Посвящение… Одно событие каким-то образом превратилось в преграду, перешагнуть которую Энки не мог. Раньше между ним и Аратой не было тайн. Но теперь… Теперь Арата становился признанной частью жреческого общества, а какая дорога лежала перед Энки? Вся обитель уверена, что он подгнивший фрукт, раз его выбросили из семейной корзины. Скоро и Арата начнет это замечать. А пока лучше не давать ему лишних поводов, рассказывая небылицы. Смакуя сладкий привкус дыни, Энки был готов сам себя уверить в том, что произошедшее — плод его воображения.

— Я пошел. Хочу сегодня как следует выспаться. — Арата широко зевнул. — Тебе советую заняться тем же.

Распрощавшись с ним, Энки направился в свои покои.



Сон был неспокойным. Преследуемый тревожными видениями, Энки очнулся задолго до рассвета и больше не смыкал глаз. Служанки пришли, когда небо озарили первые лучи солнца, помогли ему облачиться в праздничные, расшитые золотом одежды. Энки сонно моргал, пока они застегивали на нем церемониальные украшения, и не замечал встревоженных взглядов Сатеши.

День прошел в последних приготовлениях к празднику. Энки в очередной раз оставил подношения для Великих Ашу и собственных почивших предков, пребывавших на Полях Благочестия. Вот только церемонии проходили не очень-то гладко — у Энки все валилось из рук. То подношение падало мимо жертвенного огня, то сам он спотыкался и опрокидывал подсвечники. А после обеда Энки заснул и открыл глаза только ближе к закату и началу пира.

Расправляя помявшиеся одежды, Энки выбежал из храма, сопровождаемый охами обеспокоенной прислуги.

— Мы не могли докричаться до вас, достопочтенный господин! — Голос Сатеши еле заметно дрожал. — Праздник вот-вот начнется. Я уже думала бежать разыскивать вашего наставника, чтобы он вошел в храм и проведал вас.

— Не волнуйся, Сатеша. — Энки улыбнулся. — Ничего непоправимого не случилось.

Его самого снедало беспокойство. Опоздать на свой первый же праздник в новой роли — хуже не придумаешь.

Однако он зря переживал. Пир в честь Ниспослания проводился во дворце верховного жреца, где за одним столом собирались жители обители и высокородные во главе с Шадором — властителем провинции. Появления Энки никто не заметил. Зал заполняли музыка и разговоры.

Жрецы и высокородные уже расселись согласно положению, которое семья занимала в иерархии. Отец, мать и брат Энки сидели по правую руку от верховного жреца. Рядом с Зуэном восседала статная молодая жрица с недовольным лицом. Она то и дело морщила нос, бросая косые взгляды на Зуэна. Тот также не был в восторге от ее компании, но предпочитал просто игнорировать, тихо переговариваясь с отцом. Глаза Ишари были прикованы к верховному жрецу Лугалю — тщедушному мужчине, уступавшему затяжной болезни. Все знали: за его позицию в скором времени разгорится борьба.

Энки омыл ноги в маленьком бассейне у входа и устроился на первом свободном месте, которое увидел. Располагалось оно в конце стола, у статуи Ашу, скрывавшей за собой и семью Энки, и властителя.

Соседями Энки стали молодые высокородные, которые старательно не обращали на него внимания. Это было легко, учитывая, что они увлеклись горячей дискуссией.

— Я вам говорю: он хочет передать корону своему отродью от рабыни!

— Только высокородные и вершители вправе предложить кандидата-наследника. Мы не поддержим Шархи.

— Шадор думает, что купит нас. Даже позволил отправить воинов в завоевательный поход. Думает, нас успокоят богатства и новые земли. Как будто это исправит происхождение Шархи!

— Путь предписывает, что он вступает в касту родителя из Аккоро. Значит, он такой же высокородный, как и мы…

— Еще чего!..

Спорщик залпом допил вино и с грохотом поставил кубок на стол. Лицо молодого человека раскраснелось от выпитого, а взгляд затуманился. Высокородный рисковал привлечь к себе лишнее внимание. На его счастье, взгляды гостей были прикованы к музыкантам, услаждавшим слух игрой на цимбалах, и танцорам, чьи тела показывали чудеса гибкости и изящества.

— Шархи — безродная собака по сравнению с нами.

— Брат Шадора — вот кто достоин короны. Мой отец с легким сердцем присягнул бы ему, — пылко поддержал его другой высокородный, столь же молодой и пьяный, как и первый. — Если Шадор сумеет уговорить вершителей назвать своим наследником сына от рабыни! Пусть попробует!

— Эй, потише давай.

Владычество властителей провинций народа ашу'арат не передавалось по наследству. Согласно традиции, когда умирал один властитель, все главы кланов должны были явиться к верховному жрецу, чтобы тот избрал преемника. Но на деле к жрецу являлся только один — тот, кого утвердили самые высокородные и одобрили вершители.

