— Не думай, что твои игры остались незамеченными, Маар, — сказал Нергал, не смотря на собеседника. — Что ты нашептываешь высокородным? Решил, что самовольно можешь создавать союзы? Ты встречался с противниками Шадора. Зачем?

— Просто любопытство, Нергал, не во всех оно потухло. Я поеду вперед — разведаю дорогу.

Рыжеволосый, пустив свою лошадь рысью, отделился от группы. Нергал повернулся к Агимону. Глаза вершителя, скрытые за красной повязкой, сверлили нарочито спокойное лицо хранителя. Но разве мог Агимон тягаться с ледяной маской воспитанника башни Нир'Ушур?

— Агимон, ты знал женщину по имени Урушра?

— Не припоминаю, вершитель. Кто она?

— Жрица. Пропала три луны назад. Вершитель, которому она принесла клятву, не смог ее найти, а значит, она мертва.

Ферхи сильнее сжал вожжи, его руки едва заметно подрагивали.

— Вот как?

— Тебе знакомо имя Иддин? С ним ты встречался восемь лун назад, незадолго до его исчезновения.

— Я встречаю множество людей, вершитель Нергал. Моя память уже не так хороша. Мы, не благословленные Великими долгой жизнью, с годами теряем…

— Впервые вижу мудрого, который так часто встречается со жрецами, — перебил его Нергал. — Похоже, впереди нас ждут интересные беседы.

Агимон нисколько в этом не сомневался.

Когда ночь опустилась на Аккоро, Шархи, к огромному недовольству Сатеши, остался в Малом дворце.

— Он мой гость, — улыбнулся Энки, смакуя столь простую фразу.

— Конечно, достопочтенный господин, — выдавила из себя женщина. — Я прикажу подготовить комнату.

— Уверен, она постарается отправить меня в самый укромный уголок, — с усмешкой прошептал Шархи.

Он не ошибся. Сатеша выделила ему комнату рядом с крылом для слуг. Немного дальше — и Энки не смог бы проводить гостя: комнаты слуг считались слишком грязными для жреца.

Шархи нисколько не оскорбился. По пути он с интересом разглядывал барельефы, выточенные в мраморной стене. Сцены из Книги Пути сопровождали их на протяжении всего долгого перехода из центральной части дворца в южную. Начиналось все с Искры Творения, вспыхнувшей в Вечной тьме. Из нее появились Создатели — бестелесные существа. В танце они создали мир и защитили его коконом, отделяющим его от Хаоса. Но один из Создателей вышел из танца. После его ухода танец стал нестабильным. В кокон мира пришли время и смерть.

Следующая часть барельефа рассказывала, как Создатели прикоснулись к миру, желая остановить время, но тщетно. В том месте, где воля Создателей коснулась мира, родились Великие Ашу. Разочарованные творением, Создатели отвернулись от мира, но не остановили свой танец.

Еще шаг вперед, и на каменной стене появились Великие Ашу: Арбэл, Суэн, Энлил и Шамаш, взвалившие на свои плечи заботу о мире. По капле беря силу Хаоса, которая просачивалась в кокон, они создали мир. Позже Великие сотворили смертных — каждый свой народ: Суэн стал отцом тех, кого назвал ашу'сатор; Шамаш сотворил ашу'сиэр; Арбэл — ашу'амир; Энлил — ашу'арат, восточный народ, к которому принадлежал Энки.

Говорили, что смертные унаследовали суть Великих Ашу. Мудрые уверяли, что именно различная суть, доставшаяся людям от их творцов, рождала неприязнь народов друг к другу. Непринятие было естественным.

Шархи тем временем остановился у части барельефа, рассказывавшего о разделении на касты по воле Великих и получении Книги Пути. Кивнув своим мыслям, сын властителя пошел дальше.

— Поразительно, — сказал он, — в твоем доме сокровища на каждом шагу!

— Неужели во дворце властителя их не хватает?

Отца Шархи, властителя провинции, Энки изредка видел на церемониях. Было не похоже, что человек, с головы до ног усыпанный золотом и драгоценными камнями, довольствуется скромным домом.

— Я редко бываю во дворце. Большую часть жизни провел в путешествиях и привык к жестким и попахивающим плесенью кроватям на постоялых дворах.

Шархи негромко рассмеялся, и Энки последовал его примеру, думая, что гость шутит.

— Удивительно!

Шархи указал на сцену дарования силы — момент, когда Шамаш наградил жрецов способностью передавать Приказы Великих Ашу. Согласно Книге Пути, после этого Великие заснули, отдав мир людям. А смертные в итоге разделились, и народы отдалились друг от друга.

— Очень похоже на работу семьи Саттари…

К своему стыду, Энки понял, что не знает имен создателей барельефа.

— Семь лет назад Сатеша пригласила лучших мастеров из касты ремесленников, — сказал он. — Они приехали, и на несколько месяцев часть дворца закрыли от посторонних глаз…

Энки не упомянул, что не раз и не два пытался подглядеть за процессом и хотя бы краешком глаза увидеть самих мастеров — он еще никогда не общался с ремесленниками, — но бдительная Сатеша зорко следила, чтобы он не приближался к представителям неблагородной касты.

