— Так. Я знаю, что делать. — Она тряхнула головой, а затем встала. — Сейчас я позвоню доктору Литвиненко и узнаю, сможет ли он подъехать к нам сегодня, чтобы осмотреть тебя.

— Да не нужен мне твой психотерапевт, мам!

Мне хватило двух сеансов у Литвиненко в прошлом году, чтобы понять, что этому хлыщу с очками в роговой оправе гораздо интереснее, чем занимается в свободное время моя мать, чем моё реальное состояние. Он пытал меня в течение двух часов, задавая наводящие вопросы о том, не испытываю ли я депрессивных состояний и не собираюсь ли покончить с жизнью после аварии.

Мы не говорили о том, как прекрасна жизнь, и о том, что нужно искать положительное в событиях каждого дня. Всё, что я запомнила, это его театрально проницательный взгляд с прищуром и попытки выявить во мне хоть какие-то психологические дефекты.

Спасибо, но нет.

— Побудь тут, а я схожу, позвоню. — Сказала мать.

Её губы дрожали.

— Мама!

— Тебе нужно остаться здесь. — Она взяла коляску за ручки и вытолкала её за дверь.

— Ты не можешь так со мной поступить! — Охрипшим голосом крикнула я. — Мам! Ма-а-ам!

— Сейчас я вернусь, и будем завтракать. — Мать постаралась добавить голосу ласки, но у нее и раньше-то это не очень хорошо получалось. — Потерпи немного!

— Ма-а-ам! — Я практически свешивалась с края кровати.

— Дрисс? — Позвала она.

Но пёс не пожелал выйти. Уткнулся широким лбом в моё бедро и отвёл взгляд.

Тогда она просто вышла и заперла дверь.

Я слышала, как её шаги удаляются по коридору, и захлёбывалась в рыданиях. Лишить меня «ног» даже для неё было жестоким поступком.

— Мам! — Проорала я в последний раз так громко, что зажгло в горле.

И бессильно опустилась на подушку.

Что теперь делать? Ползти? Выскользнуть из окна? А дальше?

Меня колотило от обиды и осознания собственной беспомощности. А ещё от отвращения. Потому что в это самое мгновение я поняла, что даже ради того, чтобы увидеть Мику и убедиться в том, что он действительно мёртв, я не готова встать с кровати и открыть всему миру своей секрет.

Если раньше я лишь мысленно признавала, что ненавижу себя за это, то теперь готова была расписаться под этим утверждением кровью.

Я хотела встать, но не могла. И этот страх по-прежнему был сильнее меня.

Я могла подняться и уйти, ведь меня больше ничего не держало, но вместо этого достала телефон, пролистала входящие/исходящие за прошедшие дни, нашла входящий от Мики и набрала его.

«Э-хэй, привет, зачем бы ты ни звонил, ты зря делаешь это! — Если я не отвечаю, значит, я занят: смотрю с Анной на звёзды. Ха-ха-ха! А если это ты, профессор, то просто кинь камешек в моё окно! До связи-и-и!»

И слёзы буквально затопили моё лицо, стерев с губ все слова любви, которые я говорила Мике, и всю ложь, которой я кормила его день за днем, чтобы защитить себя.

Глава 21

— Это уже слишком. Даже для нашей матери. — Проворчала сестра, открыв дверь и наблюдая за тем, как я размазываю слёзы по лицу. — Даже, если речь идёт о тебе. Это вообще всё как-то слишком.

Она задумчиво зажевала губу, и маленькое колечко пирсинга спряталось у неё во рту.

— Пришла поиздеваться? — Всхлипнула я, задрав подбородок.

— Не обязательно огрызаться каждый раз, как видишь меня. — Хмыкнула Софья, входя.

— Что тебе нужно?

Она наклонилась, чтобы погладить пса, лежавшего возле моей кровати.

— Пришла убедиться, что с тобой всё в порядке. — Сестра подняла на меня обеспокоенный взгляд. — Ты выла, будто раненый зверь.

— А что со мной будет? — Отвернулась я.

