного, без присмотра?» — едва пронеслась в голове мысль, и я по привычке перевела взгляд вправо — туда, где располагался дом Ярвиненов. И только в этот момент вдруг заметила, что на стекле нет чёрного сердечка — послания от Мики.

Наверное, унесло ветром — со здешней погодой ничему не удивишься. Но сердце всё равно неприятно кольнуло каким-то смутным предчувствием: будто происходило что-то нехорошее.

А потом зазвенел будильник. И это было так неожиданно, что я снова чуть не подпрыгнула. Потянулась за телефоном, отключила сигнал и снова уставилась в окно. На стекле ещё виднелись белёсые следы от клея, который вечером держал записку.

«Я перечитывала её снова и снова перед сном» — от воспоминания об этом на душе потеплело, но что-то странное во всей окружающей обстановке не давало покоя.

— Софья! — Послышался мамин голос за дверью. — Да стой ты! Подожди!

Я осторожно спустила ноги с кровати и зевнула. На столе стояла ваза с жёлтыми тюльпанами. Откуда она здесь? Кто её принёс? Мама? Но когда?

— Со-о-фья!

И вообще, что мои мать и сестра делали дома утром в понедельник?

Мама уезжает на работу в 6.30, а Софья отправляется в школу в 7.20 на спецкурсы по подготовке к экзаменам. Обычно я просыпаюсь в полной тишине, и первым звуком, нарушающим её, становится шум включаемого мной компьютера.

— Даю слово, сегодня никаких наркотиков, сигарет и выпивки! — Издевательски пропела моя младшая сестра. — Надеюсь, теперь ты довольна, мам?

— Как смешно.

Я бросила ещё один взгляд на экран смартфона. «7.30» — никаких ошибок. «Четверг, 4 июня» — было написано ниже.

Четверг?..

Сегодня же понедельник. Так?

Я потрясла головой.

И в этот момент моё внимание привлёк пустой блистер из-под каких-то таблеток, лежащий на тумбочке возле моей кровати. Он включал всего две ячейки, и обе были пусты. Рядом стоял наполовину пустой стакан с водой.

— Эй, ты как? — Дверь отворилась, и в мою комнату бесцеремонно ворвалась Софья.

Она подперла плечом косяк и уставилась на меня.

— С каких это пор мы с тобой разговариваем? — Огрызнулась я на неё.

Её лицо вытянулось. Софья удивлённо хмыкнула, но тут же взяла себя в руки.

— Ну что ж. — Произнесла она ледяным тоном. — Бог — свидетель, я пыталась быть с тобой любезной, дорогуша, но тот факт, что смерть твоего возлюбленного никак не отразилась на намерении школы провести сегодня школьный бал, не оправдывает твоей агрессии. Ты можешь сколько угодно злиться на то, что его больше нет, но не нужно срывать злость на тех, кто пытается тебе помочь, ладно? Прими-ка лучше ещё пару волшебных пилюль, что выписал доктор, и поспи. Или поплачь в подушку. Хотя… — Сестра оглядела меня с презрением и поморщилась. — Вряд ли, такие, как ты, способны выжать из себя хотя бы пару слезинок, да?

— Что ты куришь, вообще? Куриный помёт? — Вытаращилась на неё я. Затем вдохнула больше воздуха и закричала. — Ма-а-а-ам!

Вот уж кто точно должен быть в курсе, что её шестнадцатилетняя дочь с утра вмазалась чем-то и поехала крышей.

— Мне жаль тебя, и всё такое. — Пожала плечами Софья. — Ты потеряла единственного друга, Анна, но уже, хотя бы, из-за этого можно было не быть такой сукой.

— Ма-а-ам! — Нетерпеливо завопила я.

В коридоре послышались шаги.

— У неё приступ бешенства, — бросила сестра, разворачиваясь, — я умываю руки.

— Что случилось? — В комнату влетела мама. Она была в пижамных штанах, хлопковой кофточке, тапочках и явно не торопилась на работу. — Вы опять ругаетесь?

— Я ухожу. Разбирайся с ней сама. — Вздохнула Софья и затопала прочь по коридору.

— Мам, что она несёт? — Не выдержала я. — Какую-то чушь про смерть, пилюли какие-то, про школьный бал… — Я взмахнула рукой. — Ты посмотри на неё! Она же совсем слетела с катушек!

— Я считаю, что хватит вам уже ругаться.

— Я и не ругалась. Она ворвалась ко мне в спальню и начала нести этот бред!

— Пойдём, позавтракаем. — Примирительно улыбнулась мать. Убрала спутанные волосы за уши и подкатила к моей кровати кресло-коляску. — Кажется, ты ничего не ела с самой гибели Мики? Понимаю, как это тяжело, но доктор сказал…

— Что? — Я замотала головой. — О чём ты?

— О том, что тебе нужно питаться, чтобы не подорвать окончательно своё здоровье.

— Нет! Что ты сказала?! Гибели кого?! — У меня похолодело на сердце.

— Прости, родная, мне очень жаль. — Мама села и положила руку на моё плечо. — Мы все очень скорбим. Он был таким… добрым и светлым мальчиком. — Её лицо выглядело усталым. — И я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело, но мы все вместе как-то должны пережить его смерть.

Не знаю, может, слово «смерть» имеет какое-то магическое воздействие, но когда я услышала его из уст матери, у меня закружилась голова. Это точно не могло быть правдой. Это точно не могло произойти ни с кем из нас, а, тем более, с ним. Смерть? Гибель? Всё это звучало чудовищно, и точно должно было оказаться страшным сном.

Но я зажмурила глаза, а когда открыла их, мамин полный сочувствия взгляд никуда не исчез. Она продолжала смотреть на меня с жалостью и нежно гладила моё плечо.

На экране мобильного по-прежнему светилось слово «четверг», а за окном лаял пёс. Я хотела закричать, что в день твоего первого настоящего свидания мир не должен внезапно сходить с ума. Хотела возразить, но не смогла выдавить ни слова — просто продолжала непонимающе смотреть на мать.