— Да, спасибо, Дэвис, — сквозь зубы цедит Том.

Он резко разворачивается на пятках и уходит.

Ужин проходит в гнетущей атмосфере. Все изо всех сил пытаются выглядеть веселыми и растягивают губы в улыбках, как будто позируют для какой-то рекламы. Мы стараемся игнорировать то, что на самом деле не живем в этом доме все вместе и что это наше первое Рождество без матушки. Никому не хочется заговаривать на эту тему и портить всем вечер, и потому мы заставляем себя вести вежливую беседу, обсуждаем планы на каникулы, говорим о делах в школе и городских сплетнях.

— Как там вообще обстоят дела, в этой школе Спенс, Джемма? — спрашивает отец.

«Ну, видишь ли, моя подруга Пиппа умерла, и на самом деле это случилось по моей вине, и я отчаянно пытаюсь отыскать некий Храм, источник магии сфер, и мне это нужно сделать до того, как Цирцея — злобная особа, убившая матушку, которая тоже была членом Ордена, хотя ты об этом и не знал ничего, — найдет его и начнет творить нечто дьявольское, а потом мне придется каким-то образом связать эту магию, хотя я даже смутного представления не имею, как это сделать… Вот так и обстоят дела».

— Очень хорошо, спасибо.

— А… великолепно. Великолепно.

— Том говорил тебе, что стал ассистентом в Королевском госпитале в Бетлеме? — спрашивает бабушка, подхватывая вилкой основательную порцию горошка.

— Нет, не думаю, что он об этом упоминал.

Том ухмыляется.

— Я стал ассистентом в Королевском госпитале в Бетлеме, — насмешливо повторяет он слова бабушки.

— Том, что такое? — выговаривает ему бабушка без особого энтузиазма.

— Ты имеешь в виду Бедлам, приют для сумасшедших? — спрашиваю я.

Нож Тома звякает о тарелку.

— Мы его так не называем.

— Доедай горошек, Джемма, — говорит бабушка. — Кстати, мы приглашены на бал, который устраивает леди Джордж Уортингтон, супруга адмирала. Это самое желанное для всех приглашение в рождественский сезон. Что представляет собой эта девушка, мисс Уортингтон?

«О, великолепный вопрос. Дайте-ка подумать… Она целовалась в лесу с цыганом, а однажды заперла меня в церкви, потребовав, чтобы я украла вино для причастия. Я видела в свете луны, как она убивает лань, как потом выбирается из оврага — обнаженная, забрызганная кровью. И при этом она, как ни странно, среди моих лучших подруг. Только не спрашивайте почему, я все равно не смогу этого объяснить».

— Живая, энергичная, — отвечаю я.

— Думаю, завтра мы можем навестить мою подругу миссис Роджерс. У нее будет концерт днем.

Я набираю в грудь побольше воздуха.

— Я уже приглашена на завтра, мне нужно отправиться с визитом.

Вилка бабушки замирает на полпути ко рту.

— К кому, Джемма? Почему я не видела никаких визитных карточек? Нет. Абсолютно невозможно. Не обсуждается.

Замечательно. Похоже, мне придется повеситься, разорвав на полосы льняную скатерть.

— Это мисс Мур, учительница из школы Спенс.

Упоминать, что ее из этой школы просто-напросто выгнали, совершенно незачем.

— Она очень популярна среди учениц, ее все любят, а она из всех нас пригласила только троих — мисс Брэдшоу, мисс Уортингтон и меня, — пригласила навестить ее у нее дома! Это большая честь.

— Мисс Брэдшоу… Мы с ней не встречались ли в школе Спенс? Она школьная стипендиатка? — говорит бабушка, хмурясь. — Сирота?

— Разве я вам не говорила еще?

Недавно открывшаяся во мне склонность ко лжи стремительно расцветает, превращаясь в настоящее искусство.

— Не говорила чего?

— Недавно выяснилось, что мисс Брэдшоу — внучатая племянница какого-то герцога, который живет в Кенте, и ведет свое происхождение от русской царской семьи. Какая-то дальняя родственница их царицы.

— Да не может быть! — восклицает Том. — Как это здорово!

— Да, — соглашается бабушка. — Похоже на те истории, что публикуют в книжках за полпенса.

