— Ах, ну наконец-то!
Услышав незнакомый голос, Энки обернулся. Бодрой походкой к нему шагал вершитель — молодой и долговязый, с копной огненно-рыжих волос, торчащих во все стороны. Одежда его выглядела неряшливо: полы одежд были запыленными и потрепанными, рукава верхней мантии небрежно закатаны по локоть, а с пояса свисали нелепые украшения, напоминавшие мелкие разбитые ракушки. Рядом с вершителем шагал Шархи — невозмутимый и расслабленный.
— Удивлен? Кто-то еще думает, что вершителям нужны осведомители, дабы узнать о преступлении? Вот потеха! Нергал мог бы выследить тебя за пару секунд, но он слишком занят, а потому прислал меня. О нет, я нисколько не против! Нет ничего лучше, чем беседа с непослушной молодежью! — Вершитель шутливо погрозил пальцем. Его плечи едва заметно подрагивали, будто он все время едва сдерживал рвущийся наружу смех. — Ну и? В чем ты там провинился? Я вершитель Маар. Давай остановимся на том, что ты очень сожалеешь и моя пламенная речь вернула тебя на истинный Путь. А вот и наказание: плохой мальчик! — Рыжеволосый вершитель легонько шлепнул Энки по лбу. — Ну и погодка у вас в восточных провинциях, песья задница! Жара и влажность! Жду не дождусь завтрашнего отъезда. Куда нас поведет Нергал? Одни Ашу ведают.
Маар ушел не попрощавшись.
— Он не похож на вершителя, — сказал Энки, когда рыжеволосый скрылся из вида.
— Это к лучшему. Я знаю Маара восемь лет. Он надежный друг.
— Ты говорил с родителями девочки?
Шархи поморщился.
— Все еще называешь ее девочкой. Может, хочешь узнать ее имя?..
Энки покачал головой.
— Как пожелаешь. — В тоне Шархи проскользнуло неодобрение. — Я поговорил с матерью ребенка. Девочку не примут в семью — она отмечена позором, а мать не собирается возвращаться в обитель, чтобы жить с дочерью среди жрецов.
— Почему?
— Она несколько лет была служанкой, потом вернулась в родной дом, где переоделась в шелка и вспомнила, что это перед ней должны падать на колени. Обитель стала ее величайшим унижением… Вижу, ты не удивлен…
Энки знал о полных неприязни взглядах высокородных, служивших в обители, но со временем научился их не замечать.
— Пойдешь со мной? — спросил Шархи. — Сам проводишь девочку и увидишь ее новое семейство.
Покинуть обитель? Идея будоражила, но… Но Путь предписывал даже не думать о том, чтобы ступить на землю за пределами обители жрецов.
— Я не могу уйти.
Хотя в детстве он пытался. Неудачно, само собой — охрана у врат каждый раз его останавливала, и наставники-жрецы строго наказывали, говоря: «Наше наказание — материнская ласка по сравнению с тем, что с тобой сделают вершители, если ты нарушишь законы Пути, мальчик!»
И все же Энки пытался представить, какова жизнь за пределами его крохотного мира на плато. Высокородные и воины, мудрецы и ремесленники… И низкорожденные. Как они живут? Что ждет его, Энки, в городе? Водоворот новых ароматов, звуков, незнакомых традиций. А за стенами города… Он мечтал о путешествиях, но решись он переступить границу… Семья прокляла бы его.
— Жрец не может выйти из обители. А вот для высокородного выход из обители всегда открыт, — раскрыл прописную истину Шархи.
— К чему ты ведешь?
— Я немало путешествовал по миру. Поверь мне, высокородных не везде ждут с распростертыми объятиями. Но мой рыжеволосый друг научил меня одной хитрости. — Шархи коснулся кончиками пальцев ал'соры. — Как ненадолго стать кем-то другим.
— Маскировать ал'сору — преступление.
— Кому навредит вылазка в город? Скажем, ты приехал со свадебной процессией — просто один из высокородных, которого никто не знает. Ночь сохранит тайну, а к рассвету вернешься в обитель…
В груди всколыхнулась волна нетерпения. Энки старался не показать, насколько ему хочется согласиться. Сколько раз он мечтал преодолеть запретный порог…
То, что он искал и чему пока не мог подобрать название, могло ждать его за границами обители.
Эта мысль пугала и одновременно приводила в восторг.
Энки одернул себя. Выход из обители не увеселительная прогулка. У него есть причина, причем веская. Отвести девочку в новый дом, помочь ей. И правда очень ответственная задача.
— Я не настаиваю, мой друг, — сказал Шархи, прерывая долгое молчание. — Смогу справиться в одиночку. Отвести ребенка — несложная задача.
— Нет. Я пойду с тобой.
Глава 5
Оковы мира
Он так ничего и не выяснил. Жрица не только с ним не поговорила — даже во дворец не пустила. Послала служанку и велела передать, что Агимона скинут с плато обители, если он сам тотчас не уберется с глаз долой. Ему пришлось в очередной раз склониться перед высокородной и уйти ни с чем.
