— Джемма! — вскрикивает Энн.
Поддавшись порыву, я не замечаю, что между мной и мишенью проходит мисс Мак-Клити. Но она стремительным, как молния, движением вскидывает руку и подставляет ладонь под стрелу, которая иначе угодила бы ей в голову. И вскрикивает от боли. Кровь заливает белую перчатку. Девушки роняют стрелы и луки и мчатся на помощь. Я тупо тащусь следом за ними. Мисс Мак-Клити опустилась на землю и стягивает перчатку. В ее ладони — аккуратная дырка. Она неглубокая, но сильно кровоточит.
— Дайте ей носовой платок! — кричит кто-то.
Я предлагаю свой. Мисс Мак-Клити берет его, окидывая меня холодным злым взглядом.
— Я… мне очень жаль, — запинаясь, выговариваю я. — Я вас не заметила.
— А вы вообще что-нибудь замечаете, мисс Дойл? — спрашивает мисс Мак-Клити, морщась.
— Может, лучше позвать миссис Найтуинг? — спрашивает Фелисити, поворачиваясь ко мне спиной.
Мисс Мак-Клити пристально смотрит на меня.
— Нет, не надо. Продолжайте тренироваться. Мисс Дойл сама поможет мне перевязать рану. В наказание.
— Да, конечно… — растерянно отвечаю я, помогая ей подняться.
Мы молча уходим с лужайки. Когда мы добираемся до школы, мисс Мак-Клити заставляет меня пойти к Бригид и взять бинты, а Бригид, конечно же, не может удержаться от того, чтобы высказаться на всю катушку по поводу божьего наказания за то, что мисс Мак-Клити вздумала учить нас чему-то столь противоестественному, как стрельба из лука.
— Она должна вас учить вышивать да еще рисовать симпатичные цветочки акварельными красками, вот что я скажу, если меня спросят, хотя никто и не думает спрашивать бедную Бригид, и очень даже жаль, что это так! Вот вам бинты. Не забудьте, надо крепко затягивать!
Держа в руках все нужное для перевязки, я спешу к мисс Мак-Клити. Она вымыла руку и промокает ее чайным полотенцем.
— Я принесла бинты, — говорю я, подавая ей сверток.
Я просто не знаю, что делать дальше. Мисс Мак-Клити смотрит на меня так, словно перед ней стоит какая-то сельская идиотка.
— Мне нужно, чтобы вы перевязали рану, мисс Дойл.
— Да, конечно, — киваю я. — Вот только… мне очень жаль, но, боюсь, мне никогда прежде не…
Мисс Мак-Клити перебивает меня:
— Наложите конец бинта на рану, а потом аккуратно обматывайте его вокруг кисти, вот и все. Так, теперь перекрестите бинт и снова… ох!
Я слишком сильно нажала на ранку.
— Простите… ох, простите! — восклицаю я.
Я продолжаю обматывать ее руку бинтом, пока он не заканчивается.
— А теперь, мисс Дойл, не будете ли вы любезны принести мне другую перчатку, чтобы заменить испорченную? Перчатки лежат в моем платяном шкафу, в верхнем ящике справа, — распоряжается мисс Мак-Клити. — Только не тратьте время зря, мисс Дойл. Урок должен продолжаться.
Мне кажется очень странным пройти за обитую толстым сукном дверь, отделяющую коридор, где находятся комнаты учителей. Я чувствую себя так, будто незаконно вторгаюсь в священные земли. Комната мисс Мак-Клити — скромная и аккуратная. Я открываю тяжелые дверцы большого шкафа красного дерева и нахожу правый верхний ящик. Перчатки лежат там, как и сказала учительница, они уложены в безупречный ряд, выстроились, как солдаты… Я беру то, что нужно, и еще раз окидываю взглядом комнату, надеясь найти ключ к разгадке тайны нашей новой преподавательницы. Особо примечательным мне представляется почти полное отсутствие вещей. Ничего личного. Ничего такого, что могло бы рассказать хоть немножко о мисс Мак-Клити. В гардеробе висят хорошо сшитые костюмы, блузки и юбки, все серого, черного и коричневого цветов, ничего такого, что могло бы привлечь внимание. На тумбочке у кровати лежат две книги. Одна из них — Библия. Вторая — сборник стихов лорда Байрона. Ни единой фотографии родных или друзей. Никаких картин, рисунков… что очень странно для художницы. Как будто мисс Мак-Клити явилась ниоткуда и никому и ничему не принадлежит.