«Именно так, совершенно точно. И не стоит углубляться в эту тему, иначе вас может поразить чересчур большое сходство с этими историями».

— Может быть, мне присмотреться получше к мисс Брэдшоу, раз уж выяснилось, что она наследует состояние, — шутит Том, хотя я подозреваю, что в этой шутке скрыто слишком много серьезности.

— Она весьма не любит охотников за состоянием, — предостерегаю я Тома.

— Ты полагаешь, она найдет меня неприятным? — фыркает Том.

— Если она не слепая и не глухая — да, — огрызаюсь я.

— Ха! Ты побит, дорогой мой! — со смехом говорит отец.

— Джон, не стоит ее поощрять! Джемма, не следует быть столь недоброй к людям, — выговаривает нам бабушка. — Я не знакома с этой мисс Мур. И не уверена, что могу позволить тебе поехать к ней с визитом.

— Она отлично учит рисовать и писать красками, — говорю я.

— И, без сомнения, получает за это хорошую плату. Обычно так и бывает, — говорит бабушка, принимаясь за картошку. — Но твое искусство рисования ничуть не пострадает за время каникул. Тебе лучше проводить время дома или сопровождать меня, когда я поеду с визитами, это поможет тебе обзавестись полезными знакомствами.

Мне хочется стукнуть бабушку за последнее замечание. Мисс Мур стоит десятка этих ее «полезных знакомств». Я откашливаюсь.

— Но мы будем делать разные украшения, чтобы немного порадовать людей, которые лежат в больницах в такое время года. Мисс Мур всегда подчеркивает, что невозможно переусердствовать, проявляя милосердие.

— Это весьма похвально, — кивает бабушка, разрезая свиное филе на крошечные кусочки. — Возможно, я поеду с тобой, чтобы самой взглянуть на эту мисс Мур.

— Нет!

Я почти кричу.

— Я хотела сказать…

А что, собственно, я хотела сказать?

— Мисс Мур ужасно смущается, если ее добрые дела становятся широко известными. Она и другим всегда советует держаться осмотрительно и благоразумно. Как это сказано в Библии…

Я ненадолго замолкаю. Поскольку я никогда не увлекалась чтением Библии, я не имею ни малейшего представления, что в ней вообще говорится.

— Пусть все эти украшения будут только для ушей Господа… ой, то есть для пальцев. Для пальцев Господа.

Я поспешно хватаю чашку и делаю большой глоток чая. Бабушка выглядит несколько смущенной.

— В Библии так сказано? Где именно?

У меня полный рот чая. Я с трудом проглатываю его.

— Псалмы, — выдыхаю я, кашляя.

Отец бросает на меня удивленный взгляд. Он прекрасно понимает, что я лгу.

— Псалмы, говоришь? И какой именно псалом? — продолжает спрашивать бабушка.

Кривая улыбка отца как будто говорит мне: «Ага, вот ты и попалась, девочка!»

Горячий чай проливается в желудок, как мгновенная епитимья.

— Рождественские псалмы.

Бабушка снова принимается шумно жевать.

— Думаю, тебе все же лучше отправиться со мной к миссис Роджерс.

— Матушка, — говорит отец, — наша Джемма — молодая леди, у нее уже есть собственные интересы.

— Собственные интересы? Ерунда! Она еще школу не закончила! — громко хмыкнув, заявляет бабушка.

— Немножко свободы пойдет ей только на пользу, — говорит отец.

— Свобода может привести к разного рода злоключениям, — возражает бабушка.

Она не произносит вслух имени моей матери, но подобная перспектива, безусловно, пугает отца.

— А я не упоминал, что Джемме сегодня невероятно повезло, она на вокзале встретилась с Саймоном Миддлтоном?

Едва успев произнести эти слова, Том понимает, что совершил непоправимую ошибку.

— И как же это случилось? — резко спрашивает отец.

Том бледнеет.

— Ну… я не мог найти кэб, и, понимаешь, там по дороге было ужасающее скопление экипажей, на…

— Мальчик мой, — перебивает его отец, — ты хочешь сказать, что моя дочь была совершенно одна на вокзале Виктория?

— Всего несколько мгновений! — бормочет Том.

Кулак отца с размаху опускается на стол, отчего наши тарелки подпрыгивают, а бабушкина рука дрожит.

