Жена

Бекс не желает надевать дождевик. Они же на машине поедут, ну и пускай волосы промокнут, когда придется бежать до магазина, дождевик гадкий, от него шее противно.

— Ну и ладно, хочешь мокнуть — мокни, — говорит Дидье, но жена не согласна.

Льет как из ведра. Бекс должна надеть дождевик.

— Надевай! Немедленно! — кричит жена.

— Не надену! — вопит в ответ Бекс.

— Наденешь.

— Не надену!

— Бекс, пока ты его не наденешь, никто из нас в машину не сядет.

— Папа сказал, что можно не надевать.

— Но ты же видишь, какой дождь.

— Это полезно для кожи.

— Нет, не полезно.

— Господи, да пусть не надевает, — влезает Дидье.

— А ты бы лучше меня поддержал.

— Я бы поддержал, если б был с тобой согласен. Но мы тут уже десять минут торчим. Идиотизм какой-то.

— Идиотизм, что она нарушает правила?

— Не знал, что у нас есть правила про…

— Есть. Бекс, ты будешь и дальше всех задерживать или начнешь вести себя как взрослая шестилетняя девочка и наденешь дождевик?

— А я не взрослая шестилетняя девочка, — Бекс складывает руки на груди. — Я малыш-голыш. Я маленькая.

Жена сердито накидывает на Бекс дождевик, вздергивает капюшон, затягивает тесемки под подбородком. Поднимает разъяренную девочку и тащит ее в машину.

У мужа левая рука лежит на руле на десять часов, а правая — на два. Когда он еще только за женой ухаживал, эта привычка ее изумляла: он ведь играл в группе, пробовал наркотики, в четырнадцать лет вмазал собственному отцу. А машину водит… как старушка какая-нибудь.

Хорошо, что за рулем не жена. Можно не думать снова о том повороте.

Маленькая обожженная зверушка, вся дрожит, ей уже не жить, но она еще не умерла.

Черная, как покрышка, ползет через дорогу.

Маленькая зверушка. Пластиковый пакет.

А может, это был и не пластиковый пакет.

Может, в первый раз ей не показалось.

И кто-то зверушку поджег, какой-нибудь ребенок-садист или взрослый. В Ньювилле мерзостей хватает…

«…но здесь красиво, и тут жили многие поколения твоей семьи, а в воздухе столько отрицательно заряженных ионов. От них настроение поднимается — помнишь?»

Когда они подъезжают к магазину, Бекс уже весело болтает.

Где тут у них куклы продаются?

А Джон — лентяй.

А к ним в класс приходила чья-то мама, специалист по гигиене полости рта, сказала, что коренные зубы надо чистить, даже когда они еще не вылезли толком.

— Идеальное семейство на два часа, — шипит Дидье, пихая локтем жену.

Только не это. Только не сегодня.

— Шелл! — визжит Бекс. — Боженьки, Шелли!

Девочки бросаются друг другу в объятия, как будто случайно встретиться посреди городка, в котором они обе живут, — это совершенно невероятная удача.

Бекс:

— У тебя такое красивое платьице.

Шелл:

— Спасибо, мне его мамочка сшила.

— Привет! — щебечет Джессика из идеального семейства. — Как я рада вас видеть!

— И тебе привет, — жена тянется поцеловать воздух возле ее щеки. — Вы полным составом?

Позади загорелых подтянутых родителей рядком стоят загорелые подтянутые дети.

— Да, такой уж у нас выдался день.

День в идеальном семействе, видимо, выдался совершенно не такой, как у обитателей дома на холме.

Джессика не только шьет платья, но еще вяжет свитера из шерсти местных шетландских овец для всех четверых детей.

Варит варенье из ягод, которые они собирают в лесу.

Сама готовит обеды и ужины из муки без глютена и молока без лактозы.

И у них дома никогда не бывает куриных наггетсов и сырных косичек.

Муж у нее — специалист по питанию — однажды прочел Дидье целую лекцию о том, как важно замачивать орехи на ночь.

— Привет, Блэйк, — кивает Дидье.

— Как поживаешь, старик?

— Супер-пупер, — Дидье улыбается самым краешком губ.

