Мисс Мур затыкает уши пальцами.
— Не слушайте их!
Фелисити заходит в воду по лодыжки, потом по колени — ее тоже влечет песня. Пиппа подбегает к воде, отчаянно крича:
— Фелисити! Фелисити!
И тут вдруг начинает петь Энн. Я отвлекаюсь на ее голос. Что я делаю здесь, в воде? Я выхожу на сушу. Энн умолкает, и музыка нимф вновь наполняет мою кровь сладким обещанием.
Я лишь смутно осознаю, что мисс Мур кричит:
— Энн! Пойте! Вы должны петь!
Энн возобновляет пение. Ее голос выталкивает меня из воды, и нимфы могут лишь наблюдать за мной. Но Фелисити зашла далеко…
— Пой, Энн! — кричу я. — Это вопрос жизни и смерти!
Энн поет, сначала не слишком уверенно, она не может преодолеть соблазн, что заполнил всю Фелисити. Но постепенно ее голос набирает силу. Она поет — так громко и мощно, как никогда прежде, она как будто сама становится воплощенной музыкой. И при этом Энн смотрит на водяных тварей как воин, готовый вступить в сражение. Фелисити останавливается. Пиппа спешит к ней.
— Фелисити, вернись на берег! Идем со мной!
Она протягивает руку, и Фелисити берется за нее.
— Ну же, — мягко говорит Пиппа, осторожно ведя Фелисити обратно. — Идем, идем…
Фелисити идет на голос Энн, не отпуская руки Пиппы, и вот обе выходят наконец на сушу.
— Пиппа? — недоуменно произносит Фелисити.
Пиппа обнимает ее, и Фелисити так крепко сжимает подругу, что я боюсь, как бы она не переломала Пиппе кости.
Нимфы, поняв, что проиграли, яростно визжат.
— Не стоит нам здесь задерживаться, вы согласны? — говорит мисс Мур.
Она сворачивает веревку и вешает ее себе на плечо. Я так ей благодарна, что готова разрыдаться.
— Спасибо, Эстер, — говорю я.
— Это мне нужно благодарить вас, Джемма.
— За что? — не понимаю я.
Но мисс Мур не успевает ответить. Потому что возвращаются девушки в белом. И не одни. Они привели с собой ту самую ужасающую тварь, которая появлялась в моих видениях, ту, что гналась за нами от Пещеры Вздохов — охотника. Тварь возникает в темноте за спинами девушек, она увеличивается, и нам приходится поднимать головы, чтобы охватить взглядом ее огромное тело. Девушки шагают в тени твари, как маленькие дети, что цепляются за материнскую юбку.
— Наконец-то… — говорит тварь.
Бежать. Спасаться. Невозможно сдвинуться с места. Как страшно. Как страшно… Крылья твари разворачиваются, становятся видны многочисленные чудовищные лица… Ненависть. Ужас.
Мисс Мур толкает меня, ее голос звучит громко, уверенно:
— Бежим!..
Мы спускаемся вниз по черным камням. Склон крут, камни очень острые. Они режут мне ладони, но мы быстро спускаемся на землю.
— Скорее к горгоне! — кричит Фелисити.
Она несется впереди. Пиппа — сразу за ней. Я тащу за собой Энн, с трудом волочащую ноги. Но где же мисс Мур? И тут я вижу ее! Она выскакивает из желтовато-зеленого тумана. Тварь и девушки в белом почти догоняют ее!
Она машет мне рукой.
— Бегите! Бегите!
Таща Энн, я бегу изо всех сил, пока наконец не вижу впереди, на мелководье, горгону. Мы четверо забираемся на палубу. Мисс Мур спешит к нам, но тварь движется быстрее. И она загораживает дорогу мисс Мур.
— Мисс Мур! — отчаянно кричу я.
— Нет! Джемма, уходите! — кричит она в ответ. — Не ждите меня!
С тяжелым вздохом горгона трогается с места и плывет к саду. Я карабкаюсь на поручни, но Фелисити и Пиппа хватают меня за руки. Я вырываюсь, как безумная.
— Горгона, немедленно остановись! Я приказываю тебе остановиться!
Но горгона не подчиняется моему приказу. Мы уплываем от побережья, от твари, нависшей над моей подругой.
— Мисс Мур! Мисс Мур! — кричу я до тех пор, пока не срываю голос окончательно. — Мисс Мур…
Я без сил опускаюсь на палубу корабля.
