— Эчхун, мне кажется, Хана не создана для учебы. Пусть лучше поет.

Сэри разглядела ее талант. Хана не любила эту девушку, но иногда та говорила толковые вещи.

— Вздор! Ты вообще знаешь, ради чего мы с Усиком живем? Только ради Ханы. Она должна учиться. Я не стала рожать еще одного ребенка, потому что хотела, чтобы Хана получала все наше внимание.

— Не смеши меня! Второй ребенок? Откуда ему появиться? Под лежачий камень вода не течет.

Сэри и правда мерзкая. Она знала, где у мамы слабое место, и с удовольствием била прямо в больную точку.

— Занимайся своими делами, а в наши не лезь. Даже рыба, что бьется об лед, в конце концов понимает, что выглядит жалко.

Кажется, в этой перепалке проиграла не мама. Сэри в ответ недовольно хмыкнула. Получив отпор, она, видимо, решила при любой возможности донимать Хану.

— Как Усик? То есть папа…

— В смысле? — Хана удивленно изогнула брови.

— Небось, опять грызутся с матерью?

— С чего бы? Они что, грызуны?

— Как остроумно! А ведь в прошлый раз даже полиция приезжала!

— И когда же это?

— Да вот совсем недавно!

— Не смешите меня! Может, еще время и дату назовете? Хватит совать нос в наши дела, лучше занимайтесь своим сводничеством.

— Вы посмотрите на эту малявку! Сводничество, говоришь? Это слово уже давно устарело! Сейчас в моде другая профессия — специалист по межличностным отношениям!

Сэри сделала вид, что хочет схватить ее за шиворот. Хане неприятно было признавать, но девушка говорила правду. Родители ссорились так сильно, что иногда доходило до рукоприкладства, из-за чего к ним часто приезжала полиция. Все сказанное — правда, и, наверное, именно поэтому Хана так сильно разозлилась. Но что самое забавное, отец и мать идеально дополняли друг друга, словно их союз был создан на небесах.

Ссоры, как правило, провоцировал папа. По характеру он не домосед, не может подолгу сидеть в четырех стенах, поэтому часто уходил по делам или прогуляться и, бывало, возвращался лишь через несколько дней, чем доводил маму до бешенства. Так как бурю лучше где-то переждать, в такие моменты Хана закрывалась в своей комнате. Обычно начиналось все с того, что мама хватала отца за горло — в прямом и в переносном смысле. Она недаром получила прозвище Толстушка Пак: на фоне худенького отца мама выглядела, мягко говоря, внушительно. Папа не мог ничего противопоставить ее крепкой хватке, мама будто черпала силы из своего тайного источника, расположенного в нижней части огромного живота.

— И кто он?

Голос мамы мощностью в сотню децибел долетел до комнаты Ханы. «Он», не «она» — до боли знакомый репертуар.

Толстушка Пак допрашивала молодого мужа не потому, что стремилась его контролировать. Разумеется, Хана прекрасно знала, что мать любит отца в десять раз больше, чем он ее, и понимала, что он хочет вырваться из ее тисков навстречу новым знакомствам и разгульной жизни. А та в свою очередь до дрожи в коленках боялась отпустить мужа на свободу и страстно желала его любви. Но между ними никогда не стояли другие женщины.

— Мам, ты знаешь… — как-то в очередной раз Хана попробовала дать ей искренний совет по поводу неразделенной любви.

— Твоя мама знает все, кроме того, что не знает! — прозвучало в ответ.

Она гордилась тем, что была спецом «по отношениям», но в десяти случаях из десяти не понимала, что` Хана пытается ей сказать. Или, может, делала вид, что не понимает, уходила от неприятного разговора, чтобы в запале не нагрубить любимой дочке.

— Ты знаешь, что слишком сильно пилишь папу?

— Возможно, ты права. Но твой отец упрямо смотрит налево.

Кажется, в тот момент мама пребывала в хорошем настроении, а значит, у Ханы был шанс до нее достучаться, но переубедить эту женщину все равно оказалось сложно. Чем больше мама наседала на отца, тем сильнее было его сопротивление. Как она этого не понимала! Папе приходилось тяжко вдвойне, ведь она ревновала его не только к женщинам, но и к мужчинам. Ссоры на этой почве уже давно стали привычным делом.

Однако в тот раз их перепалка вышла на новый уровень.

— Что ты сказал? Что ты сделал со своим членом? Ты совсем двинулся? Снова напился и повел себя как ребенок! Как можно в одиночку принимать такое решение?

Если мама начинала использовать грязные словечки, это означало, что их ссора перешла из разряда «предупреждение» в разряд «тревога».

— Да, я сам все решил и пошел на это совершенно добровольно! Я сделал это потому, что знал: ты тоже останешься довольна, ведь теперь я не смогу черт-те где черт-те чем заниматься, как ты говоришь. Тебе не нужно будет за мной следить, и я наконец-то избавлюсь от твоего контроля.

Папа старался сохранять спокойствие, но в его голосе сквозила враждебность. Они говорили про мужской половой орган? Отец что-то с ним сделал? Хана уже перешла в старшую школу, так что прекрасно понимала, что означают такие разговоры. Но такая ли это большая проблема? Может, конечно, они планировали родить еще одного ребенка, а теперь не получится? С другой стороны, хоть и нехорошо так думать, но это сводит к нулю вероятность появления у нее брата или сестры где-то на стороне. Сморщив лоб от напряжения, Хана прислушивалась к каждому слову, доносящемуся из родительской спальни.

До ее ушей долетело незнакомое выражение — «химическая кастрация». Получается, папа сделал не стерилизацию? В голове зазвенело, как будто кто-то ударил по ней резиновым молоточком. Хана прекрасно знала, что обозначают эти два слова по отдельности, но вместе они звучали крайне непривычно. Она вроде слышала, что такое делают с некоторыми насильниками. Неужели папа решил сам себя наказать как преступника? Нет, он не способен ни на какие жестокие поступки, он тихий и мягкий. И с виду такой хрупкий, что пробуждает в некоторых женщинах типа Сэри материнский инстинкт, им нестерпимо хочется отдать ему всю свою ласку и внимание.

«Он», «член», «напился», «как ребенок», «добровольно» — все эти слова и вдобавок к ним ключевое «химическая кастрация» были шифром, который помогал Хане осознать происходящее.

Наутро родители снова поссорились, поэтому в школу Хана пришла в растрепанных чувствах. Однако там ее ожидала еще более ужасающая новость. Тот юноша погиб. Совершил самоубийство.

— Хана, ты же хорошо его знала. Вы вместе учились в средней школе. Говорят, что уже тогда над ним издевались и продолжили травить в старшей.

Когда самая главная сплетница Душевной улицы рассказала новость Хане, та почувствовала, будто земля уходит у нее из-под ног. Получается, она толкнула его на самоубийство. Тайна, которую Хана поведала юноше под действием алкоголя, стала спусковым крючком, приведшим к такому печальному итогу. Она взвалила на него слишком непосильную ношу.

С того дня создание Ханы оказалось запертым внутри темного тоннеля. Несчастливая семейная жизнь родителей, ее рождение вопреки желанию отца — раньше обо всем этом она старалась не думать. Старалась игнорировать стрессовую обстановку дома. Но теперь Хана перестала стараться. Ей нестерпимо хотелось избавиться от всей крови в своем теле, чтобы очиститься от грязи. Словно цунами, ее затопило чувство вины: из-за нее погиб человек, ее первая любовь. Однажды во время очередного сильного приступа ненависти к себе она взяла канцелярский нож и резанула им по руке.

Из глаз психотерапевта текла точно такая же ярко-красная кровь, как и тогда из ее запястья. Как только Хана увидела алые струйки на щеках молодой женщины, она в страхе отскочила назад.

Психотерапевт потеряла сознание, и ее отвезли в палату неотложной помощи, а Хану связали крепкие руки медсестер. Вскоре приехал папа. Он сильно нервничал, в его глазах читалась тревога. Но Хана была рада, что приехал именно он, а не мама. Та бы тут же выплеснула на дочь поток ругательств и причитаний. «Ах ты, паршивка! Ты же чуть без глаз не оставила своего врача! Что она сделала, если ты решилась на такое? Расскажи все маме! Я же никогда не пойму, что происходит, если ты будешь молчать. А еще говорят, что иметь дочь — это огромное счастье». Да, мама сказала бы что-нибудь в таком духе. Рядом стоял бы папа, потел и пытался ее успокоить. На самом деле, даже когда родители ссорились, с первого взгляда было понятно: между ними особая связь.

Кажется, папа еще не ходил к психотерапевту.

— Хана, — сказал он, — сейчас лучше не беспокоить твоего врача. Но потом я все же ее навещу. Либо в палате, либо у нее дома. Конечно, хотелось бы пойти с тобой вместе, но ты сейчас не в том состоянии. Мы с мамой принесем свои извинения.

Папа был прав. Что Хана может ей сказать? Психотерапевт наверняка попросит компенсацию за физический ущерб. Хотя, наверное, еще и за моральный. Хана поддалась секундному импульсу и теперь сильно переживала. Папа тоже заметно нервничал.

— Хана, ты, главное, поправляйся. Мы с мамой и подумать не могли, что ты так серьезно заболеешь. — Он погладил дочь по спине и тяжело вздохнул.

А ведь на оставшихся четырех консультациях доктор обещала включить для Ханы то ли французские песни, то ли шансон, но теперь этому уже не бывать. Хотя был ли вообще смысл во французских песнях? Хане больше подходила ретромузыка.