Тэта плеснула остаток своего напитка ему в бокал.
— Герберт все время обставляет Генри на радио, просто потому что публикуется, — объяснила она. — А песня у него всего одна — одна и та же долбаная песня, на все случаи жизни.
— Вообще, если подумать, они и правда все на одно лицо, — глубокомысленно заметила Эви. — Теперь, когда ты об этом сказала.
— Всякий раз как я что-нибудь играю для Уолли, чертов Герберт занимается вредительством — как-то находит способ, — пожаловался Генри, снова берясь за бокал. — Говорю тебе, если Герби Аллен завтра откинет копыта, лично я плакать не буду.
— Значит, решено: ненавидим Герби Аллена, — подытожила Эви. — Уверна, все, что ты пишешь, — сущий рай, Ген. И скоро все мы будем петь твои песенки в дýше.
Тэта окинула ее прохладно-оценивающим взглядом сквозь табачную завесу.
— Кстати, тебя Джерико искал.
— Да ну? И как там наш милый, старый Джерико? — Эви постаралась сказать это ровным голосом, хотя сердце у нее припустило ощутимо быстрее.
— Длинный. Белобрысый. Серьезный, — Тэта пожала плечами. — Если бы я не знала наверняка, то решила бы, что этот телок к тебе неровно дышит. А ты — к нему.
— Ни на какое наверняка ты не знаешь, — пробормотала Эви. — Ты вообще ничего не знаешь.
— Ты не сможешь всегда шарахаться от Беннингтона, Эвил.
— Еще как смогу! Разреши тебе напомнить: дядя Уилл требовал, чтобы я держала свой дар в строгом секрете! И послушай я его, всего вот этого у меня бы не было! — воскликнула она, широко разведя руки и едва не выбив у бедняги Генри его напиток.
— Мы вообще-то в ванне, Эвил, — кротко заметила Тэта.
— Да, и в чертовски хорошей! — Эви опрокинула еще джина.
Теплое пойло начало наконец брать верх над мигренью после сеанса ясновидения, и ее это вполне устраивало.
— Я решительно отказываюсь впадать в уныние. У меня вечеринка, в конце концов! Быстро расскажите мне что-нибудь веселое.
— Фло на следующей неделе дает пресс-конференцию: будет рекламировать нашу новую пьесу. Мне можно будет дать первое интервью под именем «Тэта Санкт-Петербургская»: верные слуги тайком вывезли меня сюда после революции, — сообщила Тэта с карикатурным русским акцентом и презрительно усмехнулась. — Какая чушь, ей-богу. А мне это еще продавать таблоидным шавкам.
— Ну, обратного-то никто не докажет. Из тебя вполне выйдет недурная русская аристократка. Скажи, Генри!
— Скажу, — отозвался Генри, глядя в глубины стакана.
Эви прищурилась на него: такая серьезность совсем не в духе Генри.
— Ты какой-то слишком тихий сегодня, — она придвинулась буквально нос к носу. — Это все твои художественные замашки? Все артисты такие? Сидят по ванным, печальные и тихие?
— В ваннах мы, как правило, принимаем ванну.
— Но ты и правда какой-то грустный. Все из-за этого Герберта-Шмерберта?
Генри выдавил улыбку:
— Проехали.
Тут в ванную ввалилась какая-то молодая особа со своим хахалем.
— Когда это помещение изволит освободиться? — несколько невнятно осведомилась она. Джентльмен помог ей сохранить вертикальное положение. — Я бы желала зуре… зару… зарезервировать!
— Боюсь, эта ванна была арендована на неопределенный срок, — сообщил им Генри с вежливым поклоном.
— Ч-чего? — девица уставилась на него смутным взором.
— Вон! — рявкнула Тэта.
Гостья поправила бретельку платья с максимальным доступным ей в настоящий момент достоинством.
— Я буду жаловаться администрации! — заявила она и хлопнула за собой дверью.
— Ну, думаю, и мне пора, — c этими словами Генри выдрался из ванны. — Спасибо за шикарную вечеринку, Эви!
— О, Генри! Ты же не хочешь уйти прямо сейчас!
— Прости, любимая. У меня неотложная встреча — c кроватью.
— Генри, — в голосе Тэты послышалась тень угрозы. — Только смотри, не слишком долго.
— Не волнуйся.
— Не волнуйся о чем? — вмешалась Эви, переводя пытливый взгляд с одного на другую и обратно.
— Ни о чем, — резюмировал Генри, отвешивая им изысканный поклон. — Леди, встретимся в моих снах.
— Это он про что? — накинулась она на Тэту, как только за ним закрылась дверь.
— Ни про что, — отмахнула та.
— Ой-ой, знаю я это лицо. И оно называется отнюдь не «Тэта счастлива».
Эви выпрямилась так резко, что выплеснула содержимое фляжки прямо себе на платье. Тэта отобрала у нее посуду.
— Это нечестно! — возроптала Эви. — Я тебя сдам копам, скажу, что ты преступила закон — сперла мой джин!
— Получишь назад через минуту. Мне нужно с тобой поговорить.
