Все его призывы приобщаться к истинной вере заканчивались насмешками, больно ранившими самолюбие.

Адальберт и сам чувствовал, что Бог исчез из его проповедей, по какой-то причине покинув своего верного слугу.

Епископ поднялся, растирая онемевшие суставы.

Небо молчало и сегодня, ответив на его молитву лишь затекшими ногами и стертыми коленями, слишком долго соприкасавшимися с досками пола.

Необходимо было идти на прием к Ольге. Растеряв надежду хоть как-то донести слово божье до упрямого народа, Адальберт еще сохранял слабые шансы повлиять на княгиню. Просила же она зачем-то Оттона прислать к ней епископа?

— Вода для умывания, ваше преосвященство. — Высокий голос отца Капара прервал размышления Адальберта, вернув в реальность.

Епископ посмотрел на излучающее радость лицо монаха, испытывая тайную зависть к способности своего слуги наслаждаться каждым моментом жизни, абсолютно не думая о прошедших горестях и предстоящих трудностях.

— Спасибо, отец Капар. — Адальберт принял тазик из рук услужливого помощника, взглядом выпроваживая слугу за дверь. — Дальше я сам.

Епископу не хотелось, чтобы монахи миссии узнали о его растерянности и унынии.

Капар попытался возразить:

— Мне не трудно, ваше преосвященство, — но, уловив недовольство во взгляде епископа, поспешил извиниться, пятясь к выходу. Задержавшись на секунду в дверях, монах напомнил: — Братья в трапезной ожидают вашего благословения для приема пищи. Брат Левек приготовил отличную похлебку.

Адальберт укоризненно посмотрел на Капара, давая понять, что замечания подобного рода недопустимы в адрес начальства.

Монах улыбнулся, виновато потупил глаза и вышел за дверь, не понимая, чем мог обидеть епископа.

Адальберт провел увлажненными водой из тазика руками по лицу, прогоняя остатки сонливости.

Чувство зависти к детской наивности брата Капара вызвало приступ ностальгии по тем временам, когда безграничная вера во Всевышнего привела его из роскошного дворца Оттона в суровую келью монастыря. Доверие и любовь короля льстили молодому писарю, но жажда заслужить любовь Бога оказалась сильней.

«Ну все, необходимо прекратить предаваться унынию и не гневить Всевышнего совершением грехов». — Подумав это, Адальберт распрямил плечи, глубоко вдохнул и, нацепив на лицо маску бодрого благочестия, направился в трапезную к монахам.

Запах копченостей, стоящий в воздухе тесной комнатушки, заполненной гулом переговаривающихся братьев, аппетитно щекотал ноздри.

Монахи мгновенно затихли, обнаружив присутствие Адальберта. Епископ занял свое место, посмотрел в тарелку, наполненную кашей из проса с редкими вкраплениями копченой свинины, затем поднял глаза к низкому темному потолку и произнес молитву, мысленно проклиная пищу, выглядевшую так, будто ее уже один раз ели.

В памяти всплывали шикарные обеды, которые могли себе позволить обитатели Сент-Максиминского монастыря в дни, не обремененные многочисленными постами.

Массивные деревянные балки над головой вызывали ностальгию по бескрайней выси потолков Трирского собора Святого Петра. Помещение, выделенное миссии Адальберта, свидетельствовало о не очень большом интересе княгини Ольги к его персоне.

Обнадеживающее упорство, с которым русские послы добивались назначения в Киев епископа, исчезло сразу после прибытия. Известие о коронации Оттона в императоры вызвало среди киевской верхушки вместо восхищения и уважения недоверие и сарказм. Здесь привыкли признавать лишь одного императора — царьградского басилевса.

Константинополь, узнав о намерениях папы включить Киев в сферу своего влияния, отправил туда его преосвященство отца Феофила, вспомнив, что он был рукоположен в епископы Руси еще Фотием.

Адальберт потерял смысл своего пребывания среди дикарей, да и вообще — смысл существования. Как человек, рожденный рабом, теряется в мире, неожиданно обнаружив, что господин исчез, так и епископ — будучи рабом Господа — не знал, что делать дальше, обнаружив полное безразличие господина.

Аппетит пропал окончательно, и Адальберт, бросив на стол ложку — с шумом прыгнувшую несколько раз, — неспешно поднялся с намерением отправиться на прием к княгине Ольге.

Времени до начала встречи оставалось еще предостаточно, и можно было насладиться прохладой раннего утра, прогулявшись по просыпающемуся городу.

* * *

Иегуда Бен Нисан обозревал широко раскрытыми глазами возникшую у его порога обширную делегацию сородичей.

Иаков без труда прочитал у него на лице растерянность, сменившуюся разочарованием, поспешно спрятанную под приветливую улыбку.

— Я рад видеть вас, дорогие единоверцы. — Иегуда быстро справился с первыми эмоциями, растягивая губы в широчайшей улыбке.

