— Хорошо.
Но на лице у Ро написано: «Я же сюда не для того пришла, чтобы мне диету прописали».
Надо есть теплую согревающую еду: ямс, обычную и черную фасоль. Пить костный бульон. Побольше красного мяса: часы надо укреплять. Поменьше молочного: язык очень вялый. Побольше зеленого чая: стенки у часов слабенькие. Бабешки, тут главное — правильные микроэлементы. Всем заклинания подавай, но за свои тридцать два года знахарка убедилась: заклинания — это просто показуха. Если тело не хочет чего-то делать или хочет умереть поскорее, все ждут, что знахарка взмахнет волшебной палочкой и решит проблему. «Бульон? Какой такой бульон?» Она учит их вываривать кости, долго, по нескольку дней. Томить семена, стебельки и сушеные водоросли, сцеживать, пить. Маточный чай знатно воняет.
Знахарка берет из правого комода банку с чаем. Вытряхивает немного в коричневый мешочек, заклеивает его, вручает Ро.
— Нагрей воду в большой кастрюле, как закипит — высыпь туда, огонь убавь, вари три часа. Выпивай по чашке утром и вечером. На вкус — гадость.
— А что там?
— Ничего опасного. Травки и корешки. Эндометрий получше будет, а яичники посильнее.
— Какие именно корешки и травки?
Ро из тех, кто думает, будто что-то поймет, если услышит название, хотя на самом деле название ей ничего не скажет.
— Сушеный горец, корень гималайской ворсянки, дереза, зюзник, семена камелины, пустырник, лекарственный дягиль, корни красного пиона и корневище сыти.
Вкус у этого чая (знахарка пробовала) такой, будто воду налили в гнилую деревянную плошку и закопали в землю на несколько месяцев, червяки там купались, полевки туда плевали.
У Ро на верхней губе усики и месячные нерегулярные. Язык с налетом. Кожа и волосы сухие.
— Кальбфляйш тебя проверял на СПКЯ?
— Нет, а что это?
— Поликистоз яичников. Он влияет на овуляцию, так что, может, и в этом тоже дело. — От испуга Ро заливается краской, и знахарка добавляет: — Такое у многих женщин бывает.
— Но Кальбфляйш мне бы сказал? Я же больше года к нему хожу.
— Попроси анализ сделать.
Лицо у Ро доброе: веснушки, веселые морщинки от улыбок и грустные — в уголках губ. Но глаза сердитые.
Как готовится вываренный в молоке тупик (на фарерском это блюдо называется mjólkursoðinn lundi):
1. Надо ощипать тупика и помыть тушку.
2. Отрезать лапки и крылья, выкинуть.
3. Выпотрошить тупика, а требуху отложить на потом — для рагу с ягненком.
4. Нафаршировать тупика изюмом и тестом.
5. Вываривать в молоке или воде один час или пока не перестанет сочиться кровь.
Дочь
Задержка на семь недель или около того.
Дочь сидит в классе, уставившись в пол, и считает линолеумные плашки — семь. И еще раз семь.
Но она же не чувствует себя беременной.
Три раза по семь. Четыре раза по семь.
Она же должна была что-то почувствовать, пять раз по семь, если бы была беременна.
Записка от Эш: «Кто круче — Сяо или Закиль?»
Дочь пишет в ответ: «Эфраим».
«О нем речи нет, тупица».
— И что у нас здесь? — нудит мистер Закиль. — А у нас здесь белый кит. А почему он белый?
— Господь его таким создал? — спрашивает Эш.
Шесть раз по семь.
— Ну, не совсем, на самом деле я… — мистер Закиль копается в своих заметках.
Наверняка все из интернета сдул, у самого-то с мозгами негусто, вот и пытается как-то прикрыться этой копипастой.
«Ты ныряла глубже всех ныряльщиков, — тихо произнес Ахав. — Двигалась среди глубинных устоев мира» [Здесь и далее «Моби Дик», пер. И. Бернштейн.].
Дочери хочется заплыть туда — в смертоносный трюм фрегата «Земля».
«Ты повидала довольно, чтобы раздробить планеты».
Семь раз по семь.
«Но ни словом не хочешь обмолвиться ты».