— Если бы не клятва подчиняться властителю…

— Эй! — Один из парней толкнул своего болтливого соседа и посмотрел куда-то за плечо Энки. — Прикройте свои рты. Пошли отсюда.

— Я еще не…

— Идем!

Схватив друга за шиворот, высокородный потрезвее буквально вытащил его из-за стола.

Энки оглянулся в поисках причины подобной реакции, и по спине его пробежал холодок. К столу приближались вершитель Нергал и хранитель Агимон. Вершитель с отрешенным лицом выслушивал свистящий шепот старика.

Энки хотел последовать примеру высокородных и убраться подальше, но тогда бы он упустил возможность поговорить с семьей перед началом церемонии.

— Сколько лишних слов, Агимон! — Нергал остановился, не дойдя до праздничного стола пары шагов. — Как всегда, они просто водопадом из тебя изливаются. А я ведь просто спросил, что тебе известно о пропавших жрецах.

— И я отвечаю вам столь же подробно, как отвечал бы перед судом Великих Ашу.

— Не сомневаюсь. Как не сомневаюсь и в том, что ты общался с последней пропавшей жрицей. Свидетелей хватает.

Вершитель взмахнул рукой, давая Агимону знак остановиться и не идти за ним, а сам направился к властителю провинции.

Энки не понимал, как старик-хранитель может спокойно беседовать с вершителем и при этом еще недовольно хмуриться. Когда-то хранители благочестия были слугами вершителей, но более тресот лет назад их прогнали, и они, посчитав, что преисполнились мудрости, основали собственный орден. Жрецы посмеивались и приговаривали, что остается только ждать, когда хранители откусят слишком большой кусок пирога — тогда бывшие хозяева обязательно напомнят, где их место.

— Хранитель Агимон! — позвал Энки.

Старичка, не посмевшего следовать за вершителем, никто не замечал. Он топтался на месте, не зная, что делать дальше. Услышав свое имя, мудрый моргнул и, коснувшись кончиками пальцев лба, склонился в приветствии.

— Агимон из семьи Аршаал касты мудрых, народа ашу'амир. Рождение мое засвидетельствовано в книге Кровных Уз, и доказать мое законное право могут три семьи мудрых, — представился он. — Чем могу быть полезен?

— Я Энки из семьи Нирша'ардал.

Седые брови Агимона приподнялись — он не ожидал, что молодой жрец представится в ответ.

— Ты прибыл из западных провинций, хранитель?

— Я путешествую по всему Аккоро, достопочтенный господин, но не ступал на земли родины уже несколько лет.

Глаза Энки загорелись. Рассматривая хранителя, он жаждал увидеть следы пережитых приключений. Необычные строгие одежды из грубой ткани, лишенные всяких изысков и украшений, были опрятными, но далеко не новыми. Кое-где ткань прохудилась и была на скорую руку залатана, а рукава измарали чернильные пятна. Через плечо Агимона была перекинута холщовая сумка — старичок привычным жестом то и дело поправлял лямку.

Взгляд Энки привлекла единственная яркая деталь в его одежде — пояс. Сшитый из лоснящейся лазурной ткани, он был покрыт мелкими золотыми колечками.

Тонкие губы Агимона растянулись в улыбке, когда он приметил интерес молодого жреца.

— В западных провинциях этот пояс показывает ранг мудрого при дворе правителя, — пояснил старик. — Тот, кто достигает наивысших ступеней в своем ремесле, становится советником — к его словам прислушивается властитель.

— Мудрый указывает властителю?

Энки с трудом мог поверить в это. Высокородные из восточного народа ашу'арат ревностно оберегали свое право влиять на решения властителя. Вздумай мудрый вступить на их территорию — в наказание его бы вместе с семьей изгнали.

— Воистину так, достопочтенный господин, — сказал Агимон. — Никакой властитель не может править без совета мудрого. Так повелось на моей родине и, что важнее, не идет вразрез с законами Пути.

Агимон переступил с ноги на ногу и немного сгорбился, будто у него заболела спина.

— Присаживайтесь, мудрый, — спохватился Энки, коря себя за то, что слишком увлекся и не сразу заметил напряжение, сковавшее тело Агимона. — Отведайте жареного кабана.

— Негоже мне вкушать еду со жрецами и высокородными, молодой владыка.

— Тогда просто присядьте.

— Что ж, это большая честь для меня. Благодарю.

Агимон опустился на подушки и выпрямил хрустнувшую спину. Энки заметил, что старик обут в сапоги из грубой кожи, а не в привычные для восточных провинций сандалии. «Интересно, сколько же дорог он исходил?» — подумал Энки и кинул взгляд на собственные босые ступни. Жрецы не носили обувь — предполагалось, что они никогда не будут ступать на землю, которая может их замарать.