— И мы рады встретить в этих неприветливых краях сородича. — Иаков выделил интонацией слово «неприветливых», сразу давая понять, что у них проблемы.

Иегуда пропустил мимо ушей незатейливый намек на необходимую помощь, но с поклоном пригласил прибывших в дом:

— Проходите, дорогие гости.

«Неплохо для начала», — отметил про себя Иаков и поспешил пройти в просторную комнату, выполнявшую роль прихожей. Его зад давно устал от седла, спина просила лежанки, а желудок — пищи.

На еду Иегуда не поскупился.

Стол ломился от яств. Откуда только все взялось за столь короткое время в такую раннюю пору.

Иаков разомлел от сытости и покоя, впадая в легкую дремоту, но понимая в глубине души, что теряет хватку, довольствуется малым и уже не претендует на большее. А ведь им была нужна существенная финансовая помощь, после того как пронырливая девица увела всю казну посольства.

Иегуда не тревожил гостей расспросами, пока те предавались трапезе и воздух был наполнен лишь причмокиванием, скрипом зубов, бряцанием посуды и другими стандартными звуками, характеризующими торопливое поглощение пищи.

Иаков наблюдал, как его спутники расслаблялись от сытости и сладких объятий неги, созданных домашним уютом и снующими вокруг них угодливыми рабынями.

Пора было приступать к главной части.

— Брат наш… — начал высокопарно Иаков. — Наша делегация следует из преславнейшего Кордовского халифата в страну достопочтенных хазар с письмом от славного Хасдая, визиря светлейшего халифа Кордовы. С нами приключилась беда. Едва мы вступили на порог этого города, как нечестивая девица оставила нас без средств к существованию, и мы хотели бы обратиться к тебе за помощью.

— Чем же я могу помочь своим братьям? Ведь я столь мелок и жалок по сравнению с теми особами, которых они представляют. — Иегуда попытался не понять столь однозначный намек.

— Не будем предаваться никчемной лести, — Иаков пресек ненужные словопрения, понимая, что его хитрый соотечественник может часами морочить голову. — Нам нужны деньги. Точнее — сто солидов. Я думаю, этого хватит, чтобы достичь Итиля в кратчайший срок.

Иегуда растерялся от прямого, как кол, намека. Ему их разговор представлялся долгим и нудным, в процессе которого можно было нащупать слабые места собеседника, польстить ему, перевести разговор на другую тему и избежать лишних трат.

— Это очень большая сумма для бедного еврея. Это целое стадо коров или табун лошадей. Такая сумма разорит вашего покорного слугу.

— Такая сумма была в украденном кошельке. Путь до Итиля не близок: нужен запас продовольствия, нужна охрана, сменные лошади, кое-какая одежда, наконец. — Иаков был непреклонен и ужасно недипломатичен.

Он сам себе не нравился, но тратить силы на тонкую словесную игру не хотелось. Последний довод должен был положить конец прениям:

— Разорят тебя, Иегуда, не сто солидов, а слухи, что ты не помогаешь братьям по вере, которые исключат тебя и твою семью навеки из братства рахдонитов.

Эта угроза и правда была весомой.

Братство еврейских купцов-рахдонитов контролировало все основные торговые пути и рынки мира. Попасть в немилость к братству означало прекратить торговую деятельность и точно разориться.

Но на лице Иегуды было написано упрямое: «Денег нет!»

— У меня есть другое предложение. — Мозги Иегуды лихорадочно работали, рождая грандиозный план. — Я полностью обеспечу вас питанием до места назначения. Предоставлю сменных лошадей, которых вы мне вернете по возвращении. Организую прием у княгини Ольги и выпрошу для вас в сопровождение дружинников, которые обеспечат вашу безопасность. Кроме того, я выделю вам десять солидов безвозмездно. А вы расскажете братьям-рахдонитам о моей безмерной щедрости.

Иаков нахмурился, понимая, что получается не так, как он хотел, но вариант был приемлемым, и упорствовать не было смысла. Сопровождение из дружинников стоило намного дороже ста солидов. Смущала только реальность данного предложения.

— С чего бы это великой княгине оказывать помощь еврейским купцам? — Иаков недоверчиво смотрел на главу торговой общины.

— За время правления княгини Ольги много поменялось в государстве русов. Ольга прекратила беспредел воевод и князей, обиравших своих подданных, как им хотелось. Установила твердые налоги и сроки их сборов посредством создания погостов. За это простой народ любит ее. Она наладила мирные взаимоотношения практически со всеми соседями. Это позволило расцвести торговле в Киеве. Город процветает. Она рада любым партнерским отношениям с Хазарией и окажет помощь, чтобы получить преференции в торговле. Хазары в Итиле контролируют основной торговый путь в Каспий, а оттуда — на восток, в Балх и Мавераннахр, вплоть до Китая. Мы пообещаем ей снижения платы за провоз товаров через Итиль для русских купцов и благосклонность хазарского бека. Ольга дальновидная правительница и понимает выгоду, которую может принести ее помощь в вашем деле.