Я уже собираюсь выйти, когда замечаю это: дорожную сумку, которую мисс Мак-Клити пожелала сама отнести наверх в ночь приезда в школу Спенс. Сумка стояла под кроватью…
Я не должна этого делать. Это будет уж слишком неправильно…
Я тихо прикрываю дверь комнаты и вытаскиваю сумку из укрытия. На сумке имеется замочек. Скорее всего, он заперт, так что на том все и кончится. Мои дрожащие пальцы касаются замка, и он открывается, к моему удивлению, без усилий. Внутри я вижу совсем немногое. Рекламка книжного магазина «Золотой рассвет» в Лондоне. Странное золотое кольцо с синей эмалью: две змеи, обернувшиеся вокруг ленты. Почтовая бумага и несколько карандашей.
Листок бумаги падает на пол и залетает под кровать. В ужасе я опускаюсь на четвереньки, чтобы достать улетевшую бумажку. Я засовываю руку под подзор, вытаскиваю листок. На нем я вижу список: «Академия для девушек мисс Фэрроу. Мак-Кензи, школа для девушек в Шотландии. Королевский колледж Святой Виктории. Академия Спенс». Все названия зачеркнуты, кроме школы Спенс. Я кладу листок в сумку, как можно более аккуратно, надеясь, что ничто не выдаст постороннего вторжения, и ставлю сумку обратно под кровать, стараясь двигаться бесшумно.
— Если вы считаете, что это и значит поворачиваться побыстрее, мисс Дойл, мне бы не хотелось увидеть, как выглядит ваша неторопливость, — выговаривает мне мисс Мак-Клити, когда я возвращаюсь.
Теперь я уже не думаю, что мы с мисс Мак-Клити сможем подружиться. Она быстро натягивает свежую пару перчаток, поморщившись, когда перчатка касается бинта на раненой руке.
— Извините, — бормочу я.
— Ну, впредь постарайтесь быть осторожнее, мисс Дойл, — резко произносит мисс Мак-Клити все с тем же странным акцентом.
— Да, мисс Мак-Клити, — киваю я, не в силах сдержать зевок. Учительница сердито щурится, видя подобную грубость. — Простите, пожалуйста. Я плохо спала этой ночью.
— Все, что вам нужно, так это побольше движения. Движение на свежем воздухе — прекрасное средство для укрепления здоровья и сна. В школе Святой Виктории я всегда требовала, чтобы мои девочки гуляли и дышали морским воздухом, невзирая на погоду. Если шел дождь, мы надевали макинтоши. Если шел снег, мы надевали теплые пальто. Ну а теперь вернемся на лужайку, если вы не против.
Похоже, мисс Мак-Клити полностью лишена многих чувств, в том числе и чувства юмора. А я оказалась последней в очереди на место ее любимых учениц. Мне вдруг подумалось, что рождественские каникулы настанут еще очень не скоро.