— Ты сегодня весь день меня разочаровываешь.

С этими словами отец уходит из комнаты.

— Да я всегда тебя разочаровываю, — бормочет Том.

— Я очень надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь, Томас, — шепчет бабушка. — У него и так настроение с каждым днем все хуже.

— Но я, по крайней мере, стремлюсь хоть что-нибудь сделать, — с горечью произносит Том.

В столовую входит миссис Джонс.

— Все в порядке, мадам?

— Да, в полном. Мистер Дойл съест пирожное и выпьет чаю попозже, — отвечает бабушка таким тоном, словно ничего важнее пирожного в мире не существует.

После этого чрезвычайно нерадостного обеда мы с отцом сидим за шахматным столиком. Руки у отца дрожат, но соображает он на удивление хорошо. И всего за шесть ходов полностью разбивает меня, ставит шах и мат.

— Невероятно! — восклицаю я. — И как только тебе это удалось?

Он стучит пальцем по голове.

— Необходимо понимать своего противника, знать, как он думает.

— И как же я думаю?

— Ты видишь тот ход, который кажется очевидным, и принимаешь его как единственно возможный, и поспешно двигаешь фигуру, не думая о последствиях, не пытаясь понять, есть ли какой-то другой вариант. И это делает тебя уязвимой.

— Но это и был единственно возможный ход, — возражаю я.

Отец поднимает палец, заставляя меня умолкнуть. И расставляет фигуры на доске так, как они стояли два хода назад.

— Вот, смотри.

Но я вижу то же самое, что и до этого.

— Твоя королева открыта.

— Поспешность, поспешность… Просчитай несколько ходов вперед.

Я по-прежнему вижу только королеву.

— Извини, отец. Я не понимаю.

Он показывает возможное развитие событий. Слон замер в ожидании, завлекая меня в пиковое положение, откуда уже невозможно отступить.

— Весь секрет в том, чтобы как следует подумать, — улыбается отец. — Так сказала бы твоя матушка.

Матушка. Он произнес это вслух, слово, которое не следовало бы произносить.

— Ты очень, очень на нее похожа. Как мне ее не хватает!

Он закрывает лицо ладонями и всхлипывает.

Я не нахожусь, что сказать. Ни разу в жизни не видела отца плачущим.

— Мне тоже ее не хватает.

Отец достает из кармана носовой платок и сморкается.

— Мне так жаль, малышка…

Но тут его лицо светлеет.

— Я приготовил тебе подарок на Рождество. Как думаешь, если я отдам его тебе раньше времени, будет ли это значить, что я тебя балую?

— Да, еще и как! — восклицаю я, стараясь хоть как-то поднять ему настроение. — И где он?

Отец подходит к старинной застекленной горке и дергает дверцы.

— Ох… заперто. Уверен, ключи лежат в комнате бабушки. Ты не могла бы принести их, дорогая?

Я несусь в комнату бабушки, нахожу ключи на ее ночном столике и возвращаюсь обратно. Руки отца дрожат так, что он с трудом может отпереть дверцы.

— Это драгоценности? — спрашиваю я.

— Можно и так сказать, мне кажется.

С некоторым усилием он открывает стеклянные дверцы и передвигает предметы, стоящие внутри, в поисках чего-то.

— Куда же я это положил? Погоди-ка…

Он открывает незапертый ящик внизу и достает из него нечто, завернутое в красную бумагу, с веточкой остролиста под лентой.

— Надо же… она все время лежала там, в ящике.

Я кладу пакет на кушетку и срываю хрустящую бумагу. В свертке я нахожу экземпляр «Сонетов с португальского» Элизабет Баррет Браунинг.

— Ох, — выдыхаю я, надеясь, что в моем голосе не слышится разочарования. — Книга.

— Да, она принадлежала твоей матери. Это ее любимые стихи. Она обычно читала их мне по вечерам…

Он умолкает, не в силах продолжать.

— Отец?..

Он обнимает меня, прижимает к себе.

— Я так рад, что ты дома, Джемма…

Я чувствую, что должна что-то сказать, но что именно — не знаю.

— Спасибо за книгу, папа…

Он отпускает меня.

— Да. Наслаждайся ею. И… ты не могла бы отнести обратно ключи?

