— По-твоему, меня это останавливает? — Антоха сжал кулаки. — Я не боюсь боли!

— Не все конфликты нужно решать дракой. Некоторые не стоят этого, поверь. Ты ничего ему не докажешь.

— Ты сейчас говоришь не как альфа-самец! — разочарованно надул губы Майкин.

Мы вошли в огромную аудиторию. Похоже, сегодня намечалось занятие нескольких групп сразу. Гул стоял такой, что взлетающий рядом самолет присутствующие и то заметили бы не сразу.

— Смотри, Кокошкин занял твое место, — шепнул Антоха.

— Ничего страшного, — вздохнул я, — сядем повыше.

— Не думал, что ты так легко сдашься, — буркнул друг.

— Что поделать!

Мы прошли вверх по ступеням и заметили машущую нам Ежову:

— Идите сюда!

— Привет! — Я пропустил вперед Майкина, сам протиснулся следом и занял место с краю.

— Приве-е-ет, — поздоровалась Олька Еремеева, взмахнув рукой.

Она сидела справа от Насти.

— Только попробуй меня отвлечь от занятия! — вместо приветствия рыкнула Савина, глядя на довольно улыбающегося Майкина.

Отличница выглянула из-за Еремеевой. Она сидела с прямой спиной, сложив руки друг на друга поверх стола, совсем как прилежная школьница. На узкой столешнице перед ней расположился пенал, под ним — аккуратный строй карандашей и ручек. Я, конечно, тоже педант, но не настолько же! Аккуратность и скрупулезность Савиной меня откровенно пугали.

А вот Майкина — нет. Он улыбался ей, не обращая внимания на ее строгий взгляд.

Я положил книги на стол и замер, чувствуя, как становится не по себе. Безжалостный холод насмешек вдруг сменился жаром майского солнца. Слух отчетливо выхватил из общего шума знакомый звонкий голос. Я обернулся на звук и… столкнулся взглядом с Леной. Она сидела на три ряда выше нас вместе с подругами и смотрела прямо на меня.

Застигнутая врасплох, девушка дернулась, поспешила отвести глаза и продолжила разговор. Но по тому, как она вдруг едва заметно поджала губы и приподняла брови, я понял: она меня заметила. Заметила!

Отвернувшись, я толкнул Антоху локтем:

— Эй!

— А? Что? — Тот с неудовольствием отвлекся от созерцания столь обожаемой им и вредной до невозможности Марины Савиной.

— Я не отступлюсь.

— Кто? Я? И в чем это я туплю? — с полоборота завелся он.

— Да не туплю! А не от-ступ-люсь! Я.

— Чего-чего? — удивился Майкин.

— Я добьюсь ее. Лена будет моей.

— Хм. Новая теория?

— Да! А еще решительные действия.

— И какие же?

— Похоже, тактильный контакт сработал. Нужно что-то очень действенное, чтобы закрепить его. — Я потер ладони друг о друга.

— Что?

— Так как у меня нет шансов против всех этих качков типа Кокошкина…

— Какашкина, — поправил друг.

— Да. Так как у Какашкина и его шкафообразных приятелей визуально имеются все преимущества, то мне придется подключать тяжелую артиллерию.

— Твой… интеллект?

— Нет, — я помотал головой, — химию!

— Чего? Натурально химию?

— У меня остался всего один шанс, и я обязан его использовать. Мне нужно поцеловать ее.

— А при чем тут химия? — удивился Антон.

— При том, что первый поцелуй никогда не забывается! Это послание, только без слов, лучший способ сообщить информацию о себе. Поцелуй изменит все!

Майкин тяжело вздохнул:

— Есть одна проблема, чувак.

— Это какая же?

— У тебя не было поцелуев последние… дай угадаю… восемнадцать лет! А вот у нее — сомневаюсь!

— Неважно. — У меня почему-то ладони вспотели. — Это будет ее первый поцелуй со мной. Понимаешь?

— Нет, — нахмурился друг, — что-то никак.

— Есть у меня одна теория… — Я почти лег на стол, сначала удостоверившись, что девчонки заняты своими делами и не подслушивают нас. — Согласно ей всего один поцелуй может запустить процесс необратимой влюбленности.

— Занятно! — Антоха наклонился ко мне. — И чем ты собрался ее удивлять? Ты целоваться-то умеешь? Или собираешься крутить своим языком у нее во рту, как барабан стиральной машины?

— Об этом я не подумал…

— Ты не переживай. Тебе просто нужно потренироваться на ком-то!

— Исключено! — Я энергично замотал головой. — Не собираюсь тратить свои поцелуи просто так. У меня будет всего один шанс!

— Эй! Ты что, подсчитываешь свои поцелуи, чувак?

Я потер лоб.

— Пока это довольно просто: в моей копилке поцелуев… пусто.

В аудиторию вошел преподаватель, и шум сразу заметно стих.

— Ты понимаешь, что твои шансы… — Антоха наморщил лоб, — …мягко говоря, пятьдесят на пятьдесят? — Он потер щеку и покосился на Савину. — Ты можешь помочь вашим отношениям развиваться либо спровоцировать их конец…

Мой пульс ускорился.