ГЛАВА 10
В бальном зале — рождественская звезда и традиционный маскарад. Он чуть менее официален, чем театрализованное чтение рождественских историй; для маскарада все наряжаются в костюмы, извлеченные из сундуков, что хранятся в многочисленных закрытых комнатах школы Спенс. По коридорам и лестнице носятся девочки всех возрастов, одетые самым странным образом: тут и пастухи, и ангелы, и феи, и флора, и фауна. Одна малышка запустила руку не в тот сундук. Она порхает с места на место, как балерина, но при этом наряжена в просторный пиратский камзол и залатанные штаны. Энн оделась рождественским призраком из историй господина Диккенса — на ней длинная коричневая туника, подпоясанная серебристой лентой. Фелисити выглядит как средневековая принцесса — она надела чудесное красное бархатное платье с золотыми косами из тесьмы на рукавах и подоле. Она настаивает на том, что этот наряд называется «Канун Рождества», но я заподозрила, что Фелисити просто выбрала самое нарядное платье и решила назвать его так, как ей вздумается. Я сама представляю уже наступившее Рождество, то есть я в зеленом платье и с венком из остролиста на голове. Я себя чувствую немножко похожей на бродячее дерево, но Энн заверяет меня, что я выгляжу «весьма соответствующе».
— Просто удивительно, что мисс Мак-Клити не оторвала тебе голову сегодня. Вид у нее был такой, словно она готова именно это сделать, — говорит Энн, когда мы идем в столовую мимо компании сплетничающих фей и парочки волхвов.
— Я же не нарочно, — возражаю я.
У меня на шее висит амулет моей матушки — мой амулет. Я полировала кованый металл до тех пор, пока он не начал сверкать.
— Она какая-то странная. Мне она совсем не нравится. Тебе она не кажется странноватой?
Фелисити скользит по коврам, как истинно царственная особа.
— Я думаю, она — как раз то, в чем нуждается школа Спенс. Искренняя, открытая. Мне она по душе. Она меня обо всем расспрашивала.
— Ты решила, что она твой друг, просто потому, что она наговорила тебе комплиментов, — возражаю я.
— А ты завидуешь, потому что она меня выделила из всех!
— Вот уж неправда, — фыркаю я, хотя и подозреваю, что доля истины в словах Фелисити все же имеется.
Фелисити, похоже, успела стать любимицей мисс Мак-Клити, причем не приложила для этого особых усилий, в то время как я могу считать, что мне повезло, если мисс просто поздоровается со мной.
— А тебе известно, что у нее есть целый список разных школ, в дорожной сумке, которую она прячет у себя под кроватью?
Фелисити вскидывает брови:
— А ты-то как могла об этом узнать?
Я розовею:
— Ну… она была открыта…
— Ерунда! Ты нарочно вынюхивала! — дразнит меня Фелисити. И берет меня под руку. Энн встает с другой стороны. — А что еще там есть? Рассказывай!
— Почти ничего. Кольцо со змеями; оно выглядит очень старым. Реклама книжной лавки «Золотой рассвет». И список школ.
Две младшие девочки пытаются проскочить мимо нас. Они одеты ангелами, но улыбки у них зловредные. Фелисити дергает ближайшую девочку за мягкие крылья, едва не оторвав их и не сбив девочку с ног.
— Эй, не забывай о порядке старшинства! Быстро назад! Не лезть под ноги!
Испуганные девочки пятятся.
— Что еще в той сумке? — требовательно спрашивает Энн.
— Это все, — отвечаю я.
— Это все? — разочарованно повторяет Фелисити.
— Вы еще не все слышали насчет списка, — говорю я. — Все школы в нем зачеркнуты, кроме школы Спенс. Что вы на это скажете?
Фелисити отмахивается:
— Ничего. Она просто записала те школы, где искала место для себя. В этом нет ничего такого ужасно странного.
— Ты просто ищешь, к чему придраться, потому что ты ей не понравилась, — говорит Энн.
— А разве она говорила, что я ей не нравлюсь? — спрашиваю я.
Фелисити кружится на месте, и ее юбка раздувается колоколом.
— Ей и не нужно ничего говорить. Это же очевидно. А ты еще и попыталась проткнуть ее стрелой. Вряд ли такое может пойти на пользу.
— Говорю же вам, это была случайность!
Два юных ангела вернулись. И все-таки умудрились проскочить в столовую у нас перед носом.