Мы возвращаемся в сад. Глаза у меня распухли от слез. Я измучена, мне плохо. Я подхожу к голове горгоны.
— Почему ты не остановилась, когда я тебе велела?
Огромная чешуйчатая голова поворачивается ко мне.
— Я до того получила приказ не причинять тебе вреда, высокая госпожа.
— Но мы могли спасти ее! — со слезами выкрикиваю я.
Голова отворачивается.
— Не думаю.
— Джемма, — мягко говорит Энн, — мы должны поскорее пройти сквозь дверь.
Фелисити и Пиппа сидят рядышком, держась за руки, им отчаянно не хочется расставаться. Я закрываю глаза.
— Джемма… — окликает меня Энн.
— Ее схватила та тварь, прислужница Цирцеи, а я не смогла ничего сделать!
Подругам нечем меня утешить.
— Я ее убью, — решительно произношу я ледяным тоном. — Я с ней встречусь, и я ее убью.
Мне стоит огромных усилий вызвать дверь света. Подруги стараются мне помочь. И вот наконец сияющая дверь появляется. Пиппа машет нам рукой и посылает воздушные поцелуи. Я прохожу сквозь дверь последней и, пока жду, бросаю еще один взгляд на Пиппу. Она отошла к дереву и достала что-то спрятанное за его стволом. Это трупик какого-то небольшого зверька. Пиппа с жадностью смотрит на него, а потом сгибается, падает на четвереньки, сама становясь похожей на зверя. И подносит мертвую плоть ко рту, и начинает пожирать ее, и ее глаза становятся белыми от дикого голода…
ГЛАВА 44
Мисс Мур погибла. Она погибла. А я не нашла Храм. Ракшана ошиблись, возложив на меня эту задачу. Я не леди Надежда, как называет меня Нелл Хокинс. И я не высокая госпожа, я не та, кто может вернуть Ордену его былое величие и магию. Я просто Джемма Дойл, и я потерпела поражение.
Я так устала… У меня болит все тело; голова как будто набита ватой. Мне хотелось бы упасть и проспать много дней подряд. Я так устала, что у меня даже нет сил раздеться. Я ложусь поперек кровати. Комната вертится вокруг меня, а потом я как-то сразу засыпаю.
И вот я плыву над темными, скользкими от дождя улицами, сквозь переулки, где грязные дети грызут темный хлеб, над которым роятся мухи.
Я плыву все дальше и дальше, я уже в коридорах Бедлама, в комнате Нелл Хокинс…
— Леди Надежда, — шепчет Нелл. — Что ты натворила?!
Я не понимаю. Я не могу ответить. В коридоре слышатся шаги.
— Что ты натворила! Что ты натворила! — кричит Нелл. — Джек и Джилл поднялись на гору. Джек и Джилл поднялись на гору. Джек и Джилл поднялись на гору…
Я уплываю от ее бормотания, плыву под потолком коридора, по которому спешит леди в зеленом плаще; она меня не замечает. Я выплываю в чернильно-черную ночь, поднимаюсь над собором святого Георгия — и тут я слышу слабый, сдавленный крик Нелл Хокинс.
Я не знаю, сколько времени проспала, какой нынче день, где вообще я нахожусь; я ничего не понимаю, когда меня будит встревоженная миссис Джонс.
— Мисс, мисс! Вам бы лучше поскорее переодеться. Приехали леди Денби с мистером Саймоном. Ваша бабушка послала меня за вами, она ждет вас внизу.
— Я плохо себя чувствую, — отвечаю я, снова падая на подушку.
Миссис Джонс рывком заставляет меня сесть.
— Как только они уедут, вы сможете отдыхать, сколько вам вздумается, мисс. Но сейчас я должна помочь вам одеться, и поскорее.
Когда я спускаюсь вниз, они все сидят в гостиной, мрачно застыв над чайными чашками. Если это официальный визит, то тут что-то не в порядке. Что-то неправильно. Даже Саймон не улыбается.
— Джемма, — говорит бабушка. — Садись, детка.
— Боюсь, у нас есть несколько неприятные новости, они касаются вашей знакомой, мисс Брэдшоу, — говорит леди Денби.
У меня падает сердце.
— О? — чуть слышно произношу я.
— Да. Мне показалось странным, что я до сих пор не знакома с ее родными, и я кое-что проверила. В Кенте нет никакого герцога Честерфилда. И мне ничего не удалось узнать о девушке, состоящей в родстве с русской знатью.
Бабушка покачивает головой.
— Это просто невероятно. Невероятно!
