— Понятно, ну тогда я делаю вывод: если ни у кого из сторонних людей не было доступа к вам в кондитерскую, то можно утверждать, что бисквиты отравил кто-то из ваших работников! — сказал начальник сыскной и внимательно посмотрел на кондитера.

Фоме Фомичу была интересна реакция Джотто. Тот не возмутился, не вспылил, не стал решительно опровергать слова начальника сыскной, только глаза его чуть сузились.

— Вам это кажется невероятным? — спросил полковник.

— Отчего же? Все может быть. Я только не понимаю зачем? Зачем кому-то понадобилось добавлять яд в бисквиты?

— Добавлять яд в бисквиты, — повторил вслед за кондитером фон Шпинне, — а я бы выразился несколько иначе: кому понадобилось отравлять бисквиты? Вы, господин Джотто, сейчас задали самый главный вопрос, ответив на который, мы найдем убийцу. Но пока, увы, мы этого сделать не можем и ограничимся тем, что вы будете отвечать на мои вопросы, а не я на ваши. Итак, продолжим. Вы согласны, что, скорее всего, бисквиты отравили в вашей кондитерской?

— Да, наверное… хотя мне в этом и нелегко признаться. Ведь это на корню губит мое дело. Я так понимаю, что сейчас кондитерскую «Итальянские сладости» закроют…

— Я не думаю, что закрытие вашей кондитерской как-то поможет расследованию. Напротив, вы будете удивлены, но я не хочу, чтобы ее закрывали. Ну а касаемо вашего дела, то и тут не все так плохо. Его можно сохранить…

— Но как? Как его можно сохранить? — наконец-то Джотто проявил какие-то эмоции.

— Есть способ… — Начальник сыскной вышел из-за стола и прошелся по кабинету. — Нет-нет, вы сидите. Это я для того, чтобы немного размяться…

— Так что это за способ?

— Вы должны оказывать нам всяческую помощь в поиске отравителя. — Фома Фомич снова сел на свое место. — Когда мы поймаем убийцу и расследование будет закончено, газеты напишут о вас как о честном человеке, который оказался жертвой злоумышленника или злоумышленников. Также напишут о вашей нам помощи…

— Нет-нет! — категорически отмахнулся Джотто. — Я не хочу, чтобы мое имя ставили рядом с…

— Рядом с кем?

— Ну, вы меня, конечно же, простите, но рядом с полицией!

— Значит, вы не хотите, чтобы мы искали отравителя?

— Нет, напротив, я хочу, чтобы вы его нашли! Я даже окажу вам посильную помощь. Только сообщать об этом газетчикам не стоит. Я думаю, что подобная известность мне не поможет, а, наоборот, повредит.

— Наверное, вы правы, — после непродолжительного раздумья проговорил начальник сыскной.



Глава 7

Флорентийская смесь

Кондитер сунул пальцы в жилетный карман, вынул часы серебряные червленые и демонстративно посмотрел время.

— Куда-нибудь торопитесь? — спросил фон Шпинне безобидным, ни к чему не обязывающим тоном.

— Уже поздно, а завтра очень много работы… — недвусмысленно намекнул итальянец начальнику сыскной, что пора закругляться.

— Да, вы правы, завтра очень много работы! — не сводя с кондитера пристального взгляда, согласился с Джотто Фома Фомич. — Но у меня, к сожалению, еще есть вопросы, которые я не могу не задать…

— Может быть, в следующий раз?

— Господин Джотто! — начальник сыскной хрипло рассмеялся. — Боюсь, вы до конца не понимаете всей серьезности создавшейся ситуации. Легкомысленность, с которой вы относитесь к происшедшему, скажу честно, несколько сбивает меня с толку, даже в чем-то обескураживает. Разве вы не понимаете, что в списке подозреваемых в отравлении кухарки и господина Скворчанского вы стоите под номером один, а под номером два никого нет. И это несмотря на то, что смерть городского головы вам невыгодна. И речь сейчас идет не о том, будет наш разговор продолжен или нет, а о том, сможете ли вы после того, как я задам свои вопросы, выйти отсюда на свободу!

— То есть как? Вы что же, арестовываете меня? — испуганно уставился на фон Шпинне кондитер, похоже, он не ожидал такого поворота, а может быть, только делал вид.

— Нет! Но имею право задержать. А вот воспользуюсь я этим правом или нет, зависит от того, как честно и правдиво вы ответите на мои следующие вопросы! — тон начальника сыскной был резок и категоричен. Джотто понял: с ним не шутят, и возможность заночевать в сыром подвале сыскной полиции не так невероятна, как это, может быть, казалось в начале беседы.

— Прошу меня простить, но я думал, что вы уже задали все вопросы… — начал оправдываться кондитер.

— Нет, впереди еще главное, о чем я хотел спросить…

— Спрашивайте! — мотнул головой итальянец.

— Давайте поговорим с вами, уважаемый господин Джотто, об отравлении нищего на паперти Покровской церкви…

— Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне?