— Неожиданный поцелуй всегда застает врасплох — это раз. — Я загнул один палец. — Он запоминается навсегда — это два. — Загнул второй. — После него шанс на второй поцелуй всегда возрастает. Логично?

— Ну…

— А еще поцелуй передает вкусы, запахи, звуки и тактильные сигналы, которые влияют на восприятие друг друга и на то, захотят ли они поцеловаться снова. Мне просто нужно дать ей активный, решительный сигнал, сечешь? Тем более что для женщин поцелуи важнее, чем для мужчин. Особенно в романтических отношениях, особенно перед… сексом.

— Вау! — Майкин вытаращил на меня глаза. — Это прозвучало самонадеянно, но мне нравится.

Мои щеки моментально вспыхнули.

— Это просто научные факты. Я как следует изучил вопрос, знаешь ли.

— Нет, все верно, — заверил он, — надо ставить высокие цели.

— Да я вообще не об этом! — простонал я.

— Цыц! — прошипела Савина и буквально опалила нас гневным взглядом.

Мы тут же замолчали.

— Хорошо, — помолчав, прошептал Майкин, — мне нравится твоя идея. Мы подкараулим Гаевскую, нападем, свяжем, и ты сможешь ее поцеловать. Так нормально?

— Не-е-ет, — выдохнул я, — она должна поцеловать меня добровольно.

— Но неожиданно? О’кей, — хмыкнул он. — Что может быть проще? — Антоха прикусил губу. — И все же я вынужден настаивать: тебе нужно потренироваться.

— Только не предлагай мне целовать другую девушку! Я не хочу.

— Тогда… тренируйся на помидорах! — Друг едва сдерживался от смеха. — И обязательно сохраняй воздержание, чтобы в самый ответственный момент твоя слюна была высочайшей концентрации и сообщила о тебе как можно больше информации.

Он почти беззвучно заржал.

— Звучит мерзко, — поморщился я, пихая его локтем.

— Еще бы! Ты знаешь, сколько микробов в слюне?

Я кивнул.

— Двести семьдесят восемь видов бактерий передается во время поцелуя.

— Сколько?! — Антон округлил глаза.

— Двести семьдесят восемь, — пришлось повторить мне.

Майкин снова боязливо покосился на Савину.

— Но девяносто пять процентов из них совершенно не опасны, — заверил я, улыбаясь.

8

Лена

Наш дом изменился до неузнаваемости. И дело было даже не в том, что мама поменяла картины на стенах, мебель и другие предметы интерьера, а в том, что исчез привычный уют. Пропал запах выпечки, шум телевизора, смех домочадцев.

Из помещения словно исчезла жизнь. Остались лишь большие окна и вымытый до скрипа холодный каменный пол, укрытый старинным ковром с восточным орнаментом — у него в отличие от безликой мебели наверняка была богатая биография, но к истории этого дома он не имел никакого отношения. Все здесь теперь было чужим и новым, как и я сама.

— Мам! — тихо позвала я.

Приглушенные голоса доносились откуда-то с летней кухни.

С тех пор как ушел отец, мама прошла несколько стадий привыкания к новой ситуации: сначала она молчала и сутками валялась на кровати у себя в комнате, потом она воспряла духом, принялась за перестановку и все время смеялась, как ни в чем не бывало. Потом снова впала в уныние, а теперь взялась за обустройство сада и веранды. Неужели ей стало лучше?

И вот теперь, шагая по коридору, я слышала ее смех.

— Мам! — повторила я негромко.

— Ой, — хихикнул кто-то.

— Это моя дочь, — раздался мамин голос. И уже громче: — Леночка, это ты?

— Да! — отозвалась я, подходя к кухне, и вдруг застыла, увидев, что мама там не одна. — Э… здравствуйте…

За столом рядом с мамой восседал наш сосед — Жан-Пьер. Невысокий седой и полноватый мужчина со смешными тонкими усиками, подкрученными вверх на манер Пуаро. Этот тип раньше постоянно пытался заговорить с мамой на улице на ломаном русском, когда отец не видел, и меня это ужасно раздражало. А теперь, когда папа ушел, у этого наглеца хватило совести заявиться прямо к нам в дом.

— Леночка, ты помнишь нашего соседа? — Краснея, мама подлила мужчине чая в чашку. — Месье Жан-Пьер любезно помог мне собрать стеллаж для цветов.

Они переглянулись, и у меня кольнуло в груди. Соседи так не переглядываются. Что это? Что эти двое скрывают? Он что… ухаживает за моей мамой?! Вот этот хмырь с нечесаными седыми волосами, торчащими во все стороны? Этот коротышка с проплешиной? Этот карикатурный француз с лицом, сделанным будто из кулинарного жира и блестящим на солнце?

— Бонжур! — улыбнулся мужчина.

— Да, помню. — Я с силой свела челюсти. — Здравствуйте.

— Мы пьем чай. Ты будешь? — спросила мама, поправляя волосы.

И они еще раз заговорщически переглянулись. Что здесь происходит?!