Великие Ашу! Он все больше уверялся: Ишари что-то знает о Саордале. Он помнил ее брата, одержимого подземным городом. Тот даже сбежал из обители, за что поплатился жизнью и навлек наказание на семью. Могла ли Ишари направить того высокородного, Малкера, на поиски Саордала? Но зачем? Знала ли она что-то о сущностях, обитавших в темных недрах города? Может, жрица искала их?
Мало кто верил, что Саордал существует. Агимон всю жизнь по крупицам собирал информацию о нем, но ее не накопилось и на один абзац научного труда. Вопросы оставались без ответов, а прорехи в ткани мира множились. Вершители не слушали предостережений.
Вершители… Чем они вообще были? Что происходило с детьми, которых забирали в башню, скрытую в песках пустыни на далеком юге? Как они лишались человечности? Возможно, они тянули нечистую силу из прорех и становились… другими.
Когда-то мудрые в погоне за знаниями стали служить вершителям, почитали их за вестников Великих Ашу. Агимон подозревал, что природа вершителей и жрецов схожа, а источник ее нечестив. Ныне только хранители благочестия оберегали Путь.
Агимон приказал Ферхи подготовить повозку, и ученик в кои-то веки добросовестно выполнил работу. Или почти добросовестно. Парнишка залатал одежду, пополнил запасы снеди, подковал лошадь и… купил себе новую курительную трубку. Агимон поджал губы.
— Я не включал трубку в список покупок, мальчик.
Ферхи расплылся в нагловатой улыбке, сказавшей Агимону, что он вконец разбаловал паренька.
— Это мой подарок на день Ниспослания, мудрый. Вас пригласили на пир, а мне пришлось искать утешение в таверне. И там была миленькая торговка. Ну а дальше — сами понимаете.
Ферхи спрыгнул с козел и помог наставнику уложить в повозку мешочки с засушенными травами. От парня пахло дешевым вином, но Агимон не сделал ему замечания — Ферхи необходимо расслабиться перед дальней дорогой, полной невзгод.
— Агимон! — окликнул его незнакомый насмешливый голос. — Подожди, мы составим тебе компанию.
К повозке приблизились два всадника. Вершители. Первый — молодой, рыжеволосый — одаривал Агимона и его ученика широкой лисьей улыбкой. А второй… второго он знал. Черноволосый, без единой эмоции на лице.
— Вершитель Нергал, — поклонился Агимон и поморщился, когда в спине что-то хрустнуло.
Выглядевший отрешенным, вершитель едва заметно кивнул.
— Куда держишь путь, Агимон? — спросил рыжеволосый, осматривая повозку.
Хранитель благочестия не видел его глаз за повязкой, но был уверен, что рыжеволосый внимательно оглядывает каждый угол. Ферхи склонил голову и замолк — всю задиристость как ветром сдуло.
— Я всегда в дороге, вершитель. Ищу заблудших, сбившихся с Пути и помогаю им по мере своих скромных сил. Я направляюсь в сторону Урсы.
— В таком случае нам по пути.
— Сочту за честь разделить с вами дорогу.
Они выехали через северные ворота и в молчании двинулись вперед. Агимон с подозрением покосился на попутчиков. Нергал не мог вынести его присутствия и часа, а теперь согласен путешествовать вместе? Или… он знает, кто стоит за исчезновением жрецов?
«Нет, — одернул себя Агимон. — Сейчас не время сомневаться».
Первым снова заговорил рыжеволосый вершитель:
— Ах да, Нергал, я наказал парня-жреца, пролившего кровь. Отсек два пальца.
— Милосердное решение. Мягкость только вредит твоим подопечным, Маар. Все мы помним, чем закончилось господство жрецов.
Нергал наблюдал за реакцией мудрого, ожидая, что тот выдаст себя. Но Агимон прожил не один десяток лет, обладая запретными знаниями, и умел, когда следует, притворяться глухим и немым. Вершители вычеркнули из истории время правления жрецов, закончившееся с приходом Алламуса. Роковая ошибка ознаменовала конец прошлой эпохи. Ныне было мало известно о времени до разделения людей на касты. Покорив жрецов, едва не погрузивших мир в хаос, вершители явили смертным волю Великих Ашу и принесли с собой Книгу Пути.
Двадцать лет назад Агимон нашел рассыпавшийся трактат, написанный хранителями благочестия еще в те времена, когда они прислуживали вершителям. В своем труде неизвестный мудрый рассуждал о появлении каст. Он считал, что те, кто пошел за Алламусом, стали низшей кастой — низкорожденными. Проигравшей стороне выпала худшая доля. Те же, кто воевал против Алламуса, стали первыми властителями и воинами. Помогавшие советами и врачеванием стали мудрыми, а снабжавшие армию назвались ремесленниками. Если написанное было правдой, то вершители хорошо поработали, переписывая историю и исключая из нее неудобные факты.
