— Мол Мёда Джи! — огрызается в ответ Фелисити.

Мне надо поработать над своим именем. В углу листа Энн нацарапала: «Миссис Томас Дойл», причем несколько раз, пытаясь изобразить подпись, которой ей никогда не придется подписываться, и мне стыдно, что я вычеркнула ее из списка Тома, не дав ей ни малейшего шанса. Надо бы это исправить. А Энн пристально всматривается еще в какое-то имя, написанное на листе.

— Что это такое? — спрашиваю я.

— Я проверяю имя мисс Мак-Клити, — отвечает Энн. — Вместе с шотландским написанием, она ведь наверняка шотландка. Два «т» в фамилии. И еще я пробую писать так, как она произносит, у нее ведь очень странный акцент, она говорит не «Мак-Клити», а «Маг-Клити». В общем, все варианты.

Мы с Фелисити склоняемся над столом.

— И что у тебя получается?

Энн показывает результат своих трудов.

Он выглядит так: «Крак-Тик-Лилэм; Ритм-Лаг-Литэк; Лаки-Киркэ-Тмл; Маг-Ритти-Клэкл; Титл-Марки-Кэлг».

Фелисити смеется.

— Ну, в этом уж точно нет никакого смысла. При чем тут ритм, марки, лаки?

Я всматриваюсь в листок. Мне чудится нечто странно знакомое в этом наборе букв, нечто такое, от чего у меня на затылке шевелятся волосы.

Энн еще раз передвигает буквы.

— Погоди-ка… — останавливаю ее я. — Напиши снова полное имя.

Энн в очередной раз пишет на листе имя и разрезает бумагу на квадратики, которые можно перекладывать так и эдак. И пробует несколько новых комбинаций. Но я предлагаю ей взять несколько слов из первых вариантов.

— Смотри, — говорю я. — Если взять «Титл», потом «Маг»…

Энн передвигает буквы.

— А теперь — «Киркэ».

Мы все в полном ошеломлении смотрим на то, что получилось.

Киркэ — это Цирцея…

И если добавить одну-единственную букву «а», то мы получаем вот что:

«Мага титл — Киркэ».

— Клэр Мак-Клити — это просто анаграмма… — шепчет Энн.

Фелисити содрогается всем телом.

— Цирцея вернулась в Спенс…

— Мы должны отыскать Храм, — говорю я. — И быстро.

Когда мы входим в сферы, Пиппа сидит рядом с горгоной.

— Посмотрите, я всем вам сплела венки! Это мой рождественский подарок!

На ее руки надеты цветочные кольца, которые Пиппа и водружает нам на головы.

— Чудесно!

— Ох, они просто великолепны, Пиппа! — восторгается Фелисити.

— И вот твои зачарованные стрелы, в целости и сохранности, — продолжает Пиппа, вешая на спину Фелисити колчан. — А мы сегодня снова отправимся куда-нибудь по реке?

— Нет, не думаю, — отвечаю я.

Горгона поворачивает ко мне зеленое лицо.

— Что, нынче никаких путешествий, высокая госпожа? — шипит она.

— Нет, спасибо, — говорю я.

Горгона напоминает мне о прошлой поездке, о том моменте сомнения… Я не знаю, можно ли доверять огромной твари, которая когда-то возглавила бунт против Ордена. У жриц наверняка были причины заточить горгону в корабле. Я жестом предлагаю девушкам пойти следом за мной к саду. Поганки стали еще толще. Некоторые выглядят так, словно готовы вот-вот лопнуть.

— Мы обнаружили, что имя нашей новой учительницы — это анаграмма слов «Мага титл — Киркэ», — говорит Фелисити Пиппе после того, как рассказывает ей о том, как мы провели день.

— Как это необыкновенно! — восклицает Пиппа. — Мне бы тоже хотелось быть с вами и следить за ней. Вы очень храбро себя вели.

— Как вы думаете, миссис Найтуинг тоже под подозрением? — спрашивает Фелисити. — Они ведь подруги.

— Я об этом не подумала, — встревожившись, говорю я.

— Она ведь не хотела, чтобы мы разузнавали об Ордене! — говорит Пиппа. — Именно потому и уволила мисс Мур. Возможно, нашей директрисе есть что скрывать.

— Или, возможно, она вообще ничего обо всем этом не знает, — возражает Энн.