Вдруг стало так тяжело дышать, что пришлось задержать дыхание, а потом вдохнуть медленно и глубоко.

— Я слышала, мама звонит врачу, у которого ты проходила курс обязательной реабилитации.

— Два бесплатных сеанса. Для галочки.

Я повернулась, и Софья понимающе кивнула. Без обилия косметики её лицо выглядело совсем юным.

— В любом случае, его секретарь сообщила, что он в отпуске.

— А. Ясно.

Значит, никто не приедет, не скрутит меня и не увезёт в психлечебницу.

— Ты пропускаешь подготовку к экзаменам? — Спросила я, вытирая влагу под глазами дрожащими пальцами.

— Мама разрешила.

— Почему?

— Из-за тебя.

— Из-за меня?

Софья потрепала Дрисса за загривок и выпрямилась.

— Похороны. Всем тяжело. — Она пожала плечами. — И всё такое.

Похороны. От этого слова будто веяло могильным холодом.

— Похороны? — Переспросила я.

Мне всё ещё хотелось, чтобы это оказалось неправдой.

— Д-да. — Напряглась сестра. Она подняла руку и начертила в воздухе указательным пальцем круг возле своего лба. — Ты из-за этой синей штуки ничего не помнишь?

— Не знаю. — Призналась я. Наклонилась, достала из ящика тумбочки зеркальце и посмотрела в своё отражение. — Ничего себе…

Шишка выглядела препаршиво.

— Да, мощно. — Поморщилась сестра. — Если бы он был посередине, то я до конца жизни дразнила бы тебя единорогом.

Я печально улыбнулась.

— Давай, помогу тебе одеться. — Примирительно сказала она.

Встала, вынула из комода штаны, толстовку и протянула мне.

— Спасибо.

Честно говоря, Софьи даже не было в списке тех, от кого я ожидала помощи в трудной ситуации.

— Ладно, зайду позже. — Сказала сестра, отворачиваясь, чтобы не смущать меня.

И вышла.

А Дрисс так и остался сидеть возле моих ног.

Переодеваться, когда за мной никто не наблюдает, всегда было проще. Надевать штаны на обездвиженные ноги — так себе удовольствие. Нужно очень постараться, чтобы сыграть такое при посторонних. А уж когда я действительно была парализованной — это было настоящей пыткой. Во время переодеваний я потела не хуже, чем в спортзале на физиотерапии.

— Ты успокоилась? Всё хорошо? — Заглянула ко мне мама.

Я кивнула.

— Отлично. — Она вкатила в мою комнату инвалидное кресло. — Тогда давай позавтракаем.

— Что там с доктором Литвиненко? — Поинтересовалась я.

Маме стало неловко.

— Сейчас он в отпуске. — Она потёрла ладони одна о другую. — Но мне удалось ему дозвониться.

— И что он сказал?

Мать сглотнула и сделала попытку улыбнуться.

— Что подобные состояния не редки для тех, кто переживает сильнейший стресс. Отрицание — одна из стадий переживания горя.

— Надо же.

Она бросила на меня виноватый взгляд.

— Но он посоветовал препарат, который поможет тебе выспаться. Нужно только заехать сегодня в клинику за рецептом.

— А что он думает по поводу того, что ты отняла у меня мою коляску? — Дрожащим голосом спросила я.

И, придвинув кресло ближе, с трудом в него уселась.

— Прости. — Пробормотала мама, придерживая ручки коляски. — Мне очень стыдно, что я поступила так.

— Угу.

— Просто ты напугала меня своими словами.

— Я давно уже поняла, что тебе больше нравится послушная и молчаливая Анна.

Вращая колёса, чтобы развернуть кресло, я бросила на неё разочарованный взгляд.

— Я понимаю. Тебе сейчас тяжело. — Как мантру повторила мама. — И ты вправе сердиться на меня.

— Я могу сходить в дом Ярвиненов?

— Конечно. — Нехотя кивнула она. — Мы сходим туда вместе, хорошо? — Взглянула на часы. — В два часа дня.

— Хорошо. — Согласилась я.

И решила дождаться момента, когда она уедет в клинику.