— Зато мне удалось выяснить, — говорит леди Денби, — что у мисс Брэдшоу имеется довольно вульгарная кузина — жена купца из Кройдона. Боюсь, ваша мисс Брэдшоу — не более чем охотница за состоянием.
— Мне она никогда не нравилась, — говорит бабушка.
— Должно быть, тут какая-то ошибка, — с трудом выговариваю я.
— Вы слишком добры, моя дорогая, — говорит леди Денби, похлопывая меня по руке. — Но не забывайте, вы тоже вовлечены в этот скандал. И миссис Уортингтон, разумеется. Подумать только — она открыла двери своего дома какой-то авантюристке! Впрочем, миссис Уортингтон никогда не отличалась здравым смыслом, если можно так выразиться.
Бабушка выносит приговор:
— Джемма, ты больше не должна поддерживать знакомство с этой девушкой.
Том встает. Он побледнел, лицо у него вытянулось.
— Томас? В чем дело? — спрашивает бабушка.
— Это из-за мисс Хокинс. Она прошлой ночью заболела, у нее лихорадка. Она не приходит в себя.
Том качает головой, не в силах продолжать.
— Она мне снилась этой ночью, — вырывается у меня.
— Вот как? — спрашивает Саймон. — И что именно вы видели?
Я видела Цирцею, я слышала сдавленный крик Нелл… А что, если это не было сном?
— Я… я не помню, — отвечаю я.
— Ох, бедняжка, вы так бледны, — говорит леди Денби. — Я понимаю, трудно такое пережить… узнать, что вас одурачила та, кого вы считали подругой. Да еще и мисс Хокинс заболела. Это должно быть слишком сильным потрясением.
— Да, благодарю вас, — бормочу я. — Я действительно неважно себя чувствую.
— Бедняжка, — снова мурлычет леди Денби. — Саймон, будь джентльменом, помоги мисс Дойл.
Саймон берет меня под руку, чтобы проводить из гостиной.
— Мне невыносимо слышать, что у Энн такие проблемы, — говорю я.
— Но если она представилась не той, кто она есть на самом деле, то и получила по заслугам, — возражает Саймон. — Никому не нравится быть обманутым.
А не обманываю ли я Саймона, позволяя ему считать меня простенькой английской школьницей? Не сбежит ли он куда глаза глядят, если узнает всю правду? Не сочтет ли, что я сознательно ввела его в заблуждение? Если держишь что-то в тайне, то это создает такую же иллюзию, как и сознательно разыгрываемый спектакль.
— Я понимаю, что прошу слишком много, мистер Миддлтон, — говорю я. — Но возможно, вы смогли бы удержать вашу матушку от визита к миссис Уортингтон до тех пор, пока я не найду возможность поговорить с мисс Брэдшоу?
Саймон одаряет меня улыбкой.
— Сделаю, что смогу. Но вам следует знать, что если уж моя матушка взялась за что-то, вы едва ли сможете сбить ее с курса. И мне кажется, она положила глаз и на вашу персону.
Наверное, мне следовало бы почувствовать себя польщенной. Да так оно и есть, слегка. Но я не могу отделаться от ощущения, что для того, чтобы быть любимой Саймоном и его семьей, мне нужно быть совершенно другой девушкой, и что если они узнают меня — по-настоящему меня узнают, — они не станут относиться ко мне так тепло.
— А что, если она разочаруется во мне?
— Я бы никогда в вас не разочаровался.
— Но что, если она узнает обо мне что-то… что-то неожиданное?
Саймон кивает.
— Я знаю, что это такое, мисс Дойл.
— Знаете? — шепчу я.
— Да, — пылко отвечает Саймон. — У вас на спине — горб, который появляется только после полуночи. Но я унесу вашу тайну с собой в могилу.
— Да уж, сделайте одолжение, — говорю я, улыбаясь и стараясь незаметно сморгнуть слезы, набежавшие на глаза.
— Видите? Мне все о вас известно! — заявляет Саймон. — А теперь отправляйтесь отдыхать. Увидимся завтра.
Я слышу, как они сплетничают в гостиной. Я слышу, потому что стою на лестнице, бесшумная, как звездный свет. А потом я выскальзываю за дверь, как можно тише, и спешу к дому Уортингтонов, чтобы предупредить их. А потом мне нужно найти мисс Мак-Клити, и она ответит за мисс Мур, за мою матушку, за Нелл Хокинс и всех остальных. И ради этого я прячу в ботинок маленький кинжал, что оставил мне Картик.
