Энки нахмурился.

— Но воины высокородных не могут обратиться против властителя — их сдерживает клятва.

Шархи задумчиво хмыкнул.

— Это правда. Высокородные клянутся подчиняться властителю и не приказывать воинам направлять оружие на правителя провинции. Верно и то, что воины клянутся во всем подчиняться высокородной семье, в клан которой вступили. Но все эти клятвы держатся на вершителях, на страхе перед ними. Вершители — держатели клятв, а не мой отец. Кстати, — лицо Шархи просветлело, — мы скоро покинем район высокородных. Видишь? Вон там начинаются торговые ряды…

Энки не только видел, но и слышал. Музыка становилась все громче, а разговоры раскованнее. Торговцы не закрыли свои лавочки на время праздника и наперебой голосили, предлагая купить лучшие ткани, украшения и оружие. Чуть поодаль от торговых рядов расположились залы обучения, дома исцеления и искусства, но сейчас, скрытые во мраке, они походили на призраков.

— Нам сюда.

Шархи повел Энки и девочку вглубь темной улочки, по сторонам которой стояли небольшие, но ухоженные домики высотой не больше двух этажей, без башен и помпезных украшений. Шархи остановился около домика с дубовой дверью, покрытой резьбой.

— Здесь живут мудрые и ремесленники.

Он постучал, и почти тут же на улицу вышел седеющий мужчина, облаченный в черную холщовую одежду с узким высоким воротником. Увидев Шархи, мужчина словно нехотя поклонился.

— Приветствую тебя, Этор.

Энки внимательнее пригляделся к хозяину дома. Этор из западных провинций явно не привык ставить себя ниже высокородных. Благородные семьи ашу'арат ценили мудрых куда меньше и держали их на коротком поводке. Однако мудрые, как и ремесленники, вправе вольно путешествовать и менять покровителей. Последнее случалось редко — обретя теплое место под крылом клана, мало кто стремился сменить господина. А вот войти в клан и приблизиться к высокородным и воинам мудрые ашу'арат не могли.

— Я ждал вас одного. — Мужчина глянул на Энки, потом представился: — Мое имя — Этор из семьи Садин касты мудрых, народа ашу'амир. Рождение мое засвидетельствовано в книге Кровных Уз, и доказать мое законное право могут три семьи мудрых.

Шархи поспешил перевести внимание на себя и указал Этору на ребенка.

— Ну, не будем медлить, Этор. Эта девочка, увы, сошла со своего Пути.

Этор фыркнул.

— К ее счастью, в семье мудрых из народа ашу'амир не столь важен Путь, сколь знания. Мы позаботимся о ней. Будет помогать в архиве. Уже утром мы покинем этот городишко и наконец-то вернемся на родину.

— Не присоединишься к празднику, Этор? — усмехнулся Шархи, направляя девочку в дом мудрого.

Немолодая женщина, облаченная в не менее строгие одежды, чем ее муж, перехватила малышку и поспешила скрыться подальше от неприятной компании высокородных.

— Нет. Я закончил свои исследования, а все… это… — Этор скривился и неопределенно махнул рукой, — меня не интересует. Позвольте удалиться, господин.

И, не дожидаясь позволения, он захлопнул дверь.

Шархи рассмеялся.

— Чем ближе время его отъезда, тем больше в нем дерзости! А ты, мой друг, не хочешь присоединиться к празднику?

Энки хотел, но стоило ли?

Уйдя из обители, он затеял опасную игру с Нергалом. Но вместе с этим обрел новый мир, который только начал перед ним раскрываться. Энки обретет знания. Ценные. Уникальные. Возможно, они даже понадобятся семье.

— Решайся. — Шархи хлопнул жреца по плечу. — К утру вернешься.

Энки не нуждался в уговорах.

— Идем!

Шархи вывел его на площадь, заполненную народом. В центре горели костры, через которые прыгали молодые девушки. Бой барабанов почти заглушал их заливистый смех, но ничто не могло скрыть беззаботные улыбки.

Люди танцевали, пели и слушали сказания мудрых, периодически выходивших на небольшое возвышение перед кострами. Все сказители были молоды, нашивки на их одеждах говорили о низком ранге. Некоторые выступления заканчивались падением — кое-кого уже не держали ноги от выпитого.

Энки наблюдал за весельем издали. Одна из девушек — высокородная — потянула его за собой, увлекая в танец, но Энки отшатнулся быстрее, чем осознал, что делает. Девушка надула губки и, пожав плечами, отправилась на поиски нового партнера.

— Шархи! Так и знала, что ты объявишься!

К ним приближалась еще одна благородная девица. Платье — легкое, подобное дымке, — окружало ее стройную фигуру водопадом голубого шелка.

— Ари! — Шархи улыбнулся. — Рад тебя видеть.

— Иногда и я могу снизойти до празднества с обделенными благородной кровью. Это так… захватывающе. Но лишь в небольших порциях. И не с низкорожденными — от них столько грязи… Хорошо, что их не выпускают за пределы трущоб. Ну, кроме слуг, но их мы отмыли. Ох, прости, вечно забываю, что ты питаешь слабость к этим недостойным.

Девушка коснулась руки Шархи кончиками окрашенных в красный цвет пальцев. На шаг позади Ари шествовал воин — еще совсем молодой парень, сверкавший добросердечной улыбкой.

