— У тебя есть долг перед семьей, Зуэн. И он не в том, чтобы стоять и вести беседы с посторонними.

— Прошу простить меня, досточтимая мать.

— Идем.

Энки с улыбкой поклонился уходящим. Ни мать, ни брат не обернулись.

Полная достоинства Ишари приблизилась к жаровням. Трижды поклонившись, она скормила языкам пламени фрукты, потом вылила вино из кувшина. Зуэн, оказавшийся на шаг позади матери, принял из ее рук пустой поднос.

Энки вздохнул и направился к выходу из храма. Больше ему тут делать было нечего.

У арочного входа его поджидал невысокий пухленький паренек, уплетавший за обе щеки фрукты для подношений. Энки в который раз удивился тому, как Арате удается избегать гнева семьи, учитывая его пренебрежительное отношение к Великим и всем традициям.

— Не повезло? — спросил Арата.

— Сегодня постигла неудача, но завтра все будет по-другому.

Арата закатил глаза и засунул в рот кусочек засахаренного персика.

— Говорил же не приходить! Могли бы сейчас лежать на подушках где-нибудь в тенечке. Я упоминал, что слуги приготовили для меня ягодный пирог?

— Звучит заманчиво. Жаль, что не удастся его отведать. Твои почтенные родители вряд ли впустят меня.

— Давай хотя бы отсюда уберемся. Я дышать не могу.

Энки согласился и по ступенькам сошел в узкий и неглубокий бассейн, наполненный ароматной голубоватой водой. Она приятно охладила ступни, и Энки в который раз убедился, что обряд омовения нравится ему куда больше в знойную летнюю пору. Зимой, когда лили дожди, он порой тайком перепрыгивал через бассейны, располагавшиеся перед каждым входом в храм или дворец. Однажды в детстве он две недели не проходил омовения, и с его лодыжек почти исчез синеватый цвет, выдавая проступок. Когда наставник заметил это, личная служанка Энки была наказана. Она получила пятьдесят ударов плетьми. С тех пор Энки следил, чтобы краска не стиралась с ног.

— Ты что-то задумал, — сказал Арата, когда они выбрались из мелкого бассейна и, оставляя мокрые следы на полу, побрели к выходу.

— С чего ты взял?

— Я знаю тебя одиннадцать лет, Энки, и научился понимать, когда ты собираешься внести каплю хаоса в мои безоблачные деньки.

— Я не зову тебя с собой, — улыбнулся Энки. — Но ты пропустишь кое-что интересное, если не пойдешь.

— Интересное! — фыркнул Арата. — И почему бы нам просто не насладиться сладостями в тенечке?

— Это скучно.

— Обожаю скуку.

— У меня все равно полно свободного времени. — Энки не позволил ни капли горечи просочиться в свой ответ. — Нужно пользоваться этим, пока я не занят делами семьи.

Вдвоем они вышли из главных дверей и начали свой долгий путь — чтобы спуститься на плато из храма, построенного на высоком каменном фундаменте, предстояло преодолеть триста ступеней.

Энки чуть не оступился, заметив властителя провинции.

Он топтался у порога, переступить который ему не давала права даже корона на голове. За водопадом сверкающих золотых нитей, спускавшихся с нее, нельзя было различить выражения лица владыки. А вот стоявшие за правителем высокородные не скрывали недовольства. Энки мог их понять: изнывать под палящим солнцем — что в этом приятного?

В восточных провинциях Аккоро выдалось засушливое лето. Воздух подрагивал от зноя и стрекота цикад. За целый месяц с небес на землю не упало ни капли воды.

— Захватывающее зрелище, правда?

Шагая по ступеням, Энки мечтательно смотрел вдаль.

В восточной части Аккоро города строили вокруг возвышавшихся плато, которые становились обителями — землями жрецов. Возможность наведаться в город появлялась после наступления совершеннолетия и принесения клятв. Иллюзорная возможность. В действительности вершители не разрешали жрецам покидать пределы плато даже в закрытых паланкинах.

Энки любил обитель. Все улицы и дворы тут вымощены белым мрамором — видимым не оставалось ни кусочка земли, поэтому даже после затяжных дождей дорожки сверкали чистотой. На стенах, отгораживающих жилище жрецов от внешнего мира, красовались навесные сады — всегда цветущие и поражающие буйством красок. Жреческие поместья и многочисленные святилища радовали глаз изящными линиями и барельефами, а внутри помещений скрывались искусные фрески. Арочные окна в домах были большими — занимали почти все пространство стен и редко закрывались ставнями, разве что зимой, когда несколько недель властвовала непогода.

По всему плато тут и там манили к себе тенистые беседки, в центре которых журчали фонтанчики. В жаркие летние дни они становились настоящим спасением. Жрецы могли часами лежать на шелковых подушках, попивая охлажденное вино и наслаждаясь игривыми брызгами воды.