Дворецкий Фелисити открывает дверь, и я врываюсь в дом, не обращая внимания на его протесты.
— Фелисити! — кричу я, не трудясь соблюдать приличия и всякие там правила. — Энн!
— Мы здесь! — откликается Фелисити из библиотеки.
Я несусь туда, а дворецкий спешит за мной.
— К вам мисс Дойл, мисс, — сообщает он, обогнав меня у самой двери.
Он полон решимости соблюсти все необходимые формальности.
— Спасибо, Шеймс, — отвечает Фелисити. — Вы можете идти. В чем дело? — спрашивает она, когда мы остаемся одни. — Узнала что-то о мисс Мур? Нашла способ вернуть ее обратно?
Я качаю головой.
— Нас разоблачили. Леди Денби провела расследование. Она нашла твою кузину, Энн. Она знает, что мы все это время их дурачили.
Я падаю в кресло. Я так устала…
— Значит, теперь все узнают, — с испуганным видом говорит Фелисити. — Можно не сомневаться.
Энн бледнеет.
— А ты ведь говорила, что никто ни за что не догадается!
— Я не учла леди Денби и ее ненависть к моей матери.
Энн садится; она дрожит с головы до ног.
— Я погибла. И нам теперь никогда не позволят встречаться друг с другом!
Фелисити прижимает кулак к животу.
— Папа мне голову оторвет…
— Это ведь ты все придумала! — говорит Энн, тыча пальцем в сторону Фелисити.
— Но ты с удовольствием играла в эту игру!
— Пожалуйста, прекратите! — прошу я. — Мы должны как-то остановить леди Денби, не позволить ей рассказать всем!
— Никто не сможет ее остановить, — возражает Фелисити. — Она весьма решительная женщина. И она живет ради скандалов, а тут такой подходящий случай!
— Мы могли бы придумать какую-то другую историю, — Энн вскакивает и начинает шагать взад-вперед по комнате.
— Ну и сколько времени продержится эта история? Леди Денби снова докопается до правды! — говорю я.
Энн садится на кушетку, закрывает лицо руками и плачет.
— Мы могли бы воспользоваться магией, — предполагает Фелисити.
— Нет, — отвечаю я.
Глаза Фелисити вспыхивают.
— Почему?
— Вы что, забыли прошлую ночь? Нам понадобится вся магия до последней капельки, чтобы найти Храм и сразиться с Цирцеей.
— Цирцея! — презрительно бросает Фелисити. — Пиппа была права. Ты только о себе заботишься.
— Это неправда, — удивляюсь я.
— Разве?
— Пожалуйста, Джемма… — бормочет Энн.
— Вы уже видели, как магия ударила по мне, — говорю я. — Я сегодня вообще не в себе. Да еще Нелл Хокинс впала в транс… Я этой ночью видела во сне, что до нее добралась Цирцея.
Входит дворецкий.
— У вас все в порядке, мисс Уортингтон?
— Да, Шеймс. Благодарю вас.
Дворецкий уходит, но не уносит с собой свой гнев. Гнев повисает в библиотеке, он отражается в горестных взглядах и враждебном молчании. У меня болит голова.
— И ты думаешь, это действительно так? — сквозь слезы спрашивает Энн. — Ты думаешь, Цирцея овладела Нелл Хокинс?
— Да, — киваю я. — Так что вы понимаете, для нас чрезвычайно важно сегодня вечером снова отправиться в сферы. Как только мы найдем Храм и свяжем магию, вы сможете пользоваться ею, вы сможете заставить всех поверить, что Энн — это сама королева Виктория, если пожелаете. Но сначала мы найдем Храм. И Цирцею.
Фелисити шумно выдыхает.
— Спасибо, Джемма. Я постараюсь чем-нибудь занять маму и не дать ей попасть в когти леди Денби до завтрашнего дня. Энн, а ты вдруг ужасно заболела.
— Я заболела?
— Никто не решится грубо разговаривать с больной, — поясняет Фелисити. — Давай, падай в обморок!
— А если они догадаются, что я притворяюсь?
— Энн, упасть в обморок не так уж трудно. Женщины постоянно это делают. Просто свались на пол, закрой глаза и помалкивай!
— Хорошо, — кивает Энн. — А обязательно падать на пол или можно упасть сюда, на кушетку?
— Ох, да какая разница! Падай в обморок, и все!