Миссис Найтуинг была единственной женщиной, хоть как-то заменившей ей мать, которой Энн никогда не знала. Я понимаю, каково это: начать сомневаться в человеке, который для тебя единственно любимый.

— Миссис Найтуинг была учительницей в школе Спенс, когда там учились Сара и Мэри, — говорит Фелисити. — Что, если она помогала Саре все это время, ожидая, когда та сможет вернуться?

— М-мне не нравится этот разговор, — заикаясь, произносит Энн.

— А что, если…

— Фелисити, — перебиваю я. — Я думаю, сейчас нам лучше приложить все силы к тому, чтобы найти Храм. Нелл Хокинс сказала, что мы должны найти тропу, путь. Ты здесь видела какие-нибудь тропы, Пиппа?

Пиппа весело оборачивается ко мне.

— Что еще за Нелл Хокинс? Кто она такая?

— Душевнобольная из Бедлама, — отвечает Энн. — Джемма считает, что она знает, как найти Храм.

Пиппа хохочет:

— Да вы шутите!

— Ничуть, — возражаю я, краснея. — Так ты видела здесь тропы?

— Сотни! Какую именно тропу мы ищем?

— Я не знаю. Истинный путь. Вот и все, что она сказала.

— От этого мало толку, — со вздохом говорит Пиппа. — Но там есть одна дорожка, что уводит из сада, и я по ней еще не ходила.

— Покажи ее мне, — прошу я.

Дорожка, о которой говорит Пиппа, оказывается всего лишь узенькой тропкой и как будто растворяется в стене пышной зелени. Она неровная и извилистая. На каждом шагу нам приходится раздвигать зеленые ветки и отталкивать толстые стебли какой-то травы, наклоняющейся на тропинку, и все это оставляет пятна сока на наших руках, пока они наконец не становятся липкими, как патока.

— Ох, ну и гадость! — стонет Пиппа. — Надеюсь, это верное направление. Мне и думать противно, что мы так трудимся понапрасну.

Ветка ударяет меня по лицу.

— Что ты сказала? — спрашивает Фелисити.

— Я? Я ничего не говорила, — удивляюсь я.

— Но я слышала голос.

Теперь и я слышу. Что-то движется в густых зарослях. Внезапно мне кажется, что идея отправиться по тропе, о которой мы ничего не знаем, была не слишком-то удачна. Я вскидываю руку, чтобы остановить подруг. Фелисити тянется за стрелой. Мы натянуты, как струны пианино.

Между резными листьями пальмы появляется пара глаз.

— Эй! — окликаю я. — Кто там?

— Вы пришли помочь нам? — спрашивает тихий голос.

Из-за ствола дерева выходит молодая женщина, и мы пугаемся, увидев ее. Вся правая сторона ее тела чудовищно обожжена. Рука сгорела почти до кости. Женщина видит потрясение на наших лицах и пытается прикрыться остатками шали.

— Видите ли, мисс, на нашей фабрике случился пожар, она вспыхнула, как сухой порох, и мы не успели выбежать, — говорит она.

— Мы? — повторяю я, когда наконец голос возвращается ко мне.

За ее спиной из густой зелени выходят еще с дюжину или около того молодых девушек; все они обожжены, и все они мертвы.

— Это все те, кто не сумел спастись. Одних убил огонь; другие выпрыгнули из окон и разбились, — спокойно поясняет первая девушка.

— И давно вы здесь? — спрашиваю я.

— Не могу точно сказать, — отвечает она. — Кажется, целую вечность.

— Когда случился пожар? — спрашивает Пиппа.

— Третьего декабря тысяча восемьсот девяносто пятого года, мисс. Я еще помню, что в тот день дул очень сильный ветер.

Девушки провели здесь около двух недель, гораздо меньше времени, чем Пиппа.

— А я вас видела прежде, мисс, — говорит девушка с шалью, кивая Пиппе. — Вас и вашего джентльмена.

Пиппа разевает рот.

— Да я тебя никогда в жизни не встречала! Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь!

— Простите, мисс, если я что-то не так сказала. Я не хотела вас обидеть, правда!

Я совершенно не понимаю, из-за чего Пиппа так взорвалась. Что такого особенного было в словах девушки?

Девушка осторожно тянет меня за рукав, и я с трудом сдерживаю крик, когда вижу ее руку, касающуюся меня.

— Здесь рай или ад, мисс?