— Вы только посмотрите на этого молодца! Как подрос! Сколько тебе уже? — Блэйк наклоняется к Джону, но тот весь сжался в тележке для покупок и уткнулся носом в живот отцу.

— Три с половиной, — отвечает жена.

— Ого! Как время летит, а?

— Да уж, — поддакивает Джессика, — вы так давно не были у нас в гостях! Надо вас пригласить. Только трудно вечер свободный выкроить: у детей постоянно занятия после школы. Футбол, горные велосипеды, скрипка… Господи, я что-то забыла, да?

— Мои занятия для одаренных детей? — напоминает старший.

— Точно, заинька, — она треплет сына по макушке, — в прошлом году у него были исключительные результаты, вот его и взяли на углубленные занятия по математике и языку. Вы же не вегетарианцы? Наши друзья продают просто божественную говядину, тут недалеко. У них коровы на свободном выпасе, никаких антибиотиков — здоровая, счастливая говядина.

— В смысле, пока не попала на бойню? — интересуется Дидье. — Или когда уже на тарелке лежит?

— Так что, когда вы, ребята, к нам заглянете, — не моргнув глазом, продолжает Джессика, — я пожарю стейки, да и мангольд скоро можно собирать. Господи, у нас его в этом году видимо-невидимо. Слава богу, дети любят мангольд.

Они едут домой под все тем же проливным дождем. Дворники так и летают туда-сюда.

— Пристрелить? — спрашивает Дидье.

— Слишком быстро, — отвечает жена. — Какой яд самый медленный?

— По-моему, болиголов, — он снимает руку с руля и гладит ее по шее чуть ниже затылка. — Нет, стой — голодом можно уморить! Не хвастай, коноплястый… что там дальше?

— Будешь рябенький.

— А что такое, кстати, «коноплястый»?

— Не помню, но насчет уморить голодом поддерживаю.

— Я тут заметил, что у вас орехи не вымочены, и весь разволновался. Честное слово, никогда бы не стал давать детям невымоченные орехи.

— Вы это о чем? — спрашивает Бекс.

— Да был один сериал по телевизору, — отвечает Дидье. — Про рябеньких и коноплястых. Тебе бы понравилось, Бекси. В одной серии видно, как коноплястые пукают: за каждым персонажем летают такие маленькие коричневые облачка.

Бекс хихикает.

Жена снимает его ладонь со своей шеи и кладет себе на ногу, закрывает глаза, улыбается. Он стискивает ее обтянутое джинсами бедро.

Вот оно — то, что она так любит.

Не шутки про пуканье, а это сладкое чувство. Чувство общности, когда оба они единодушно ненавидят все идеальные семейства на свете.

Она попросит его завтра.

Жена рисует на запотевшем стекле букву «п».

Да, в прошлый раз получилось погано, он отказался. И она пообещала себе, что больше не попросит.

Но дети его просто обожают.

И иногда с ним правда здорово.

«Мне дали координаты одного специалиста в Салеме, — скажет она, — говорят, крутой дядька, и не очень дорогой, принимает по вечерам. Можно попросить Мэтти посидеть…»

Она ведь представляла себе, как сворачивает прямо в пропасть на машине вместе с детьми.

* * *

...

Когда будущей полярной исследовательнице исполнилось шесть, ей показали, как держать нож, когда перерезаешь горло ягненка: надо только с силой провести, он ничего не почувствует, смотри, как это делает твой брат. Но когда в руке Айвёр оказался нож, а мать присела перед ней на корточки, удерживая маленького непоседу, девочка не захотела делать как было велено. Дважды ей приказывали, и дважды она отвечала: «Nei, Mamma» [Нет, мама (фарерск.).].

Тогда мать положила свою руку поверх ее и с силой надавила, головка ягненка упала, а вместе с ней с криком упала и Айвёр. Мать быстро подставила лохань, чтобы кровь стекла.

Девочку отстегали по ногам кожаным ремнем, на который подвешивали тушки ягнят в сушильном амбаре. На то Рождество ей не досталось ræst kjøt [Слегка провяленная баранина (фарерск.).], а весной — skerpikjøt [Хорошо провяленная баранина (фарерск.).], но братец Гунни припрятал для нее несколько лакомых кусочков в своем башмаке.