Эви послушно перекатила голову по бортику налево, в сторону Тэты.
— Ладно, давай.
— А поговорить мне нужно о том, что с нами случилось. О Пентаклевом Душегубе.
Эви надула губки.
— Это уж точно о-че-лют-но последнее, что я хочу обсуждать.
— Ты это говоришь всякий раз, стоит мне только поднять тему. Я знаю, что ты сказала газетчикам, будто Джон Хоббс был спятивший маньяк. Но мы-то с тобой знаем, что это неправда. Той ночью, когда мы с Хоббсом оказались заперты в театре, я почувствовала такое, c чем еще никогда не сталкивалась.
— Это что же?
Тэта набрала воздуху, потом выдохнула.
— Зло.
— Чего тебе?
— Да я не про тебя. Я ощутила присутствие зла.
— Ну, теперь-то все позади, — Эви понадеялась, что такой намек Тэта поймет.
— Правда?
— Ну да. Его больше нет, — сказала Эви немного запальчиво. — Отныне у нас все будет хорошо. Сплошное синее небо над головой. Прямо как в песне.
— Не знаю, не знаю, — Тэта откинула голову назад, на прохладный кафель. — Тебе все еще снится тот глаз?
— Нет. Не снится. И сны у меня о-че-лют-но пухлые, — заявила Эви, но на Тэту она при этом почему-то не глядела.
— Как будто что-то где-то начинает выкипать… Что-то очень скверное.
Эви обвила плечи подруги рукой.
— Дорогая моя Тэта. Беспокоиться совершенно не о чем, — задушевно сказала она, ловко изымая у той фляжку. — А знаешь, из такси по дороге сюда я видела билборд «Марлоу Индастриз». На нем было написано «Будущее Америки». Так вот, будущее — уже сейчас, и мы с тобой сидим на самой что ни на есть верхушечной верхушке мира. Самое лучшее в жизни поджидает нас за ближайшим углом — только руку протяни. Забудь ты про свои кошмары — это просто сны. Давай лучше выпьем за будущее Америки. За наше будущее. Долгих лет царствования нам обеим.
Она чокнулась фляжкой со стаканом Тэты. Ванная кругом слегка размазалась и приятно, тепло замерцала. В таком виде она нравилась Эви гораздо больше.
— Мне нужно еще кое о чем тебя спросить, — тихо сказала Тэта. — Это про вас, пророков, и все такое…
— Большинство из них — просто фокусники, — предостерегающе подняла пальчик Эви.
— Я хочу знать, слышала ли ты когда-нибудь о ком-то, чья сила была бы опасной?
— Ч-чего? Ты о чем? — не поняла Эви. — В чем опасной?
Однако договорить им не дали. Беседу прервал решительный стук в дверь номера, за которым последовал неприветливый голос, возвестивший:
— Откройте! Полиция!
— Конячьи перья! — Эви одним прыжком вылетела из ванны, опорожнила фляжку в ополаскиватель для рта и одурело заметалась по комнате, призывая всех срочно прятать бухло. По дороге ей мимоходом попался на глаза Сэм, целовавший в углу венгерскую циркачку.
— Вот никакого шика в человеке! — проворчала она.
Добравшись через человеческие завалы до двери, она ее распахнула: на пороге двое полицейских обрамляли разъяренного управляющего. Несмотря на жуткую головную боль, Эви изобразила радушную улыбку.
— О, привет! Вы лед принесли? У нас, кажется, весь вышел.
Менеджер протолкался вперед.
— Вечеринка окончена, мисс О’Нил, — процедил он, едва сдерживая праведный гнев. — Все вон отсюда! Быстро! А не то засажу всю компанию!
Алкогольное дуновение сорвалось с губ Эви, приподняв тут же капризно упавший назад локон.
— Все слышали папочку? Лучше выматывайтесь, подобру-поздорову.
Нетрезвые гости сгребли утратившие весь форс шляпы, непарные туфли, чулки и галстуки-бабочки и вслед за полицией просеялись через двери. Сэм удалился с венгерской циркачкой на хвосте.
— Она для тебя слишком высокая, — прошипела вслед Эви.
— Уверен, она и нагибаться умеет, — парировал с ухмылкой Сэм.
Эви отвесила ему пинок пониже спины.
Управляющий подал ей сложенный листок.
— И что это? — осведомилась она.
— Распоряжение о выселении, мисс О’Нил. До одиннадцати часов завтрашнего утра вам надлежит освободить это помещение — навсегда.
— До одиннадцати. Черт! Это ведь до полудня!
— Скорблю вместе с вами, — менеджер развернулся и пошел прочь. — Сладких снов, мисс О’Нил.
Тэта подцепила палантин и направилась к двери.
— Не дрейфь, малыш, если уж она начала заливать за воротник, ее так просто не остановишь, — покачала она головой.
На пороге Эви ухватила ее за руку.
— Тэта, что такое ты мне говорила, когда ввалились копы?
На мгновение в Тэтиных большущих карих глазах промелькнула тревога, но она тут же приладила покосившуюся было маску крутой девчонки на место.