— Ни то ни другое, — отвечаю я, делая шаг назад. — А как тебя зовут?

— Мэй. Мэй Саттер.

— Мэй, — шепотом повторяю я. — А среди вас кто-нибудь ведет себя странно?

Мэй Саттер задумывается.

— Бесси Тиммонс, — говорит она наконец, показывая на другую обожженную девушку со сломанной рукой. — Но, по правде говоря, мисс, она всегда была немножко странной. А сейчас она постоянно заговаривает со всеми, твердит, что мы должны пойти с ней в какое-то место, которое она называет Зимними Землями, что там нам обязательно помогут.

— Слушай меня внимательно, Мэй. Вы ни в коем случае не должны отправляться в Зимние Земли. Вскоре все будет так, как должно быть, и вы с подругами перейдете реку и уйдете на другую сторону, в другую жизнь.

Мэй смотрит на меня с испугом.

— И как там будет?

— Я… я точно не знаю, — говорю я, не в силах как-то утешить девушку. — Но пока вы здесь, вы не должны доверять никому, кого здесь встретите. Ты меня понимаешь?

Девушка бросает на меня сердитый взгляд.

— Но тогда почему я должна вам верить, мисс?

Мэй возвращается к своим подругам, и я слышу, как она говорит:

— Они нам помочь не могут. Придется самим справляться.

— Все эти духи ждут перехода… — тихо произносит Фелисити.

— Или разложения, — напоминает Энн.

— Вы этого знать не можете, — говорит Пиппа.

Мы все умолкаем.

— Ладно, идемте дальше, — говорю наконец я. — Может быть, Храм совсем рядом.

— Я не хочу идти дальше, — возражает Пиппа. — Я не хочу увидеть еще какие-нибудь ужасы. Я вернусь в сад. Вы со мной?

Я смотрю на сплошные зеленые заросли перед нами. Тропинка уходит в плотную стену листьев. Но сквозь них я вижу едва заметную вспышку, белое свечение…

На тропинку выходит Бесси Тиммонс. Взгляд у нее тяжелый.

— Если вы не можете нам помочь, почему бы вам не убраться отсюда? Уходите… убирайтесь! Или еще что-нибудь.

Она не объясняет, что может означать «еще что-нибудь». Кое-кто из девушек встает рядом с ней, загородив нам дорогу. Они не хотят, чтобы мы здесь находились. Нет смысла схватываться с ними, во всяком случае, прямо сейчас.

— Пойдемте, — говорю я. — Вернемся обратно.

Мы снова идем по узкой тропинке. Бесси Тиммонс кричит нам вслед:

— И нечего тут гордиться! Мы скоро тоже станем такими, как вы! Мои друзья придут за нами! Они нас вылечат! Они сделают нас королевами! А вас превратят в простую пыль!

Мы возвращаемся в сад молча. Мы устали, перемазались зеленью, хмуримся… в особенности Пиппа.

— А нельзя ли нам теперь немножко отдохнуть и повеселиться? — ворчливо спрашивает она, когда мы добираемся до того места, где стояли руны. — Искать этот ваш Храм — так скучно и утомительно!

— Я знаю отличное местечко, где можно поиграть, моя леди.

Из-за деревьев появляется рыцарь, пугая нас всех. В одной руке он держит какой-то узел. Мы нервно вздыхаем, когда он падает на одно колено.

— Я вас испугал? — спрашивает он, склоняя голову набок, отчего его пышные золотые кудри самым очаровательным образом падают ему на лицо.

Пиппа одаряет его мрачным взглядом.

— Тебя сюда не звали!

— Виноват, — говорит рыцарь. Но никаких признаков виноватости в его голосе не слышно. — Как я должен заплатить за свою ошибку, моя леди? Что прикажешь сделать?

Он прикладывает к горлу кинжал.

— Требуешь моей крови, моя леди?

Пиппа держится до странности спокойно и холодно.

— Если тебе того хочется.

— Но каково твое желание, моя леди?

Пиппа отворачивается, длинные локоны рассыпаются по ее плечам и спине.

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

— Очень хорошо, моя леди, — соглашается рыцарь. — Но я оставлю кое-какой подарок для тебя.

Он бросает узел на землю и уходит в лесные заросли.

— Мне казалось, ты говорила, что прогнала его, — говорит Фелисити.