Входит миссис Джонс.

— Извините меня, сэр. Вот это только что принес посыльный, для мисс Джеммы.

— Да-да, — несколько раздраженно откликается отец.

Миссис Джонс подает мне сверток и письмо.

— Спасибо, — благодарю ее я.

В письме содержится официальное приглашение на ужин, адресованное бабушке.

...

Виконт и леди Денби были бы рады присутствию на ужине мистера Джона Дойла, миссис Уильям Дойл, мистера Томаса Дойла и мисс Джеммы Дойл — во вторник, семнадцатого, в восемь вечера. Мы были бы рады получить ответ.

Можно не сомневаться, бабушка с превеликим удовольствием ответит согласием.

Так, теперь пакет. Сорвав бумагу, я нахожу прекрасную бархатную коробочку от Саймона Миддлтона с приложенной к ней запиской, гласящей: «Для хранения всех ваших тайн».

Удивительно, однако отец не задает мне ни единого вопроса о подарке.

— Джемма, детка, — рассеянно говорит он. — Отнеси обратно ключи. Ты ведь у меня золотая девочка?

— Да, отец, — говорю я и целую его в лоб.

Я бодро направляюсь в комнату бабушки, кладу ключи на прежнее место, потом бегу в свою спальню, ложусь на кровать и рассматриваю замечательный подарок. Я снова и снова таращусь на записку, изучаю почерк Саймона, восхищаюсь сильными, красиво очерченными буквами. Саймон Миддлтон. Еще вчера я даже не подозревала о его существовании. А теперь только о нем и думаю. Странно, какие иной раз повороты совершает жизнь.

Должно быть, я задремала, потому что просыпаюсь от громкого стука в дверь. Часы показывают половину первого. В комнату врывается Том. Он ужасно зол.

— Это ты дала ему эту дрянь?

— Ч… что? — изумляюсь я, и сон мгновенно слетает с меня.

— Ты дала это отцу?

Том сжимает в руке коричневую бутылочку. Опиум.

— Конечно, нет! — возмущаюсь я, окончательно приходя в себя.

— Тогда, скажи на милость, где он это раздобыл?

Том вообще-то не вправе влетать вот так в мою спальню и нападать на меня.

— Я не знаю, но я ничего такого ему не давала! — отвечаю я весьма резко.

— Я запер его в старинной горке. А ключи есть только у меня и бабушки!

Я опускаюсь на кровать, ошеломленная до головокружения.

— Ох, нет… Он попросил меня открыть горку, чтобы заранее отдать мне рождественский подарок…

— Я ведь предупреждал тебя, он очень хитер! Разве не так?

— Да, ты предупреждал, — соглашаюсь я, не в силах поверить во все это. — Мне очень жаль, Том.

Брат нервно запускает пальцы в волосы.

— Он уже так хорошо справлялся…

— Мне очень жаль… — повторяю я, хотя это не утешает ни Тома, ни меня. — А не лучше ли просто выбросить это в мусор?

— Нет, — качает головой Том. — Мы не можем это полностью выбросить. Пока не можем.

Он протягивает мне бутылочку.

— Возьми ее и спрячь… но так, чтобы он не смог найти.

— Да, конечно…

Бутылочка, оказавшаяся в моей ладони, почти горячая. Такая маленькая вещица. И такая могущественная.

Когда Том ушел, я открыла подарок Саймона и подняла фальшивое дно.

«Для хранения всех ваших тайн…»

Я кладу бутылочку в потайное отделение и возвращаю на место донышко. Опиум как будто перестает существовать.

ГЛАВА 15

Бабушка так и не смягчилась и не позволила мне навестить мисс Мур, зато разрешила отправиться по магазинам, за рождественскими подарками, вместе с Фелисити и Энн, с условием, что нас будет сопровождать в роли дуэньи горничная Фелисити. Когда карета Фелисити подкатывает к нашему дому, я так рада видеть подруг — и так отчаянно желаю сбежать поскорее от ужасно скучной бабушки, — что едва ли не бегом бросаюсь навстречу ей.

Энн одета весьма элегантно во что-то из гардероба Фелисити, у нее на голове — новенькая зеленая фетровая шляпка. Энн уже начинает выглядеть как настоящая дебютантка. Хотя по сути она выглядит как двойник Фелисити.