У нее и раньше случались задержки. Они у всех бывают. У тех же анорексичек — вообще постоянно; когда ничего не ешь, и крови не хватает. Или, к примеру, если организм недополучает железо. Или если курить слишком много. Вчера дочь выкурила три четверти пачки. Клементина, сестра Эш, говорит, что наркушам можно спокойно сексом заниматься — на метамфетамине не залетишь.
В прошлом году одна девчонка-старшеклассница нарочно упала со шведской стенки — сломала ребро, но выкидыша не получилось, а Ро/Мисс сказала тогда на уроке:
— Надеюсь, вы понимаете, кто в этом виноват — чудовища из конгресса, которые приняли поправку о личности, идиоты из Верховного суда, которые решили пересмотреть дело «Роу против Уэйда» [Историческое решение Верховного суда США, сделавшее аборты законными, 1973 г.], — она говорила, вернее, даже кричала: — Всего каких-то два года назад в этой стране можно было легально сделать аборт, а теперь нам остается только падать с лестницы!
А еще, конечно, Ясмин.
Сама себя выскоблила. Сама себя изувечила.
С Ясмин они смешали кровь и стали сестрами (во втором классе).
С Ясмин дочь первый раз в жизни поцеловалась (в четвертом).
Ясмин заставила его надеть презерватив, но все равно залетела.
Как бы дочери хотелось обсудить это с мамой. И услышать в ответ: «Задержка на семь недель — ничего страшного, котик!»
Ее мама — очень разумный человек и много чего знает, но…
— У меня на какашках волосня какая-то!
— Не волнуйся. Помнишь, ты смузи вчера выпила для прочистки организма? Вот от стенок кишечника и отошли слизистые бляшки.
…не всё.
Знаешь, какого цвета были глаза у моей бабушки?
А волосы у деда?
А мои двоюродные бабки к старости оглохли?
А двоюродные прапрадеды ходили во сне?
Были у меня в роду математики?
А зубы у них были такие же кривые, как у меня?
Нет, этого ты мне не расскажешь, и папа не расскажет, и люди из агентства тоже.
Закрытое удочерение. Никаких следов.
«Ты моя?»
Эфраим не дожидается оргазма — минуты через две останавливается и говорит: мол, настроения что-то нет. Слезает с дочери. Сперва она чувствует облегчение. А потом ей становится страшно. Когда в прошлом году у них был «важный разговор» (слава богу, без анатомических подробностей, зато с многочисленными упоминаниями о зацикленных на сексе мальчишках), мама сказала, что ни один подросток мужского пола не упустит шанс перепихнуться. И вот пожалуйста, Эфраим, которому вот-вот стукнет семнадцать, свой шанс упустил. Вернее, сполз на середине.
— Я что-то не то сделала? — тихо спрашивает она.
— Не-е-ет. Устал просто, — он нарочито широко зевает и убирает за ухо белокурую прядь. — У нас тренировки по футболу два раза в день. Дай, пожалуйста, шляпу.
Ей так нравится эта шляпа, в ней Эфраим похож на красавца из какого-нибудь детектива.
А вот она сама: черные шерстяные леггинсы, прямая красная юбка, белый джемпер с люрексом, лиловый снуд. Жалкое зрелище, неудивительно, что он не захотел кончать.
— Тебя к Эш подкинуть?
— Ага, спасибо.
Дочь все ждет, когда он спросит про следующий раз, предложит встретиться, как-то намекнет на совместное будущее, да хотя бы просто скажет: «Придешь на нашу игру в пятницу?» Но они уже доехали до Эш, а Эфраим по-прежнему молчит.
— Ну… — говорит она.
— Пока, сентябрьская девчонка, — он целует ее, но поцелуй больше похож на укус.
В ванной у Эш дочь бросает свой лиловый снуд в помойное ведро и закидывает его клочками туалетной бумаги.
В семье Айвёр Минервудоттир ели рыбу, картошку, ферментированную баранину, вываренных в молоке тупиков и мясо гринд. Больше всего Айвёр любила так называемые fastelavnsbolle — эти сладкие булочки готовили на Вестлавьи, фарерскую Масленицу.
В 1771-м году король Швеции съел за раз четырнадцать таких булочек, заедая их лобстером и запивая шампанским, и умер от несварения желудка.