— Определенно, работа Саттари. Теперь понятно, за что их убили.

— Убили?! — У Энки похолодели ладони.

— Властителя это взбесило. Не само убийство, а то, что Сатеша пригласила во дворец жреца ремесленников. Представляю, какой скандал устроили бы вершители.

— Все дворцы построены ремесленниками.

— Да, но их строили столетия назад, и у мастеров не было даже крохотного шанса увидеть жреца, а Саттари могли столкнуться с тобой. Сатеша не планировала отпускать ремесленников живыми. Не думай, я тебя ни в чем не обвиняю, — добавил Шархи, заметив побледневшее лицо собеседника.

Энки отвернулся от барельефа. Он сомневался, что найдет в себе силы когда-нибудь вновь взглянуть на него.

Поздний ужин прошел в молчании. Шархи сидел за гостевым столом вдали от Энки. Попробуй жрец с ним поговорить — пришлось бы кричать. Так и не сумев съесть ни кусочка, Энки снял с руки царо и ушел в свои комнаты, уже приготовленные для сна. Служанки помогли ему переодеться и незаметно выпорхнули, оставив гореть несколько свечей.

Энки упал на пышную перину, расстеленную на возвышении, скрытом за полупрозрачными занавесями.

Сегодня он впервые покинет обитель.

Разве это не его мечта? Да.

Но мечтать — одно, а перешагнуть порог дозволенного — совсем другое. Узнай о его плане Арата — упал бы в обморок.

Наконец, когда все слуги заснули, дверь комнаты Энки приоткрылась, и внутрь прокрался Шархи. С его плеча свисала пухлая сумка.

— Вот, надень. — Шархи протянул молодому жрецу бархатные верхние одежды и пару сапог. — Сандалии, конечно, удобнее, но лодыжки тебя тут же выдадут.

Энки опустил взгляд на свои ноги — синий цвет от воды для церемониальных омовений никогда не сходил с кожи. Жрец и не подумал, что сразу попадется, стоит людям увидеть его босым.

— Сапоги все исправят, — отмахнулся Шархи. — Жарковато, но что поделать.

— Где взял одежду?

— Позаимствовал у твоих высокородных слуг, — подмигнул Шархи.

Обувь была тяжелой и жесткой. Следуя советам Шархи, Энки кое-как затянул пряжки и сделал несколько шагов.

— Будто камни к ногам привязали, — вынес он вердикт, перекатываясь с пятки на носок.

— Это с непривычки. Не понимаю, как жрецы всю жизнь ходят босиком: летом же каменные улицы обители раскаляются!

— Жаркие дни мы проводим в тени на открытых верандах.

И все же это не спасало от ожогов. Даже в середине лета, когда солнце распаляло белокаменные улицы, Энки не мог удержаться от побегов из Малого дворца. Ступни его краснели и болели, но он все равно продолжал исследовать покинутые уголки обители. Арата жаловался и безостановочно стенал о своей несчастной судьбе, но всегда был рядом.

Интересно, чем он занят теперь, вступив во взрослую жизнь? Служит семье? Или дремлет в тенечке при любой возможности?

— Тебе помочь? — спросил Шархи, заметив неуверенность жреца.

— Справлюсь.

— Тебя интересует лекарское искусство?

— С чего ты взял?

Шархи в ответ указал на фолианты, которые Энки бережно хранил в своих покоях.

— Немного, — отозвался жрец и накинул верхнюю бархатную мантию, расшитую изумрудным узором.

— А теперь разберемся с ал'сорой…

Шархи достал из кармана небольшую коробочку. Внутри лежали две тонкие кисточки и металлические кюветы с вязкой краской. Высокородный, казалось, ни минуты не сомневался в затее.

— Сначала скроем настоящую ал'сору, а поверх нее нарисуем новую. Сегодня ночью ты побудешь высокородным…

Энки похолодел. Он знал о планах Шархи, но, когда дошло до дела, в голове лихорадочно завертелись все за и против. Последний шанс отступить и отказаться от задуманного. С детства им твердили: не дайте украшениям или волосам закрыть лоб, иначе позора не оберетесь, ведь тот, кто намеренно прячет ал'сору, замышляет дурное.

— Если передумал — так и скажи. Я сам отведу девочку. В страхе перед законами вершителей нет ничего постыдного.

— Законами Ашу, — поправил его Энки онемевшими губами.

— Разумеется.

Страх. Много лет назад Энки дал себе зарок у того проклятого колодца, что страх больше никогда не скует его и не помешает помочь. Энки убрал со лба выбившуюся прядь волос, позволяя нанести краску.

Шархи работал быстро и уверенно, было очевидно, что он не впервые маскирует ал'сору.

— Почему ты беспокоишься о девочке? — спросил Энки, желая отвлечься. — Она не твоей крови, но ты подыскал для нее семью.