Энн снова кивает. С мастерством прирожденной актрисы она закатывает глаза и театрально падает на пол, как внезапно севшее суфле. Это самый грациозный обморок, какой мне приходилось видеть. Жаль, что зрителями стали только мы с Фелисити.
— Вечером, — говорит Фелисити, сжимая мою руку.
— Вечером, — соглашаюсь я.
Мы выскакиваем за дверь с самым отчаянным видом, какой способны изобразить.
— Шеймс! Шеймс! — кричит Фелисити.
Высокий хладнокровный дворецкий возникает из ниоткуда.
— Да, мисс?
— Шеймс, мисс Брэдшоу потеряла сознание! Боюсь, она заболела! Мы должны немедленно позвать матушку!
Даже всегда безмятежный Шеймс встревожен.
— Да, мисс. Сейчас.
Весь дом приходит в неистовое движение — похоже, все рады, что случилось какое-то несчастье, нарушившее унылую повседневную рутину, — и я ухожу. Должна признать, я чувствую какой-то первобытный восторг, мысленно репетируя то, что расскажу бабушке о визите к Фелисити: «…и представь, добрая, нежная душа мисс Брэдшоу была так сильно ранена этими ложными обвинениями, что бедняжка почувствовала себя плохо и потеряла сознание…» Да, это будет триумф! Если бы только меня не мучила такая усталость…
На Лондон опускаются сумерки — вместе с мокрым снегом. Вечер сырой, и я бы рада поскорее устроиться у камина. Я гадаю, что случилось там, в сферах, с мисс Мур и могу ли я сделать хоть что-нибудь, чтобы спасти ее от ужасной судьбы. Я гадаю, увижу ли я еще когда-нибудь Картика или он окончательно ушел в тень Ракшана.
У обочины перед домом Фелисити стоит с терпеливым видом Джексон. Это может означать только одно: в доме заметили мое бегство и пришли к единственному логически возможному выводу. Мне теперь грозят такие же неприятности, как Фелисити и Энн. Скорее всего, в карете сидит Том, исходя гневом.
— Добрый вечер, мисс, — говорит Джексон. — Ваша бабушка очень тревожилась о вас.
Он открывает дверцу кареты и подает мне руку, помогая войти.
— Спасибо, Джек…
Я умолкаю. В карете меня ждут не Том и не бабушка. Там, в нашей карете, я вижу мисс Мак-Клити. А рядом с ней — Фоулсон из братства Ракшана.
— Садитесь, мисс, прошу вас, — говорит Джексон, сильно толкая меня в спину.
Я хочу закричать. Но его ладонь зажимает мне рот, загоняя крик обратно в горло.
— Они все равно знают, где живет ваша семья. Подумайте о вашем бедном батюшке, он ведь лежит совсем больной, он такой беззащитный сейчас.
— Джексон, — окликает его мисс Мак-Клити, — довольно уже.
Джексон неохотно отступает. Он захлопывает за мной дверцу кареты и вскакивает на свое место. Огни Мэйфэр блекнут вдали, когда карета вливается в поток экипажей на Бонд-стрит.
— Куда это вы меня везете? — резко спрашиваю я.
— Куда-нибудь, где можно поговорить, — отвечает мисс Мак-Клити. — Вас нелегко поймать, мисс Дойл.
— Что вы сделали с Нелл Хокинс? — задаю я следующий вопрос.
— Мисс Хокинс интересует меня меньше всего. Мы должны поговорить о Храме.
Фоулсон смачивает носовой платок какой-то жидкостью из маленького флакончика.
— Что вы делаете? — в ужасе вскрикиваю я.
— Не нужно, чтобы вы знали, как добраться до нашего тайного убежища, — отвечает Фоулсон.
Он угрожающе наклоняется ко мне. Я отшатываюсь, верчу головой, чтобы уйти от его руки, но он слишком силен. Большой белый носовой платок придвигается все ближе и ближе к лицу и, наконец, накрывает мне нос и рот. Я вдыхаю удушающий запах эфира. И последнее, что я вижу перед тем, как провалиться во тьму, — мисс Мак-Клити молча бросает в рот ириску.
Я постепенно прихожу в себя. Первым делом я ощущаю во рту мерзкий серный вкус, желудок дергается в позывах к рвоте. Потом я начинаю смутно видеть что-то. Мне приходится поднять руку, чтобы прикрыть глаза от нервного, пляшущего света. Я в какой-то комнате. Вокруг горят свечи. Неужели я одна? Я никого не вижу, но ощущаю чье-то присутствие. Я знаю, кто-то здесь есть. Из темноты раздается шуршание.