21
Сердце гулко билось, отчаянно хотело выбраться наружу и взлететь высоко к небесам, подобно вольной птице. Я не помнила, как добежала до здания Старого вокзала, как обогнула его и буквально взлетела вверх по лестнице. С трудом открыв тяжелую железную дверь, вбежала внутрь и быстро захлопнула ее за собой. Навалившись на нее спиной, обхватила руками собственные плечи.
Я ужасно боялась растерять то тепло, которое они еще помнили. Тепло от куртки, что еще пару минут назад была на моих плечах.
И здесь, в темноте пыльного чердака, освещенного лишь пробирающимися через стекло отблесками ночных городских огней, мне было страшно и радостно переживать то, что произошло.
Безумие! Глоток свежего воздуха. Ошибка… Идеальный вечер с необыкновенно приятным человеком… Что? Что это было, вообще? Что заставило меня, позабыв обо всех неурядицах, смеяться и бегать по лужам в дождь? Что так грело изнутри, несмотря на промокшую одежду, и что приятно холодило внутри потом, в душном кинотеатре?
Он.
Парень, что был рядом.
Кирилл.
И его необыкновенный дар очаровывать с первого взгляда.
Я закрыла глаза и улыбнулась сама себе. Тонкий аромат мужского парфюма все еще ощущался на коже, а разгоряченные губы помнили мягкий бархат его щеки. Удивительные новые ощущения, которых казалось недостаточно, даже несмотря на то, что они переполняли сейчас меня всю.
Простояв так несколько минут, я немного успокоилась. Осторожно достала из коробки новые наушники и, чтобы лучше их рассмотреть, ближе подошла к окну.
Красные, глянцевые, с блестящими металлическими вставками. Осторожно надев их, я покрутила головой. Удобные и не тяжелые. Подушечки прилегали плотно, но не давили. Ужасно захотелось прямо сейчас испытать их в деле.
Я быстро расправила скрутки, которыми были сцеплены провода, достала из рюкзака, висевшего на гвозде, плеер, который успела зарядить еще у дяди Вани, быстро скинула влажную одежду, подтянула матрас ближе к окну и юркнула под тонкое одеяло.
Выбирая нужный трек, я стучала зубами от холода. Да и волосы еще не до конца высохли — это тоже не способствовало тому, чтобы быстро согреться. Странно, что в компании Кирилла я этого не замечала и чувствовала себя вполне комфортно.
Посильнее укутавшись, бросила взгляд на сверкавший огнями город за окном и уткнулась щекой в подушку. Не переставая улыбаться, нажала «play», и мир сразу же заполнился чистым звуком и выразительным пением:
«It’s 3 a.m.
I’m calling in to tell you that without you here
I’m losing sleep, I’m losing sleep»
(пер. «Сейчас три часа ночи, и я звоню сказать тебе, что без тебя не могу заснуть, не могу заснуть»)
И моя кожа покрылась новыми мурашками — уже не от холода, а от порхающих в животе невесомых маленьких бабочек.
— Нана, подожди, не переодевайся! — Раздался встревоженный голос над моей головой.
Я подняла глаза и уставилась на преподавателя.
Худощавая, как всегда подтянутая Римма Максимовна, руководитель балетной школы-студии, хмурилась и была, кажется, не на шутку чем-то встревожена.
— Что-то случилось? — Я отложила рюкзак и поднялась со скамьи в раздевалке.
— Да… — Женщина сложила руки на груди, ее серо-зеленые глаза обеспокоено изучали стены и избегали смотреть в мое лицо. — У нас с твоим отцом был тяжелый разговор сегодня…
— О чем?
— Отныне он отказывается финансировать твое обучение в студии. Так что тебе временно придется отказаться от репетиций для восстановления душевного равновесия.
— Что? Это шутка такая?
— Нет, Нана, это его решение.
— Но… — Внутри все похолодело. — Должно быть, здесь какая-то ошибка…
— Мы с ним долго дискутировали, искали пути выхода, обсуждали даже возможность частичной оплаты из бюджета, ведь таким семьям, как ваша, положены какие-то льготы…
— Каким таким семьям? — Было ужасно больно слышать об этом. — Неполным? Говорите, как есть.
— Семьям, пережившим потерю и… находящимся в трудном положении. — Ей было очевидно неловко.
— Подождите, — спохватилась, — у меня же пособие, и его можно направить на оплату обучения…
— Твой отец считает, что тебе нужно сделать перерыв потому, что ты очень тяжело переживаешь смерть матери.
— Но вы-то… — мой голос задрожал и уже походил на беспомощный писк, — вы же понимаете, что это просто преступление? Фатальная ошибка. К чему столько тяжелых тренировок, все эти нагрузки, ограничения в еде, жесткая дисциплина? Столько лет отдано… — Я всплеснула руками. — Я ведь даже со сверстниками не общалась, потому что было некогда. Как он себе это представляет? Взять и все бросить?
