Осуждающий взгляд Буданы, выплывший из глубины сознания, остудил звериный порыв, заставив Каницара продолжить наблюдение.

Тень, отбрасываемая гигантским деревом, скрывала черты лица возлюбленного Марфы, создавая интригу и распаляя любопытство Каницара. Вернуться, не разобравшись в ситуации до конца, он не мог, но был уверен в том, что проявленное терпение позволит распознать личность незнакомца.

Каницар небрежным движением отодвинул веточку, закрывавшую ему обзор, тоскливо отметив неизменность наблюдаемой картины.

Легкий шорох, выбивавшийся из стройного оркестра звуков, наполнявших ночной лес, заставил опытного бойца сосредоточиться. Выработанное годами постоянной близости смерти чувство, позволяющее безошибочно распознавать опасность, призывало к осторожности. Горячая волна пробежала по его телу, наполняя мышцы скрытой энергией, готовой вырваться наружу при первой возможности.

Внешне Каницар оставался невозмутимым, сохранив ту же позу, тот же поворот головы и положение рук. Звук, выделенный воинской интуицией из сотен шорохов, живших в лесу, вытеснил из сознания все остальные шумы, приближаясь и становясь все более ощутимым.

Каницар закрыл глаза, попытавшись представить источник этих звуков. В сознании четко всплыл образ крадущегося человека. Вот хрустнул под ногой сучок, ветка дерева прошуршала по одежде, ласково погладив таинственного гостя, вздохнул бугорок мха, раздавленный сапогом.

Каницар начал двигаться, отходя глубже в лес, стараясь идти так, чтобы не спугнуть влюбленных, но в то же время и обнаружить свое присутствие перед незнакомцем.

Человек направился в его сторону, привлекаемый шагами Каницара.

Каницар то слегка ускорял свое движение, то замедлял, дразня невидимого преследователя. Он то затихал, теряясь между деревьями, то вновь обнаруживал себя, как птица, уводящая от своего гнезда хищника.

Он понимал, что рано или поздно преследователь поймет, что раскрыт. Каницару важно было не прозевать этот момент. Еще немного, и расстояние, отделявшее от Марфы и ее возлюбленного, будет достаточным, чтобы скрыть шум боя.

Но нет, кажется, увести противника слишком далеко не представляется возможным. Легкие шаги за его спиной вдруг стали более тяжелыми и осмысленными.

Каницар отпрыгнул в сторону, уворачиваясь из-под удара и на ходу обнажая обе сабли.

Он прекрасно владел искусством двуручного боя, поэтому из оружия предпочитал сабли, легкие и острые, способные проникнуть даже сквозь еле видимую щель в доспехах.

Преследователь промахнулся и замер в недоумении от того, что ему не удалось поразить еле передвигающуюся цель.

Перед Каницаром стоял некрупный, но весьма жилистый противник, вооруженный длинным кинжалом. Поняв, что бой не закончится одним ударом ножа, он вытащил неширокий обоюдоострый меч, неприятно скрипнувший при расставании с ножнами.

На теле нападавшего были кожаные доспехи, поблескивающие в лунном свете стальными накладками. Хорошие доспехи, но не настолько, чтобы защитить от острого лезвия сабли.

Глаза противника внимательно разглядывали Каницара. На лице нападавшего промелькнула гримаса недовольства.

Каницар решил, что соперник узнал его и не очень рад предстоящему поединку. Казалось, еще минута ожидания, и потенциальный убийца бросится с распростертыми объятиями и извинениями к угру.

Досада от возможности избежать поединка горячей волной захватила Каницара, бросая в бой.

Он первым нанес удар. Сабля, встретившись со сталью меча, передала своему хозяину уверенность и силу, которой обладал противник.

Несостоявшийся убийца крякнул, производя ответный выпад.

Каницар больше не видел в его глазах сомнения или страха. Перед ним был опытный воин, умевший подчинять свои чувства единственной цели, существующей в бою, — поразить врага.

Противники обменялись парой ударов, после которых Каницар заметил, что на его выпады левой рукой убийца реагирует с небольшим опозданием.

Несколько ударов подряд, нанесенных саблей, зажатой в правой руке, отвлекли внимание противника, и короткое, почти невидимое движение другим клинком распороло ему горло чуть выше доспеха. Кровь, смешавшись с воздухом аорты, пузырями хлынула на грудь. Боец сделал по инерции еще один шаг, его глаза затянулись пеленой, и он упал лицом в траву.

Каницар с сожалением о слишком короткой битве проводил взглядом падающее тело. Мощным движением ноги угр перевернул труп лицом вверх. На груди убитого красовалось изображение ворона, сейчас испачканного кровью.