Иногда Энки подходил к самой границе плато, прямиком к лестнице, ведущей в город у подножия. Он представлял, как проходит невидимую границу, сбегает по ступеням и спускается навстречу чему-то новому, неизведанному.

У подножия плато высились величественные, а порой и аляповатые дворцы высокородных и особняки воинов. Их вид напоминал поместья жрецов — всё те же ряды колонн, открытые площадки, арочные своды. Главное отличие заключалось в материале, из которого строили: дома жрецов — исключительно из белого камня, а высокородных — из красноватого с белыми прожилками.

Стояли дворцы благородных родов на отдалении друг от друга, окруженные садами и прудиками. Чем выше положение семьи, тем ближе их дом к обители жрецов. Дворец властителя провинции вообще примыкал к подножию плато.

За особняками наименее знатных высокородных начинались ряды домов мудрых. Энки отличал их по черепичным крышам и простоватым каменным стенам, лишенным позолоты. Дальше Энки ничего разглядеть уже не мог, но знал, что где-то вдали стоят мастерские ремесленников, а за городской стеной ютятся жилища низкорожденных.

— Ну и что ты задумал? — проворчал Арата, вырывая Энки из размышлений.

— Пойдем в южную часть плато. Там стоит поместье, принадлежавшее семье моей матери.

— Думаешь, нам разрешат войти?

— Оно пустует. Разве что ветер нам запретит.

Арата ничуть не удивился. Жрецов рождалось мало — большая часть дворцов пустовала. Можно долго бродить по улицам, не встретив ни души.

— И что нам делать в заброшенном поместье?

— Искать ответы.

Арата скептически покосился на друга.

— Думаешь, они примут тебя, если ты раскопаешь грязные семейные секреты?

— Я просто хочу их понять.

— Узнаешь ответ и успокоишься?

— Не знаю. Я хочу служить моему роду. Это мое право, мой Путь. Но семья почему-то не позволяет мне следовать ему.

Горькие слова, сказать которые он отважился лишь Арате. Почему его отвергли? Он искал ответ, но боялся его найти. Ответ подведет черту, и Энки понятия не имел, что делать, когда это случится.

— Слава Великим! — Арата утер пот со лба и с облегчением спрыгнул с последней ступеньки. — Терпеть не могу сюда забираться!

Энки хлопнул друга по спине.

— Ты неплохо справился.

— Видел бы ты, как я наверх карабкался!

— Наверняка заслужил место в героических сказаниях.

— Пошли уже, пока я не передумал! И как тебе удается вечно втягивать меня в свои затеи?..

— Сам удивляюсь. Думаю, ты спал, когда наставники читали тебе лекции о людях, с которыми не стоит иметь дел.

— Как остроумно! — Арата вынул из потайного кармана горсть засахаренных орехов. — Даже не мечтай, что поделюсь! Я уже предлагал — и ты отказался.

— Не мог же я набивать рот на церемонии! Увидь мать — мне бы не поздоровилось.

— Брось! Она бы и не заметила.

Спорить не имело смысла.

Почему ей все равно? Поисками ответа и на этот вопрос Энки занимался с тех пор, как осознал, что других детей не отселяют из семейных дворцов.

Энки улыбнулся.

— Наверное, ты прав.

Арата отвел взгляд и протянул руку с орехами.

— Извини. Вот, можешь взять несколько. И ты вообще знаешь, куда мы идем?

Белоснежная дорога привела их в южную часть плато, где из тридцати дворцов были обжиты всего два. Покинутые дома выглядели застывшими во времени обломками прошлого. Оставленные вещи все еще ждали своих хозяев, давно покинувших бренный мир. Только мертвая тишина мешала представить жильцов, укрывшихся от жары в тенистых беседках.

Энки свернул с главной дороги и наконец увидел свою цель — поместье, не похожее на прочие.

Здание буквально рассыпалось на глазах: колонны покосились, крыша в нескольких местах обвалилась, а лоза, не встретив препятствий, обвила все, что попалось ей на пути.

Дабы пустующее поместье не досаждало своим видом и не бередило неприятных воспоминаний, его окружили каменной оградой. Саму ограду украсили, и теперь жители обители, случайно забредшие сюда, могли любоваться мастерски написанными цветами и птицами, а не всматриваться в темноту арочных окон.

— Проклятье… — выдохнул Арата, указывая на знак — красный круг с печатью Великих Спящих в центре, начертанный на запертых воротах.

Вершители — единственные, кто мог судить жрецов, — оставляли такие метки на домах преступивших закон.

— Энки, ты знал об этом?

— Успокойся, Арата. Входить в дом осужденных не запрещено. Мы просто посмотрим.

— Семья твоей матери была приговорена вершителями? Они сошли с Пути? Что произошло?