— Просто на время. — Но сочувствие в ее глазах говорило об обратном.
Уж она-то, как человек, потративший столько сил и времени на мое обучение, должна была возмутиться! А вместо этого…
— Вы же понимаете, что это не правда. — Я нагнулась и бросила обратно в рюкзак репетиционное трико, гетры и пуанты. — Он просто никогда не хотел, чтобы мамины деньги уходили на балет. — Сжала в руках чехол с пачкой. — А теперь ее нет. И ничего нет.
— Нана, — женщина поправила очки, подошла и положила руку на мое плечо, — у тебя есть какой-то родственник, который мог бы стать твоим опекуном?
Я тяжело вздохнула.
— Нет.
Тонкие пальцы жалостливо прошлись по моей руке.
— Ты не переживай раньше времени, мы обязательно что-нибудь придумаем. — Она покачала головой. — Нужно посоветоваться со знающими людьми, переговорить еще раз с твоим…
— Но впереди столько репетиций, подготовка к концерту…
— Сейчас нам всем важнее твое эмоциональное состояние.
Я не выдержала:
— Да все нормально с моим состоянием! Просто раньше этот тип вынужден был считаться с моей матерью, а теперь ему не нужно считаться ни с кем! А вы верите всему, что он говорит. Да ему плевать на всех, кроме себя!
— Нана, успокойся.
— Он все, что угодно наплетет, чтобы ему только было выгодно!
— Не кричи, пожалуйста, Нана. — Римма Максимовна отошла на шаг назад.
Я с остервенением затолкала в рюкзак чехол:
— Всем плевать на меня! Всем! Вам, остальным учителям, моим одноклассникам! Плевать, что у меня внутри, главное — показаться сердобольным и заботливым! Так?
Закинув рюкзак за плечи, я понеслась на выход. С желанием выплеснуть все накопившееся за последние два месяца побежала в сторону дома. Он может запретить мне встречаться со сверстниками, может урезать мое содержание, может даже не кормить меня, чтобы было на чем сэкономить, но отнять у меня балет! Это… этого не будет никогда!
Я влетела в дом разъяренной фурией и сразу прошла на кухню. Отчим, тихо напевая себе что-то под нос, раскладывал на столе продукты. Мятая рубашка, широкие и по-стариковски высокие джинсы, гладкая блестящая лысина на макушке, очки на носу и гаденькая ухмылочка. Как же я это все ненавидела!
— А, это ты, — заметил он, бросив лишь мимолетный взгляд, и продолжил разбирать покупки.
— Мне сказали, что ты отказался оплачивать мое обучение в студии! — Выпалила я, задыхаясь.
И крепче сжала руками лямки рюкзака.
— Все верно. — Тот же мурлыкающий беззаботный тон.
— Что это значит?! За что?! В чем я опять провинилась?!
Красиво разложил на столе масло, сыр, сосиски, зелень.
— Со временем ты все поймешь, Наночка. Тебе пора начинать готовиться к поступлению в вуз, чтобы получить нормальную профессию, а не заниматься всякими глупостями. Ты же большая девочка, должна понимать. — Отчим вдруг замер и уставился на мои кроссовки. Кадык нервно задергался. Руки опустились, поправили ремень на брюках. Как раз в том месте, где над ними нависало пышное брюхо. — Это что? — Спросил он уже ледяным тоном.
Не нужно было проходить на кухню в уличной обуви. Плохо, очень плохо. Чревато наказанием.
— Прости, — выдавила я испуганно.
— Убери за собой, дорогая. — Его тон слегка потеплел. — Дома должно быть чисто. — Отчим снова повернулся к пакету с покупками.
— Я… могу оплачивать свое обучение пособием, которое получаю по потере кормильца. — Последняя попытка настоять на своем, последняя капля в котел его нетерпимости.
Мутно-голубые глаза вспыхнули злобой. Спорить с ним всегда было делом опасным и бесполезным.
— Твоя мать оставила после себя только долги! Не хотел говорить, но ты вынуждаешь. Все, что у нас есть, это моя зарплата. Значит, будет так, как я сказал. И если я решил, что тебе лучше будет ближайший год готовиться к выпуску, а не махать ногами, как последней потаскухе, то так и будет, ясно?!
Он вырос передо мной стеной. Я вздрогнула, ощутив, как щиплет ноздри запах его пота и едкого дешевого одеколона. Увидела сжатый в угрозе кулак перед своим носом и зажмурилась.
— Ясно… — Прошептала на выдохе.
И зажмурилась, желая сжаться до размера птички и улететь в форточку.
— Терпеть не могу, когда ты выводишь меня из себя! — Раздались тяжелые шаги. Он отошел. — Чтобы я слышал об этом в последний раз!
Я приоткрыла веки.
— Вот. — Смягчился. — Это тебе. — Достал из пакета пачку гигиенических прокладок и положил на стол прямо передо мной. — Думаю, тебе пригодится. Надеюсь, правильно выбрал.