Дружинник потер пальцем металлические крылья хорошо известной ему птицы, служащей символом рода Свенельда, понюхал кровь, оставшуюся на них после прикосновения к ворону. Теплый терпкий запах напомнил о походах в составе войска Игоря, возможно, даже рядом с этим человеком, только что следившим за Марфой, а сейчас глядящим мертвыми глазами в ночное небо, украшенное звездными брызгами.

Интерес к персоне Марфы со стороны ближайшего воеводы Ольги показался Каницару несколько странным.

Он закрыл глаза воину, оказывая ему последнюю услугу, и отправился к месту своего наблюдения.

* * *

Тихие скрежещущие звуки металла, еле различимые на фоне дыхания леса, вернули Везничу чувство тревоги, исчезнувшее с появлением Марфы. Ведун приблизил к себе лицо девушки, до этого уткнувшееся в складки рубахи на его груди. Упругие щеки смешно морщились, утонув в широких ладонях оборотника.

— Поедем отсюда. Найдем более уютное место. — Везнич старался говорить ровно, опасаясь выдать растущее волнение.

— Не хочу. — Марфа освободила лицо от сжимающих его ладоней. — Разве здесь плохо?

— Конечно нет. — Везнич начал волноваться еще больше от того, что лязг металла прекратился. Ему не хотелось пугать Марфу своими подозрениями, но было ясно, что угроза для них вполне реальна. — Сегодня особый день, и мне бы хотелось провести его особенно.

Марфа поджала губы, превращая их в тонкую хищную ниточку, говорящую о крайней степени недовольства. Она энергично развернулась к Везничу спиной, освобождаясь от объятий любимого.

— Верь мне. — Везнич положил на плечи девушки руки, ощутив легкую попытку их сбросить. — Все будет гораздо лучше, чем обычно.

— Что значит лучше, чем обычно? — Марфа капризничала. Просто так, лишь бы капризничать. Везнич погладил ее по голове, пытаясь передать хоть маленькую толику огромной нежности, спрятанной под балахоном равнодушия. Он понимал, что цель капризов — получить дополнительную порцию ласки, которую он так редко дарит своей любимой.

Присутствие удушливой петли чужого внимания, испытанное в образе совы, до сих пор не исчезло, напоминая, что рядом опасность.

Оборотник подхватил на руки Марфу, ощутив необычайную легкость девушки. Ее лицо было совсем близко, демонстрируя притворный гнев.

— Поехали, — Везнич произнес негромко, но настойчиво, поцелуем предупреждая возможное возмущение. Поняв, что его поцелуй не остается без ответа, волхв одним движением усадил Марфу на лошадь. Лошадка слегка присела, почувствовав на себе вес второго седока, когда Везнич запрыгнул на ее спину позади Марфы.

Волхв внимательно осмотрел лес, обступавший поляну, пытаясь разглядеть что-нибудь подозрительное. Он пожалел, что не может сейчас видеть так же отчетливо, как сова. Лес выглядел обычным, упрямо пряча в себе неизвестную опасность.

Оборотник направил лошадь вдоль реки к проезжей дороге, на которой их следы могли затеряться среди следов других путников.

На мгновение остановившись, он заметил любопытство, вспыхнувшее соблазнительной искоркой в глазах девушки, украдкой рассматривающей его еле шевелящиеся губы, произносящие несложное заклинание.

Трава на поляне выпрямилась, скрывая следы пребывания людей. Теперь никому — кроме опытного мага — не обнаружить, что они были здесь.

Необходимо быстрей выбраться на дорогу. Там, среди сотен отпечатков ног, копыт и колес повозок, даже магу не разобраться, где их следы.

Лошадь ступала осторожно, не издавая никаких звуков. Трава, примятая ее копытами, тут же распрямлялась как ни в чем не бывало, такая же свежая и нетронутая, какой была до того, как ее потревожили лошадиные ноги.

Везнич несколько раз оглянулся, пытаясь увидеть или почувствовать преследователей, но все было тихо и пустынно.

Каницар смачно выругался, уже не боясь быть услышанным, и подозвал свистом коня, мирно пасущегося за деревьями, вдали от любопытных глаз.

Место, где он оставил влюбленную парочку, было пусто. Мало того, поляна выглядела так, как будто на нее не ступала нога человека уже несколько месяцев. На свежей, словно только выросшей траве не было ни одной вмятины, ни одного сломанного стебелька. Влюбленные как будто не касались земли и все время парили в воздухе.

Угр погладил конскую шею, получая удовольствие от прикосновения к грубым волосам гривы. Конь доверчиво ткнулся холодным носом ему в щеку. Отчетливо представилось раздражение Буданы.

«Старый пень. Дохлая крыса. Теряю хватку», — обругал себя Каницар, настраиваясь на еще больший скандал. Оскорбления помогли, но ненадолго. Осталось противное чувство поражения, испытываемое довольно редко.