— Списмотрисонсмотрисонтыдолженспатьспать… — гудит детский хор, а у жены зубы такие острые и глаза горят, как уголья.

Его сердце решает зажить самостоятельно и бросается вскачь. Драться или спасаться… Даже во сне это работает. Сунь Ю хочет проснуться, но сон его не пускает и гневается, что жертва пытается ускользнуть. Когда человек добегает до двери, та с грохотом захлопывается ему в лицо.

— Ты обещал, — рычит сон, голосом густым и низким, как целый хор демонов.

А шкатулочная песенка все играет. Последние хлопья штукатурки облетают с хорошенького фасада, и на смену вдвигается тьма.

Один за другим сновидцы начинают чувствовать спрятавшуюся за красивой маской опасность. Эти видения — ловушка! Пальцы у них деревенеют во сне, словно они пытаются дать сдачи затопляющему разум ужасу — ибо сну ведомы не только их желания, но и страхи. Он может заставить их видеть что угодно. Невыразимые кошмары теперь обступают парней — они бы закричали, если б смогли, да только поздно. Сон забрал их и хватки своей не отпустит. Никогда.

А тем временем на койках Мотт-стрит тела их безвольно обмякают. Но глаза за закрытыми веками продолжают панически метаться, пока людей затягивает в кошмар, от которого им уже не пробудиться — одного за другим, глубже и глубже…

День шестой

Разговор с мертвыми

Зимний ветер трепал разноцветные бумажные фонарики на карнизе «Чайного дома», что на Дойер-стрит. Лишь несколько человек задержались за трапезой в ресторане: тарелки давно чисты, тепло чашек с чаем не дает разомкнуть руки. Повара и официанты хлопотали кругом в надежде закончить наконец смену и предаться заслуженному отдыху за сигарой и несколькими партиями в маджонг.

В задней комнате ресторана семнадцатилетняя Лин Чань сквозь тиковую ширму сверлила взглядом засидевшихся клиентов, как будто могла одной только силой воли заставить мужчин расплатиться и убраться отсюда подобру-поздорову.

— Эта ночь никогда не кончится, — рядом внезапно возник Джордж Хуань — разумеется, c еще одним чайником с кухни.

Лет ему столько же, сколько и Лин, а стáтью он — что твоя борзая, такой же тощий.

— Можно же запереть дверь, — проворчала Лин.

— Чтобы твой папаша меня за это вышвырнул? — Джордж покачал головой и налил ей чаю.

— Спасибо.

Джордж пожал плечами и улыбнулся половиной лица.

— Не трать понапрасну силы, они тебе еще понадобятся.

Дверь отворилась, впуская в «Чайный дом» трех девиц; дыхание их стыло в воздухе белыми шлейфами.

— Это часом не Ли Фань Линь? — Джордж уставился на самую хорошенькую, c алыми губами и короткой, завитой на щипцы стрижкой.

Он машинально опустил чайник и пригладил рукой шевелюру.

— Джордж, не надо… — начала Лин, но он уже махал Ли Фань.

Лин тихонько выругалась, но та уже оставила подруг и плыла к ним мимо лакированных столиков и банок с папоротниками: подол ее расшитого стеклярусом платья так и мёл туда-сюда. Ли Фань гуляла с теми, кого мама Лин называла «прожигами», флаппершами [ Флапперша — на американском сленге 1920-х годов модница, тусовщица, продвинутая и эмансипированная молодая особа.] — ясное дело, без особого восхищения.

— Привет, Джорджи, привет, Лин. — Ли Фань села к ним.

Джордж цапнул с подноса чашку.

— Не желаешь ли чаю, Ли Фань?

— О, Джорджи, — расхохоталась она. — Давай ты будешь звать меня Лулу, ладно?

Имя она выбрала, конечно, в честь актрисы, Луизы Брукс — по мнению Лин, ужасный пафос; хуже только те, кто взял моду обниматься при встрече. Сама Лин принципиально не обнималась. Джордж уже наливал гостье чай, украдкой кидая на нее взгляды. Лин доподлинно знала, что в «красавчиках» у Ли Фань недостатка нет, и уж кто-кто, а нескладный, усердный Джордж Хуань — не из тех, на кого она обычно кладет глаз. Эти мальчишки временами такие идиоты, и Джордж, увы, не исключение.

— Что ты сейчас читаешь? — Ли Фань притворилась, что ее живо интересует стопка библиотечных книг под рукой у Лин.

— О способах отравления, так чтобы тебя не поймали, — пробурчала та.

Ли одну за другой изучила обложки: «Физика для студентов», «Азбука атомов», «Атомы и излучение».

— О-о-о, Джейк Марлоу, «Великий американец», — вцепилась она в последнюю.

— Он у Лин герой. Она мечтает когда-нибудь на него работать, — вместо непринужденного смеха у Джорджа вышло какое-то хрюканье.

Лин бы с удовольствием заметила, что хрюканьем девичье сердце не завоевать.

— Чего тебе надо, Ли Фань? — в лоб спросила она.

— Мне нужна твоя помощь, — девушка доверительно наклонилась к ней. — Мое синее платье куда-то делось.

Лин подняла бровь и подождала немного — вдруг та еще что-нибудь скажет.

— Тетя с дядей заказали мне его в Шанхае. Это мое самое лучшее платье, — сообщила Ли Фань.

