Лев Лосев

Эзопов язык в русской литературе (современный период)

Александра Архипова

СОВЕТСКИЕ ТАЙНЫЕ ЯЗЫКИ

Посвящается Сергею Неклюдову и Габриэлю Суперфину — моим учителям и друзьям, без которых я бы никогда не написала этот текст.

Предисловие к предисловию

Меня всегда завораживали невинные на первый взгляд фразы в частной переписке советских граждан. Например, в одном письме ленинградского жителя 1934 года было написано: «Про отца сведений не имеем. К нему приехала Вера Михайловна». Как связана пропажа отца с непонятным появлением Веры Михайловны? А в 1943 году украинская крестьянка описывала со странными подробностями свою бытовую жизнь, причем в письме сестре, которая была угнана в немецкий трудовой лагерь, и писать ей можно было максимум раз в несколько месяцев: «У Пети была свадьба, а Маша на свадьбу не успела». Зачем нужны эти детали? На самом деле за этими невинными высказываниями скрывалась важная информация о возможном расстреле (в первом случае) и гибели под бомбежкой (во втором). Советские граждане, чтобы скрыть от могущественного цензора то, что они хотели бы сказать, часто придумывали хитрые лингвистические приемы — иносказания или шифровки.

Система иносказаний была выработана в результате неформальных договоров между многочисленными читателями и авторами, и целью такого договора стало стремление избежать нежелательного внимания цензора, и желательно — без потерь. «Мы полностью полагались на эзопов язык и на понимание читателя, умевшего читать между строк», — написал в своих воспоминаниях Валерий Аграновский, проработавший журналистом в СССР несколько десятилетий [Аграновский В. Вторая древнейшая: Беседы о журналистике. М.: Вагриус, 1999. С. 223–224.]. Собственно, эзопов язык — это и есть специально созданная автором текста возможность двойного прочтения знака (слова, фразы или жеста) для обхода цензуры.

Как я уже сказала, система советских и современных иносказаний в течение многих лет привлекала мое внимание, но из‑за специфики моей работы — я фольклорист и социальный антрополог — мне приходилось больше обращать внимание на внелитературные факты. И я горько сожалела, что не могу написать про эзопов язык в литературе. Но мне помогла случайность.

В 2011 году я работала в библиотеке и архиве Института Восточной Европы в Бремене и в один прекрасный день рылась на полке, посвященной лингвистике. Именно там на меня упала книжка — точнее, переплетенная машинопись. Я ее открыла и прочитала заголовок «Лев Лосев. Эзопов язык в русской литературе». Честно говоря, я была удивлена. Я знала Льва Лосева как хорошего поэта, литературоведа, эссеиста [Если вы не читали, прочитайте его книгу эссе о работе журналиста в СССР: Лосев Л. В. Закрытый распределитель. Ann Arbor: Эрмитаж, 1984.] и биографа Иосифа Бродского [Лосев Л. В. Иосиф Бродский: Опыт литературной биографии. М.: Молодая гвардия, 2008.], но совершенно не подозревала, что он занимался еще и такими интересными вещами.

Лев Лифшиц (1937–2009), взявший фамилию Лосев в качестве псевдонима, жил в Ленинграде, работал журналистом и редактором, а в 1976 году эмигрировал в США. В конце 1970‑х годов он поступил в аспирантуру Мичиганского университета, чтобы получить возможность преподавать историю русской литературы в университете. Там он стал изучать то, с чем постоянно имел дело в СССР: 13 лет Лосев работал редактором в пионерском журнале «Костер» и по работе постоянно встречал примеры эзопова языка (благодаря этому в книге есть много иносказаний из детской литературы). Но, кроме научного интереса к эзопову языку, на решение Льва Лосева выбрать именно эту тему повлияла семейная история.

В 1964 году в журнале «Наш современник» вышла подборка стихов британского поэта Джемса Клиффорда в переводе советского поэта Владимира Лифшица [Клиффорд Д. Порядок вещей // Наш современник. 1964. № 7. С. 56–61.]. Погибший на фронте Клиффорд писал язвительные баллады о войне и власти — они были чем-то похожи на тексты Киплинга и Роберта Бёрнса, и неудивительно, что эти баллады стали популярны среди советской интеллигенции. Самое известное стихотворение Джемса Клиффорда — «Квадраты». Они произвели на публику довольно сильное впечатление: кое для кого это стало аргументом, что в СССР теперь можно напечатать что угодно [Колкер Ю. Порядок вещей. О стихах Владимира Лифшица // Континент. 1986. № 48. С. 342.]. Цензура пропустила это стихотворение в печать: несмотря на бунтарское содержание, оно принадлежало британскому поэту и, значит, бичевало пороки капитализма.


