— Там, на нашем свидании за городом.

— Это не было свиданием!

— Каждый называет, как хочет.

— Я тебе ничего не обещала!

— Ты что, Маш, вина тогда перепила?

— Что?!

— Смотри у меня, это уже алкоголизмом попахивает. — Его лицо озарила улыбка. — Не помнит она ничего! Хорошо хоть, это излечимо, со мной не пропадешь, от всего вылечим: и от курения, и от…

— Да ну тебя! — Я ткнула ему пальцем в бок и тотчас спрятала руку, боясь, что Дима перехватит ее и притянет меня к себе.

Моя вера в собственную неприступность значительно поколебалась за последние несколько дней.

— Короче, у твоей мамы я тебя уже отпросил — все решено. Как только сойдет твоя «скиттлстрянка», мы отправимся в Калиновку. Следующий пункт назначения опера, потом… да хотя бы просто парк.

— Ты же сказал «на выбор»?!

— Я обманул.

— Ты и опера? Не смеши меня. В чем ты туда пойдешь? В таком прикиде, или у тебя целый шкаф костюмов и смокингов на выбор? Или нет — самый главный вопрос: что ты там будешь делать?

Его лицо вытянулось от удивления.

— Ты судишь о человеке по внешнему виду? — Дима покачал головой. — Я, вообще-то, из интеллигентной семьи. Мама — заслуженный деятель искусств, а папа — он… — Парень взмахнул руками, подбирая слова. — Self-made! Добился всего сам. И моей мамы, между прочим, тоже. Короче, тоже заслуженный во всех смыслах!

Он рассмеялся, потирая лоб.

— Ладно, обещаю подумать. Но насчет оперы ты загнул. Я — девочка простая, не нужно ходить на голове, пытаясь меня удивить, просто будь самим собой.

— Да я вроде и так, куда еще проще-то?

— Мне интересно было бы посмотреть, как ты ведешь себя с другими людьми — с родными, с друзьями. В другой обстановке. Трудно судить о человеке, общаясь с ним лишь в одной плоскости.

— Хм… Уже напрашиваешься ко мне домой?

— Да блин. — Мои щеки зарделись. — Не это имела в виду! А то, что ты, возможно, со мной такой, а с друзьями — другой.

— Ты мне не веришь?

— Ну, как бы… — Выдохнув, я присела на стул. — Не очень доверчивый человек с некоторых пор, не обижайся.

— Все нормально. — Дима плюхнулся на кровать. — Знаешь, что я о тебе подумал, когда увидел первый раз?

— Что?

— Ты такая…

— Красивая? — Усмехнулась я, перенимая его манеру разговора.

— Нет, это что-то, оно было в твоих глазах. — Он уставился на потолок. — Ты такая…

— Дерзкая?

— Да нет же.

— Какая тогда?

— Одинокая.

— Да? — Удивилась я.

В горле моментально пересохло.

— И у меня ведь тоже почти нет друзей. — Дима закусил губу. — Ты живешь-живешь привычной жизнью и в какой-то момент вдруг останавливаешься и понимаешь, что люди, которые были рядом — кто они, вообще? И не вспомнят о тебе, если закончатся бабки, или случится что похуже. Ты крут, с тобой хорошо и весело — сейчас, пока ты спонсируешь все их вечеринки. Но если вдруг отстраняешься и хочешь побыть один — ты странный, ты тухлый, ты «вообще-какой-то-не-такой».

— Это ты про своих американских друзей?

— Да про всех. — Он дернул плечом.

— Сочувствую.

— Фигня. — Дима улыбнулся мне одной из самых ярких своих улыбок. — До этого момента даже не вспоминал о них. Пошли они все!

Его смех явно был призван перекрыть собой легкую грусть, отразившуюся на лице.

— А… как там в универе? — Снова спросила я, уже серьезно.

— А что там? — Перестав смеяться, спросил он.

— Подружился с кем-нибудь?

— Как сказать. — Калинин вытянул свои длинные ноги: в этот раз его носки были идеально белоснежными, без глупых рисунков. — Нормальные ребята. Даже странно, что у тебя не вышло найти с ними общий язык.

— А на парах?

— На лекции было скучно. Пытался писать, старался не уснуть, но, кажется, уснул — даже дважды. В перерыве был в столовке.

— Ой, нет…

— Вот именно. Меня так долго мутило потом! А котлеты…

— Только не котлеты…

— Да, я же не знал. — Дима закрыл лицо руками. — Это патроны апокалипсиса, пища сатаны… Если бы хоть кто-то меня предупредил!

— Бедный. — Хихикнула я. — Хочешь чаю?

— Давай. — Он лег на мою подушку и уставился в потолок. — Если тебе пока тяжело, сам могу сделать.

— Мне не трудно, я уже в порядке.

— Только давай кофе, иначе усну. — Парень заложил руки за голову. — Умеешь варить кофе?

— Забыл, где я работаю?

Он улыбнулся.

— Точно.

— Так что лежи.

— Правильно. — Дима зевнул. — Не царское это дело — кофе подавать.

— Вот наглец!

27

Когда я вернулась в комнату, он уже спал — на моей подушке. Так сладко и мирно, что все мои внутренности дружно сжались в комок. Калинин лежал на покрывале, поджав под себя ноги, подложив правую руку под голову и вытянув левую.

Поставив кофе на стол, я накрыла его своей кофтой. Обошла со всех сторон и поймала себя на мысли, что любуюсь. Любуюсь, черт возьми! Он даже во сне был привлекателен: ни тебе слюней из открытого рта, ни храпа, ни губ-вареников. Просто лицо — расслабленное, умиротворенное, спокойное. Длинные ресницы больше не трепетали, заставляя меня вздыхать, и даже маленькие гусиные лапки в уголках глаз, часто появляющиеся в паре с его улыбкой, разгладились и уступили место безмятежности.

Взяв в качестве алиби Димкины конспекты, я легла рядом. Бросила тетрадки на подушку и легла на них щекой. Его левая рука лежала возле моего лица ладонью вверх. Стараясь не разбудить его, я очень осторожно вложила свою руку в его — с ума сойти, моя ладонь казалась совсем крошечной по сравнению с его. Так необычно. И круто.

Приподняв руку, я аккуратно положила пальцы на гладковыбритую щеку парня. Его кожа была горячей и пахла свежестью лосьона после бритья. Что-то внутри меня колыхнулось, радуясь, что этот запах останется теперь и на моей подушке — значит, смогу спать, окунаясь в него и представляя, что сплю в его объятиях. От этих мыслей самой стало жутко: не рановато ли они забрались в мою голову? Нет?

Конец ознакомительного фрагмента