Лин сделала очень терпеливое лицо.

— Ты хочешь сказать, что потеряла его во сне?

— Конечно, нет! — огрызнулась Ли Фань, бросая взгляд за спину, на стайку девиц, только что во фрунт не вытянувшихся, будто верная свита. — Но тут на днях Грейси была у меня, заходила послушать пластинки с джазом — а ты же знаешь, она вечно просит у меня что-нибудь поносить. И вот сидит она и ест глазами мое синее платье, а ведь оно ей все равно мало — c такими-то огромными плечами, как у нее. В общем, когда я вечером пошла его проверить, платья не было.

Ли Фань поправила шарфик, будто ничто на свете не волновало ее сейчас сильнее, чем беспорядок в туалете.

— Разумеется, Грейси утверждает, что его у нее нет, но я уверена, это она стибрила платье.

Широкоплечая Грейси Лэнь с непроницаемым видом разглядывала свои ногти.

— А от меня-то ты чего хочешь? — вздохнула Лин.

— Чтобы ты перемолвилась словечком с моей бабулей, когда пойдешь опять гулять по снам. Я должна знать правду.

— То есть я должна добраться до твоей бабули, чтобы найти платье? — медленно проговорила Лин.

— Оно очень дорогое, — гнула свое Ли Фань.

— Очень хорошо, — ответила Лин, изо всех сил стараясь не закатить глаза. — Но тебе следует знать, что мертвые далеко не всегда рады поболтать. Я могу лишь попытаться. И, кроме того, они все равно не знают всего на свете, и ответы могут давать уклончивые. Тебя устроят такие условия?

— Да, конечно, все отлично, — отмахнулась от ее предупреждений Ли Фань.

— Тогда с тебя пять долларов.

Алый рот округлился от ужаса.

— Да это же грабеж!

Разумеется, это он и был, но Лин для начала всегда называла цену повыше — и даже еще выше, если запрос был уж очень дурацкий. Например, как этот. Лин снова с сомнением пожала плечами.

— Ты спокойно тратишь столько за вечер в «Падшем ангеле».

— В «Падшем ангеле» я, по крайней мере, знаю, за что плачу, — отрезала Ли Фань.

Лин неторопливо загладила ногтем длинную складку на салфетке.

— Поступай как знаешь.

— Мертвые задешево не работают, — встрял Джордж, решив пошутить.

Ли Фань наградила Лин свирепым взглядом.

— Ты все это выдумываешь, только чтобы привлечь к себе внимание!

— Если ты в это веришь, все так и будет. Если нет, то нет, — просто ответила Лин.

Ли Фань толкнула через стол бумажный доллар. Лин молча проводила его взглядом.

— Мне приходится покрывать затраты. Читать необходимые молитвы. Я никогда себе не прощу, если навлеку на тебя несчастье, Ли Фань, — она даже выдавила четвертушку улыбки, надеясь, что она сойдет за искреннюю.

Ли Фань отстегнула еще банкноту.

— Два доллара — последняя цена.

Лин спокойно прикарманила деньги.

— Мне нужна какая-нибудь вещь твоей бабушки, чтобы найти ее в мире видений.

— Это еще зачем?

— Примерно как собака идет по следу. Она поможет мне отыскать бабушкин дух.

Ли Фань с вымученным вздохом стащила с пальца золотое кольцо и отправила его вслед за деньгами.

— Только смотри не потеряй.

— Это не я у нас тут вещи теряю, — невинно обронила Лин.

Ли Фань встала, посмотрела на свое пальто, потом на Джорджа, который тут же вскочил и кинулся ей его подавать.

— Ты только будь осторожен, Джорджи, — прошептала она громким шепотом, кивая в сторону Лин. — Она тебя, чего доброго, проклянет. Или нашлет сонную болезнь.

Улыбка Джорджа сразу же куда-то испарилась.

— Не шути с этим!

— А почему нет?

— Это к несчастью!

— Все это предрассудки! Мы теперь американцы.

И Ли Фань продефилировала через ресторан, нарочито неторопливо, чтобы все ее как следует разглядели.

Через ажурную ширму Лин смотрела, как вместе со свитой та беззаботно выпорхнула в зимнюю ночь. Ах, если бы им можно было сказать правду: мертвые-то как раз не прочь с ней поболтать — это живых Лин не жаловала.

Холодный ветер на всем скаку вырвался из-за угла Дойер-стрит, и зубы у Лин так и заклацали. Они с Джорджем шли домой, в сторону Малберри-стрит. Прачечные, ювелирные, бакалейные лавки и магазины импортных товаров уже позакрывались, зато всякие увеселительные заведения стояли открытыми — их пропитанные сигаретным чадом залы были заполнены деловыми людьми, старичьем, совсем зелеными новичками, буйными молодыми холостяками: все резались в домино и фан-тан; байки, шутки, деньги и городские амбиции так и кипели на поверхности пеной. Возвышаясь над крышами, молчаливым судией на них взирала колокольня церкви Преображения Господня, торчавшей на краю квартала. Троица туристов, слегка подшофе, вывалилась из дверей ресторана, громко обсуждая, что неплохо бы двинуть на Боуэри, вкусить всяких неправедных наслаждений, так и кишащих там, в тенях, под надземкой на Третьей авеню.