И всё же порядок вещей нелеп.
Люди, плавящие металл,
Ткущие ткани, пекущие хлеб, —
Кто-то бессовестно вас обокрал.
Не только ваш труд, любовь, досуг —
Украли пытливость открытых глаз;
Набором истин кормя из рук,
Уменье мыслить украли у вас.
На каждый вопрос вручили ответ.
Всё видя, не видите вы ни зги.
Стали матрицами газет
Ваши безропотные мозги.
Вручили ответ на каждый вопрос…
Одетых и серенько и пестро,
Утром и вечером, как пылесос,
Вас засасывает метро.
<…>
Ты взбунтовался. Кричишь: — Крадут! —
Ты не желаешь себя отдать.
И тут сначала к тебе придут
Люди, умеющие убеждать.
Будут значительны их слова,
Будут возвышенны и добры.
Они докажут, как дважды два,
Что нельзя выходить из этой игры.
И ты раскаешься, бедный брат.
Заблудший брат, ты будешь прощен.
Под песнопения в свой квадрат
Ты будешь бережно возвращен.
А если упорствовать станешь ты:
— Не дамся!.. Прежнему не бывать!.. —
Неслышно явятся из темноты
Люди, умеющие убивать.
Ты будешь, как хину, глотать тоску,
И на квадраты, словно во сне,
Будет расчерчен синий лоскут
Черной решеткой в твоем окне.

А через десять лет к биографии Джемса Клиффорда добавился поразительный штрих: его никогда не существовало. Британского поэта выдумал [Лосев Л. В. Упорная жизнь Джемса Клиффорда: возвращение одной мистификации // Лосев Л. В. Солженицын и Бродский как соседи. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2010.] его переводчик Владимир Лифшиц, отец Льва Лосева. Лифшиц был советским поэтом, в частности, он был автором или соавтором [Дочь поэта Вадима Коростылева говорит, что авторство песни «Пять минут» полностью принадлежит Владимиру Лифшицу. См.: Исполнилось 100 лет со дня рождения автора песни из фильма «Карнавальная ночь» // Московский комсомолец. 03.08.2023. https://www.mk.ru/culture/2023/08/03/ispolnilos-100-let-so-dnya-rozhdeniya-avtora-pesni-iz-filma-karnavalnaya-noch.html (дата обращения: 06.12.2023).] слов знаменитой песни «Пять минут» из фильма Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь» 1956 года. Для того чтобы иметь возможность говорить о жизни в СССР, Лифшиц совершил изящный побег из своего подцензурного «квадрата» в маске британского поэта. Эта история произвела на Льва Лосева большое впечатление и в личном, и в научном плане. В диссертации он описывает феномен квазиперевода, используя в том числе и историю отца как уникальную форму советского эзопова языка (с. 131–133 настоящего издания).

В 1981 или 1982 году [В 1981 году рукопись диссертации поступила в библиотеку Мичиганского университета. См.: https://deepblue.lib.umich.edu/handle/2027.42/ 158303?show=full (дата обращения: 05.12.2023).] в Мичиганском университете Лев Лосев успешно защищает диссертацию «Эзопов язык в русской литературе». Однако русскоязычная (и, видимо, оригинальная) версия диссертации никогда не была опубликована, в отличие от сокращенной англоязычной, которая была издана в Мюнхене очень маленьким тиражом в 1984 году [Loseff L. On the beneficence of censorship: Aesopian language in modern Russian literature. München: Verlag Otto Sagner, 1984.].

Русскоязычной аудитории не очень привычно видеть публикацию диссертационной рукописи. Обычно такие рукописи тяжеловесны и переполнены «волапюком» [Волапюк (volapuk) — так назывался международный научный язык, который пытался создать и внедрить немецкий священник Иоганн Шлейер.] (непонятным научным языком), чтобы сделать текст более солидным и понятным только узкой группе посвященных. Книга Лосева совершенно не такова. Он в принципе писал легко и интересно, а научные концепции умел объяснять буквально несколькими словами. Если бы мне пришлось подбирать литературный жанр, с помощью которого можно было описать книгу Льва Лосева, я бы сказала, что это интеллектуальный детектив. По ходу чтения нам придется искать второе дно в каждой предложенной фразе и заниматься дешифровкой невинных детских стишков.

С тех пор как книга Лосева упала мне в руки, мне страстно хотелось ее издать и написать для нее предисловие. Кроме личного интереса, у меня есть и академическая цель. Несмотря на то что к помощи эзопова языка прибегали поколения советских авторов и читателей, хороших академических исследований советской системы иносказаний практически не существует (легкость и непрозрачность предмета исследований — одна из причин этого игнорирования). А интерес среди россиян к эзопову языку растет, особенно сейчас, в 2024 году. Поэтому я чувствую необходимость (может быть, излишнюю) в этом предисловии объяснить читателю некоторые вещи, которые не вошли в книгу Льва Лосева.

Во-первых, мы подробно обсудим, что такое эзопов язык, насколько он уникален, в каких отношениях он находится с системой других «тайных языков» и чем они различаются, а также в чем заключается функция эзопова языка. Только ли сокрытие информации является его главной задачей?

Во-вторых, я бы хотела подробно остановиться на главном открытии Льва Лосева — его семиотической концепции: как устроена передача автором эзоповых сообщений для идеального читателя, на чем основывается шифрование (то, что Лосев называет «экраном») и дешифровка («маркер» в концепции Лосева).

Ну и наконец, наверняка к этому моменту бдительный читатель уже обратил внимание, что книга Лосева построена на литературных примерах, а в начале моего текста речь шла про устные разговорные формы. Это не случайно. Эзопов язык не мог бы стать таким успешным приемом в советской литературе 1970‑х годов, если бы вокруг него в устном общении не существовало еще больше иносказаний. И поэтому мое вступление называется «тайные советские языки». Если книга Лосева — о тайном языке в литературе, то мое предисловие — про эзопов язык вне ее.