— Да, — кивает Пиппа. — Думала, что прогнала.

— А что он тебе принес? — спрашивает Энн.

Она развязывает узел — и с коротким криком падает в траву.

— Что там? — вскрикиваем мы с Фелисити, бросаясь вперед.

В складках ткани лежит козья голова, покрытая мухами и засохшей кровью.

— Какой ужас! — выдыхает Энн, прижимая ладонь ко рту.

— Если этот парень еще раз сюда вернется, я найду, что ему сказать, — бормочет Фелисити, и ее щеки гневно розовеют.

Подарок совершенно омерзителен, и я пытаюсь понять, почему рыцарь, некогда мечтавший о благосклонности Пиппы и взывавший к ней, — рыцарь, созданный магией собственного воображения Пиппы, — мог стать настолько жестоким. Пиппа пристально смотрит на голову козы. Она прижимает руку к животу, и сначала мне кажется, что ее тошнит или что она собирается закричать. Но потом она едва заметно облизывает губы — и в ее глазах я вижу страстное желание.

Пиппа замечает, что я наблюдаю за ней.

— Я потом похороню ее как положено, — говорит она и берет меня под руку.

— Да, это было бы неплохо, — соглашаюсь я.

— Приходите завтра! — кричит Пиппа, когда мы удаляемся. — Попробуем пройти по другой тропинке! Я уверена, завтра мы его найдем!

Затейливые часы с кукушкой, стоящие на каминной полке в комнате Фелисити, отсчитывают время. Кажется, будто мы пробыли в сферах долго, но по лондонскому времени прошло менее секунды. Я продолжаю беспокойно размышлять о дневных событиях — о мисс Мак-Клити перед входом в Бедлам, об анаграмме, о Мэй Саттер и ее подругах… И о Пиппе. Да, в особенности о Пиппе.

— Займемся чем-нибудь повеселее? — спрашивает Фелисити и направляется к парадной двери, а мы тянемся следом за ней.

Шеймс, дворецкий, подходит к ней почти одновременно с нами.

— Мисс Уортингтон? Что-то случилось?

Фелисити зажмуривает глаза и протягивает вперед руку:

— Ты меня здесь не видел, Шеймс! Мы все сидим в гостиной и пьем чай.

Не говоря ни слова, дворецкий покачивает головой, как будто не понимая, почему это входная дверь оказалась распахнутой. Он закрывает ее за нами, и мы свободны.

Лондонский туман скрыл звезды. Они слабо поблескивают тут и там, но не в силах пробить своими лучами слезливое небо.

— И что мы теперь будем делать? — спрашивает Энн.

Фелисити широко улыбается:

— А что угодно!

Плавать над Лондоном в холодный вечер, пользуясь магической силой, — это что-то совершенно невероятное. Тут и там из клубов выходят джентльмены, к ним подъезжают экипажи. Мы видим мальчишек-беспризорников, бедных грязных детей, которые обшаривают дно Темзы у берегов в поисках монетки, но им редко везет. Нам стоит лишь опуститься чуть ниже, и мы можем коснуться крыш театров Вест-Энда или погладить кончиками пальцев огромные готические шпили здания Парламента — что мы и делаем. Энн садится на крышу рядом с величественными часами — Биг-Беном.

— Посмотрите-ка, — смеется она, — я сижу в Парламенте!

— Мы все можем! Мы даже можем пробраться в Букингемский дворец и надеть драгоценности короны! — говорит Фелисити, на цыпочках перепрыгивая с одного шпиля на другой.

— Но т-ты ведь не ста-танешь этого делать? — ужасается Энн.

— Конечно, не станет, — решительно произношу я.

Свобода веселит и пьянит. Мы лениво плывем над рекой, присаживаемся отдохнуть на мосту Ватерлоо. Под нами проплывают лодки, их фонари проявляются в тумане — и снова исчезают. Как это ни странно, я еще и слышу мысли — мысли старого джентльмена в лодке, точно так же, как слышала мысли женщины в Хаймаркете, и джентльменов в цилиндрах, ехавших в нарядных собственных экипажах через Гайд-парк, когда мы пролетали над ним. Мысли звучат тихо, как будто я подслушиваю чей-то разговор в соседней комнате, но тем не менее я знаю, что чувствуют все эти люди.

Старик в лодке набивает карманы камнями, и я знаю, зачем он это делает.