— Сейчас поймете. Вы знаете, как был отравлен нищий?

— Нет!

— Странно, что вы этого не знаете, очень странно.

— Что же в этом странного, я просто не интересовался! — медленно хлопая глазами, проговорил Джотто.

— Вот это-то и странно, что вы не интересовались! А ведь, по логике вещей, должны были поинтересоваться. Ну ладно, нет так нет. Я вам расскажу, как этот нищий был отравлен. Ему подали в качестве милостыни вафельный рожок, испеченный в кухмистерской Кислицына…

— Вот видите, значит, спрашивать нужно у Кислицына, а не у меня! — воскликнул кондитер.

— Боюсь, что сейчас не время вам учить меня сыскной работе! Я, с вашего позволения, сам решу, когда, кому и какие именно вопросы задать. Сейчас я эти вопросы задаю вам!

— Прошу прощения, сказал, не подумав! — извинился Джотто.

— Продолжим. Так вот, нищему подали в качестве милостыни вафельный рожок, испеченный в кондитерской Кислицына. Что же связывает отравления в доме Скворчанского и отравление на паперти Покровской церкви? Во-первых, они были осуществлены с помощью сладостей, и второе, а это, замечу, самое главное, в обоих случаях был использован один и тот же яд!

— Ну, это еще ничего не значит! — бросил Джотто.

— Вам что-нибудь говорит такое название «флорентийская смесь»? — пропуская реплику кондитера мимо ушей, продолжил задавать вопросы фон Шпинне.

— Нет, я слышу это название впервые. А что это такое — «флорентийская смесь»? — кондитер был на редкость спокоен. Сколько ни всматривался Фома Фомич в лицо кондитера, ему так и не удалось рассмотреть хотя бы толику волнения.

— Значит, вы ничего не знаете о «флорентийской смеси»?

— В первый раз слышу!

— Хорошо! — бросил фон Шпинне и открыл лежащую перед ним папку, вынул светло-зеленый листок с гербовой печатью. — Вы знаете, что это такое? — спросил и потряс бумагой в воздухе.

— Мне отсюда плохо видно… — ответил Джотто, сощуриваясь.

— Не стоит, не напрягайте зрение. Это таможенная декларация. Вы заполнили ее, пересекая границу Российской империи. В списке вещей, которые вы здесь перечисляете, в графе под номером пятнадцать значится: «флорентийская смесь», и здесь же пояснение, сделанное рукой, очевидно, таможенного чиновника. Вписал он это, по всей видимости, с ваших слов. Так вот пояснение: снадобье от подагры. Что вы скажете на это?

— Ну… — Джотто заерзал на стуле, он занервничал и не мог, как ни старался, это скрыть. Судя по его бегающим глазам, кондитер лихорадочно придумывал объяснение.

— Вы, я вижу, озадачены и взволнованы? — с легкой иронией в голосе спросил начальник сыскной. — Наверное, не ожидали от нас такой прыти?

— Честно говоря, вы меня удивили. Но откуда у вас эта декларация?

— Не буду скрытничать, сразу же после отравления Скворчанского, когда следователь Алтуфьев взял под стражу горничную Канурову и, по меткому слову купца Кислицына, повесил на нее всех собак, я понял, что этим делом рано или поздно придется заниматься нам, сыскной полиции. Поэтому уже тогда я предпринял кое-какие шаги… Ну да мы отвлеклись. Что вы скажете по поводу снадобья от подагры?

— Ну, что скажу? Я действительно ввез лекарство от подагры, приготовленное по старинному рецепту. Оно мне просто необходимо. Подагра — это, знаете ли, профессиональная болезнь, которой страдают все, кто связан с замесом теста…

— Нет-нет, вы, господин Джотто, говорите совсем не о том, что я хочу услышать. Я хочу, чтобы вы мне объяснили, почему вы утверждаете, что никогда ранее не слышали о «флорентийской смеси»?

— Что касаемо «флорентийской смеси», все достаточно просто, произошло досадное недопонимание. Я знаю этот, скажем так, препарат как «мисцела фиорентина», а когда вы сказали «флорентийская смесь», то я не сразу понял, о чем, собственно, идет речь…

— Предположим, что вы запутались, предположим, одно спутали с другим, проблемы с языком, сейчас не будем об этом. Скажите мне, где хранится это ваше лекарство, вы можете мне показать?

— Сожалею, но нет!

— Почему?

— Увы, но оно уже давным-давно закончилось. У меня несколько раз было обострение болезни, я имею в виду подагру…

— Ваши руки, на которые я сейчас смотрю, не похожи на руки человека, страдающего подагрой. Да и ваш домашний доктор заверил меня в том, что никакой подагрой вы никогда не болели. У вас пошаливает печень и есть кое-что еще, но подагры нет!

— Ну, доктору-то откуда знать про мою подагру? Я ведь никогда ему об этом не говорил, а занимался в основном самолечением…