— И ты пришел, Фарет!

Шархи и воин в знаке приветствия приложили руки к сердцу.

— Куда я денусь от своей госпожи?

— Это мой друг Энки, — представил жреца Шархи. — Он из высокородной семьи Шати.

Энки впервые слышал о роде Шати, но Ари, в чьих глазах плескался хмель, ничего не смутило.

— Ты быстро заводишь друзей, Шархи. А врагов — еще быстрее. — Девушка улыбнулась Энки. — Я Ари из семьи Нэнто.

Она смотрела прямо ему в глаза — Энки чувствовал себя очень непривычно. Ари не опускала голову, не спешила уйти и забыть о встрече с ним. Как странно, что всего лишь метка на лбу способна так перевернуть жизнь! Казалось, что изменилась только ал'сора, но нет — за ней изменился весь мир.

— Нэнто? Анту Нэнто твоя родственница?

Ари действительно была очень похожа на другую девушку, которая осмелилась подпустить Энки ближе, чем должна была.

Анту… Энки встретил ее в пятнадцать лет. Такая добрая, такая бесстрашная. Они провели вместе одну ночь, а на следующее утро Анту исчезла. Энки всегда считал, что девушка сожалела о содеянном. Где она теперь?..

— Анту — моя сестра. Ты знал ее? Сатеша, дочь властителя, устроила для нее выгодный брак. Она уехала в другую провинцию. Уж не знаю, чем дуреха… приглянулась Сатеше. Не желаю о ней говорить, тем более сегодня. Смотрите! Ее-то я и ждала! Эта мудрая знает толк в хороших историях. Фарет, принеси мне еще вина.

Щеки Ари уже покраснели от выпитого, но останавливаться она не планировала — высокородная, как видно, не привыкла отказывать себе в удовольствиях. Едва воин принес ей серебряный кубок, она припала к нему, будто весь день изнемогала от жажды.

— Госпожа, — Фарет неуверенно поправил ножны, — быть может…

— Замолчи, Фарет. Пойдемте поближе, иначе ничего не услышим! — сказала Ари, отбрасывая пустой кубок и утягивая спутников за собой.

— Фарет, я думал, ты ушел с отцом в поход, — заметил Шархи.

— Я уйду завтра.

Воин шел немного позади, и Шархи приходилось оглядываться, чтобы говорить с ним.

— Как долго я об этом мечтал! Увижу все провинции! Даже не верится! Я…

— Да-да, мы поняли, что тебе не терпится покинуть поместье моей семьи, — перебила его Ари.

— Я не…

Девушка резко обернулась и с выглядевшей уже привычной размеренностью наградила воина пощечиной.

— Тихо, Фарет! Воистину, в последнее время ты такой бесполезный.

Тон Ари совсем не понравился Энки. Будь они в обители, Сатеша непременно устроила бы девице воспитательную беседу, а в качестве подкрепления своих слов использовала бы плеть.

— Ты несправедлива, Ари, — сказал Энки.

— Занимайся делами своего рода! Фарет — мой верный воин. Мы с детства вместе! — Она ласково потрепала воина по щеке. — Жаль, что отец позволит ему уехать. Ах, вот и она!

Ари отвернулась от собеседников, потеряв к ним всякий интерес. Ее черные глаза впились в сутулую фигурку девушки из касты мудрых. Та поднялась на возвышение и церемонно расправила юбки с вышитым на них гербом клана-покровителя.

— Я уговорю отца пообещать хорошую оплату, и она попадет под покровительство моей семьи, — сказала Ари. — Мы ценим таланты.

Мудрая тем временем, смотря поверх голов собравшихся, заговорила:

— То сказ о великой деве Идриль, рожденной высокородной!

Ее голос, сильный и звонкий, разнесся по площади. Барабаны прекратили бой, а за ними стихли смех и разговоры. Сотни взглядов устремились на неприметную сказительницу.

— Идриль была рождена с даром — она писала картины, и в этом с ней не мог сравниться ни один из мудрых. Но это был не ее Путь, и она долго хранила свою постыдную тайну — картин ее никто не видел. Однажды мать Идриль нашла полотна дочери и ужаснулась. «О дочь моя, — молвила она, — одумайся! Однажды сойдя с Пути, трудно на него возвратиться. Не гневи Великих Спящих, не навлекай на семью позор!» Устыдилась Идриль и отринула свой дар. Сожгла все свои картины и более к кисти не притрагивалась. То было первым ее испытанием — и с честью она его преодолела. Шли годы, Идриль правила своими землями. Среди слуг ее был воин — смелый и искусный в своем деле. Но стойкость подвела его, ибо влюбился он в Идриль — ту, что шла по иному Пути. Преисполнилась Идриль жалости и осознала, что должна вернуть воина на его Путь. Отправила она его на испытания, дабы тот прозрел и осознал свою ошибку, но все напрасно. Тогда Идриль отослала его, отдав другому роду в услужение. С той минуты Идриль не могла ни есть, ни спать — и поняла она, что сердце ее устремилось к воину. Узрела она в себе ростки любви, оскверненной неповиновением воли Ашу. Тогда Идриль отправилась к тем, кто хранил ее покой, и приказала перерезать себе горло. Так пала она — умершая, но не сошедшая с Пути.