— Ох, Джемма, как это прекрасно! Никто и не догадывается, что я не принадлежу к их кругу! Мне за все это время не пришлось вымыть ни единой тарелки, и никто надо мной не смеется! Как будто я и вправду потомок какой-нибудь царицы!

— Но ведь…

Энн продолжает болтать, не слушая:

— Нас пригласили в оперу. И еще я буду танцевать на рождественском балу, как будто я член их семьи!

Энн радостно улыбается, глядя на Фелисити, которая держит ее за руку.

— А сегодня, попозже…

— Энн, — тихо произносит Фелисити предостерегающим тоном.

Энн смущается и слегка розовеет.

— Ох, прости, Фелисити.

— А в чем дело? — спрашиваю я, немного раздраженная их непонятной близостью.

— Ничего, — бормочет Энн. — Мне не следовало говорить…

— Это невежливо — секретничать вот так, — с излишним пылом говорю я.

— Просто мы сегодня вместе с моей матерью поедем в клуб, на чай, — говорит Фелисити. — Вот и все.

Но меня она не приглашает отправиться с ними. У меня внезапно пропадает вся радость от встречи. Мне хочется, чтобы они обе очутились где-нибудь подальше.

— Ох, Джемма, не надо так дуться! Я бы и тебя пригласила, но в клуб очень трудно провести более одного гостя!

Вряд ли в этом все дело, но что я могу изменить?

— Не беспокойся, — говорю я. — Я уже приглашена кое-куда.

— В самом деле? — спрашивает Энн.

— Да, я встречаюсь с мисс Мур, — лгу я.

Они разевают рты, когда я рассказываю им о встрече с учительницей. Я от души веселюсь, видя их изумление.

— Я подумала, что смогу расспросить ее об Ордене. Так что, сами понимаете, я просто не смогла бы…

— Ты не можешь пойти к ней без нас! — возмущается Фелисити.

— Но вы же идете в клуб твоей матушки без меня, — напоминаю я. Фелисити нечего на это возразить. — Ну что, едем в магазины на Регент-стрит?

— Нет, — отвечает Фелисити. — Мы поедем вместе с тобой к мисс Мур.

Энн надувает губки.

— Я думала, мы поищем для меня пару новых перчаток. До Рождества осталось всего девять дней, в конце-то концов. Кроме того, мисс Мур наверняка ненавидит нас за то, что случилось.

— Нет, ненависти к вам у нее нет, — говорю я. — Она всех нас давно простила. И очень огорчилась, узнав о смерти Пиппы.

— Значит, все в порядке, — говорит Фелисити и берет меня под руку. — Мы сейчас все вместе навестим мисс Мур. А потом Джемма поедет с нами на чай в клуб.

— А как же Франни? — упрямится Энн. — Ты ведь знаешь, она сразу разболтает о том, что мы отправились в какое-то незнакомое место.

— О Франни можешь не беспокоиться, — говорит Фелисити.

Мы подъезжаем к скромному жилищу мисс Мур на Бейкер-стрит. Франни, горничная миссис Уортингтон, вся сплошное внимание, она готова заметить любое нарушение приличий с нашей стороны, чтобы сразу же доложить обо всем матери Фелисити и моей бабушке. Франни ненамного старше нас. И ей, наверное, совсем не радостно сопровождать нас, постоянно видеть другую жизнь, жизнь, в которой ей нет места. Но если даже она и недовольна чем-то, она никогда не осмелится сказать об этом вслух. И тем не менее недовольство все же можно прочитать в ее поджатых губах, в том, как она делает вид, будто вовсе на нас не смотрит, хотя и ясно, что она замечает абсолютно все.

— Предполагалось, что я буду сопровождать вас в магазины, мисс, — говорит она.

— Наши планы немного изменились, Франни, — равнодушно произносит Фелисити. — Матушка попросила меня навестить одну свою подругу, которая заболела. Это ведь очень важно — проявить милосердие, тебе так не кажется?

— Она ничего мне об этом не говорила, мисс.

— Но ты ведь и сама знаешь, что матушка вечно обо всем забывает. Она так занята!

Кучер помогает нам выйти из кареты. Франни собирается следовать за нами. Фелисити останавливает ее с холодной улыбкой: