Невозмутимый и суровый Даон связал ей за спиной руки и подтолкнул в сторону лестницы. До этого молчавшее сердце вдруг заклокотало в груди, как в бурлящем кипятке, и Кымлан обернулась. Мунно посмотрел на нее, и его горячий взгляд пронзил ее насквозь. Странно, но в эту минуту она почувствовала, будто между ними что-то изменилось. Будто перед ликом смерти они перестали быть врагами.

— Спасибо… за все, — выдавила она тихо и едва заметно поклонилась Мунно. Все-таки он отнесся к ней уважительно, даже когда узнал, что она бесполезна. Он станет хорошим вождем, достойным и справедливым, и с ним было бы приятно иметь дело в будущем, но… никакого будущего у нее уже не будет.

Кымлан часто дышала, чувствовала, как от страха потеют ладони, а в крови просыпается огонь, будто учуяв, что хозяйке грозит беда. Ноги вдруг стали тяжелыми, а от земляных ступеней потянуло холодом, словно она ступала босыми ногами по льду. В голове стучала мысль, что вот-вот все закончится… что осталось совсем недолго… Как жаль умереть, не взглянув в последний раз в глаза родным!..

Любимые лица метались в памяти, поднимая из глубины души горькое отчаяние.

«Отец… отец, прости меня… Прости, нянюшка… Ваше Высочество… Мое сердце всегда принадлежало только вам…»

Яркий дневной свет, которого она не видела уже много дней, на мгновение ослепил ее, заставив зажмуриться. Глаза заслезились, и Кымлан часто моргала, ступая наугад вслед за Даоном, не в силах оторвать взгляда от покрытого полупрозрачными облаками неба. Сквозь бесформенные перья тихо сочились солнечные лучи.

Как хорошо… последнее, что она увидит, будет не мрачная землянка и не провонявшая нечистотами клетка, а вольное бескрайнее небо.

— Шагай быстрее, — бросил через плечо Даон, и Кымлан почувствовала ощутимый толчок в спину идущего позади нее стражника.

Ускорив шаг, она огляделась и с удивлением обнаружила, что на улицы высыпал народ. Мохэсцы стояли по обе стороны узкой улицы, по которой ее вели, и настороженно рассматривали незнакомку. Но вот что странно: в их глазах не было ненависти или злобы. Некоторые женщины перешептывались между собой и сокрушенно качали головами, будто сочувствовали девушке. Простые люди мыслили иначе, чем воины и министры. Наверное, для них Кымлан была лишь юной девочкой, которую они по-человечески жалели. Ведь точно так же совсем недавно провожали своих плененных сородичей, насильно уведенных в Когурё.

Они миновали несколько улиц, и сердце Кымлан вновь заколотилось: сейчас, уже совсем скоро! Однако конвой вывел ее за пределы мохэского поселения и направил к густому лесу.

«Я предполагала, что казнь состоится на городской площади… — с удивлением подумала пленница. — Хотя… какая разница, где умирать».

Когда они прошли через первые ряды деревьев, отвратительная тошнотворная вонь оглушила ее. Кымлан закашлялась и инстинктивно дернула рукой, силясь прикрыть нос, отчего веревки, туго стягивающие запястья, еще сильнее впились в кожу. Она старалась дышать ртом, выискивая взглядом источник жуткого запаха, как будто здесь полегло целое войско, и тела убитых до сих пор не убрали.

Даон обернулся и криво усмехнулся.

— Это Священная роща захоронений, — сообщил он, указывая рукой наверх.

Кымлан подняла голову и обомлела: с ветвей деревьев гроздьями свисали привязанные за ноги трупы. С некоторых практически сошла плоть, и их черепа взирали на путников пустыми черными глазницами. Другие, вероятно, подвешенные совсем недавно, еще не потеряли человеческий облик. Под высокими деревьями стояли широкие деревянные столы, на которых тоже лежали мертвецы.

У Кымлан закружилась голова, ее замутило. Она слышала про обряд воздушного захоронения у мохэ, но не предполагала, что это настолько отвратительное и дикое зрелище. Варвары всегда останутся варварами.

— Я тоже был удивлен, когда только попал к мохэ. Но в этом есть смысл, — заговорил обычно молчаливый Даон. Он поравнялся с потрясенно разглядывающей мертвецов Кымлан и пошел рядом, подстраиваясь под ее шаг.

— И какой же? — Она рассматривала его остроносый профиль, внезапно осознавая, что в этом скопище дикарей они были единственными когурёсцами. И перед ликом смерти это странным образом сближало их.

— Они приманивают на трупы диких животных, чтобы охотиться на них. Потом, когда остаются только кости, мохэ собирают их и хоронят в земле.

Кымлан невольно отметила, что Даон, при всей своей преданности Мунно, не причисляет себя к мохэ.

— Дикари… — тихо промолвила она.

— Это Священная роща, или Роща жизни. — Даон проигнорировал ее слова, либо вовсе не расслышал их и продолжил рассказ: — Это не только место, куда мохэсцы приходят поклоняться предкам. Это источник жизни. Ничто не исчезает навсегда, и даже после смерти можно помочь выжить тем, кто остался.

— Скоро и мы будем здесь. Это ужасно…

У Кымлан вдруг защипало в глазах от горькой мысли, что ее тело будет так же висеть вниз головой, обглоданное зверями. Она запрокинула голову и часто заморгала.

Даон ничего не ответил, но Кымлан и так поняла, что ее догадки верны.

— Как ты оказался в племени Сумо? — Она решила, что раз все равно умрет, то ничего страшного не случится, если задаст еще один вопрос.

— Это долгая история, а ты не тот человек, кому я хотел бы ее рассказать. — Он остановился и посмотрел Кымлан в глаза. — Мы с тобой когурёсцы. Я не могу игнорировать свое происхождение, как бы не ненавидел это, поэтому сделаю тебе одолжение и похороню тебя в земле, как на нашей родине.

— Спасибо, Даон. — Кымлан благодарно поклонилась ему. — И да хранит тебя Бог Когурё.

До места казни они не проронили больше ни слова.

Спустя некоторое время Кымлан увидела деревянные заграждения и шатры вдали, а за ними — вершины холмов, кутавшиеся в туманной дымке. Сердце дернулось в груди так болезненно и сладко: ее вернули в военный лагерь, и теперь она сможет увидеть холмы, отделяющие ее от родного Когурё.

Пленные уже стояли на коленях, приготовленные к казни. Ближе всех к ней находился бледный, трясущийся Чаболь. Раздетый до исподнего, с длинными прядями, выбившимися из пучка, он выглядел беззащитным и потерянным ребенком.

По ее телу прокатилась волна дрожи, и пальцы закололо от просыпающегося огня. Пламя рвалось изнутри, стремясь защитить Кымлан и все, что ей было дорого. Однако сегодня ее способности были бесполезны: смерть наступит мгновенно, и огонь просто не успеет вылечить ее раны.

Ножны ударили под колени, и она рухнула рядом с другом. Не смея взглянуть ему в лицо, Кымлан отчаянно зашептала:

— Прости, Чаболь, прости меня, это я виновата… Прости, Чаболь!

— Кымлан! Кымлан, что же это… неужели все сейчас закончится? — Чаболь повернул к ней бледное как мел лицо. В его глазах плескался такой ужас, что все эмоции Кымлан превратились лишь в одно желание: спасти друга любой ценой. Но что она могла сделать? Что?

Она обвела затравленным взглядом собравшихся посмотреть на казнь солдат и военачальников, заметив среди них Мунно и Даона. Сын вождя глядел на нее, не мигая, и в его взгляде таилось такое отчаяние, что Кымлан потеряла самообладание.

«Помоги… Помоги! Помоги!» — Ей казалось, что она кричит, но от ужаса не могла даже разомкнуть губы.

Взгляд Мунно вдруг заметался по пленным, и он было дернулся с места, но Даон схватил его за локоть.

Палач рассекал мечом воздух, и после каждого замаха на землю оседало чье-то тело. Первое, второе, третье… и еще одиннадцать человек, а потом все…

Сердце металось у нее в груди, будто тоже хотело спастись. Только не от палача, а от текущего по венам огня, который разгорался все жарче. Кожу обжигало изнутри, словно пламя должно было вот-вот прорваться и выплеснуться наружу. Такого с Кымлан еще не случалось: она горела изнутри, понимая, что еще немного, и чаша переполнится, и огонь уничтожит ее — спалит дотла прежде, чем меч мохэсца прервет ее жизнь.

Она задыхалась, наблюдая, как палач встает позади Чаболя и заносит руку для удара. Перед ее глазами плясали огненные искры, воздух плыл и дрожал, как будто она смотрела на все происходящее сквозь дым от пожара. Все чувства исчезли, кроме отчаяния и испепеляющей нечеловеческой боли.

Зажатый в руке меч сверкнул в лучах солнца, и что-то холодное брызнуло Кымлан на лицо, зашипев на коже, как мясо на жаровне. Это не может быть кровь Чаболя… Нет, конечно же нет…

Рядом с тихим шорохом на землю упало еще одно тело.

Кымлан опустила взгляд и увидела, как тонкая красная струйка вытекает из-под неподвижной пухлой руки друга, течет по направлению к ней и вдруг вскипает, едва коснувшись ее ноги.

— Нет!

Пронзительный крик разорвал густую, дымящуюся тишину, и Кымлан не сразу поняла, что кричит она сама. Слезы катились по ее щекам, шипя, как масло в глиняном чане.

Чаболя больше нет… его больше нет…

Все вокруг металось и тряслось, вокруг смазанными пятнами бегали люди, а сердце Кымлан взрывалось внутри нее огненным фонтаном, выплескивая наружу невыносимую боль потери. Огонь вдруг разом покинул ее, устремившись куда-то вне тела и оставив после своей уничтожающей пытки лишь легкое покалывание в пальцах.