— Мы должны остановить того мужчину в лодке, — говорю я.

— Остановить в каком смысле? — спрашивает Энн, переворачиваясь в воздухе.

— Ты разве его не слышишь?

— Нет, — отвечает Энн.

Фелисити тоже качает головой и ложится в воздухе на спину, как пловец.

— Он хочет покончить с собой.

— А ты откуда знаешь? — спрашивает Фелисити.

— Я слышу его мысли, — отвечаю я.

Они сомневаются, но следуют за мной вниз, в густой туман. Старик тихо напевает балладу о девушке в чепчике, утерянной навсегда; он засовывает в карманы еще несколько камней и передвигается к самому борту покачивающейся лодки.

— Ты права! — говорит Энн.

— Кто там? — вскрикивает старик.

— У меня есть идея, — шепчу я подругам. — Давайте за мной!

Мы выскакиваем из тумана, и старик едва не падает на спину, увидев трех девушек, повисших в воздухе перед ним.

— Вы не должны совершать столь отчаянный поступок, — говорю я вибрирующим голосом, надеясь, что это прозвучит как-то по-неземному.

Старик падает на колени, глаза у него становятся как блюдца.

— Кто… кто вы такие?

— Мы — призраки Рождества, и мы являемся к тем, кто не внемлет нашим предостережениям, — завываю я.

Фелисити громко стонет и прямо в воздухе переворачивается через голову, чтобы усилить впечатление. Энн таращится на нее, разинув рот, и я тоже поражена акробатическим трюком.

— Каким предостережениям? — хрипит старик.

— Если ты будешь продолжать свои чудовищные попытки, на тебя падет ужасное проклятие! — заявляю я.

— И на твою семью, — подвывает Фелисити.

— Да, и на семьи таких ослушников, — решает помочь нам Энн, и мне кажется, что это уж слишком, но сказанного не воротишь.

Однако наше выступление приносит свои плоды. Старик вытряхивает из карманов камни так быстро, что я пугаюсь, как бы он не перевернул лодку.

— Спасибо, — бормочет он. — Да, спасибо вам, это уж точно…

Довольные собой, мы летим к дому, радуясь собственной находчивости и переполняясь самодовольством из-за того, что сумели спасти человеческую жизнь. Когда мы добираемся наконец до района элегантных особняков, меня тянет к дому Саймона. Было бы легче легкого подлететь поближе к нему и, возможно, подслушать мысли Саймона… Я зависаю в воздухе, уже почти повернув в ту сторону, но в последнее мгновение передумываю и вместе с Фелисити и Энн возвращаюсь в гостиную, где нас ждет давно остывший чай.

— Ох, как это было замечательно! — говорит Фелисити, падая в кресло.

— Да, — соглашается Энн. — Только мне хотелось бы понять, почему мы с Фелисити не слышали ничьих мыслей.

— Не знаю, — отвечаю я.

В гостиную осторожно входит маленькая девочка в безупречно аккуратном платьице и фартуке. Ей не больше восьми лет. Ее светлые волосы стянуты на затылке и связаны широкой белой лентой. Глаза у нее такие же голубые, как у Фелисити. Да она и вообще очень похожа на Фелисити.

— Чего тебе надо? — резко бросает Фелисити.

Следом за девочкой входит гувернантка.

— Прошу прощения, мисс Уортингтон. Мисс Полли, похоже, где-то потеряла свою куклу. Я ей говорила, что нужно быть повнимательнее со своими вещами.

Значит, это и есть малышка Полли. Мне жаль девочку, которой придется жить бок о бок с Фелисити.

— Вот она, — говорит Фелисити, поднимая куклу, валяющуюся рядом с ее креслом. — Погоди-ка… Надо сначала убедиться, что с ней все в порядке.

Фелисити устраивает целый спектакль, внимательно осматривая куклу, как будто она доктор, и это заставляет маленькую Полли захихикать, — но когда Фелисити прикрывает глаза и проводит ладонью над куклой, я ощущаю течение магической энергии, которую мы принесли с собой из сфер.

— Фелисити! — окликаю я подругу, нарушая ее сосредоточение.

Она протягивает куклу девочке.

— Забирай ее, Полли. Она в полном порядке. Теперь она будет за тобой присматривать.

— Что ты сделала? — спрашиваю я, когда Полли вместе с гувернанткой отправляется к себе в детскую.