— Эй, дьяволята! — рычит на них Фелисити.
Девочки взвизгивают и бросаются бежать, ошарашенные собственной дерзостью.
Для миссис Найтуинг это обязательная рождественская традиция — устраивать торжественный ужин перед тем, как девушки разъедутся на каникулы. В эту же традицию входит и праздник в большом холле после ужина, когда учителя попивают шерри, а ученицы — теплый сидр. Но я могла бы опьянеть и от одной только красоты большого холла, приукрашенного ради праздника. В огромном каменном камине пылает огонь. Наше дерево, пышное, радостное, вечнозеленое, устроилось в самом центре комнаты, раскинув ветви, как приветливая хозяйка, встречающая гостей. Мистера Грюнвольда, учителя музыки, уговорили играть для нас на виолончели, что он и делает с удивительной для его возраста живостью — ему ведь почти восемьдесят.
У нас в руках рождественские хлопушки-конфеты. Короткий рывок за ленточки — и они разрываются с сухим громким треском, пугая всех до полусмерти. Я никогда не могла понять, почему это считается веселым и забавным. Звучат радостные рождественские гимны. Свечи на дереве зажжены, они выглядят восхитительно. Мы подготовили подарки для учителей. Для мадемуазель Лефарж это декламация на французском. Для мистера Грюнвольда — песня. Еще имеются стихи, печенье и ириски. Но ради подарка миссис Найтуинг нам, ученицам, пришлось опустошить свои карманы. Все расступаются, и через весь холл идет Сесили, держа в руках большую шляпную картонку. Она самая старшая, и потому именно ей досталась честь поднести подарок директрисе.
— Веселого Рождества, миссис Найтуинг! — говорит Сесили, подавая директрисе коробку.
Миссис Найтуинг кладет очки на маленький столик рядом с собой.
— О! Что это может быть такое?
Она снимает крышку, раздвигает волны тонкой упругой бумаги — и извлекает на свет изумительную фетровую шляпку с фестонами и блестящим черным плюмажем. Разумеется, раздобыла эту шляпку Фелисити, кто же еще? У всех девочек дружно вырывается искреннее: «А-ах!..» В холле воцаряется атмосфера радостного изумления, когда миссис Найтуинг водружает великолепно изготовленную шляпу себе на голову.
— И как я выгляжу? — спрашивает она.
— Как королева! — кричат все девушки.
Мы аплодируем и поднимаем чашки с сидром.
— Счастливого Рождества, миссис Найтуинг!
Похоже, на какое-то время миссис Найтуинг поддается сентиментальным чувствам. Ее глаза влажнеют, но голос, когда он наконец возвращается к ней, звучит так же уверенно, как всегда.
— Благодарю вас. Это самый разумный и практичный подарок, какой только может быть, и я уверена, что буду с наслаждением носить эту шляпку.
С этими словами миссис Найтуинг снимает шляпку и тщательно укладывает ее в бумажное гнездышко. Потом закрывает коробку крышкой и убирает под стол, с глаз долой.
Наши чашки вновь наполняются сидром, и мы с Энн и Фелисити тихонько отходим в сторону и прячемся за рождественской елкой. Пряный аромат, исходящий от ветвей, вызывает щекотку у меня в носу, а от теплого сидра розовеют щеки.
— Это тебе, — говорит Фелисити, вкладывая в мою ладонь бархатный мешочек.
В нем я нахожу чудесный черепаховый гребень.
— Какой красивый! — восторженно говорю я, несколько смущенная экстравагантностью вещицы. — Спасибо, Фелисити.
— Ох! — вскрикивает Энн, открыв свой подарок.
В руке Энн — брошка Фелисити, которой Энн особенно восхищалась. Можно, конечно, не сомневаться, что у Фелисити появилась новая взамен этой, но восторги Энн от этого не становятся меньше. Она сразу же прикалывает брошь на свой костюм.
— Вот… — застенчиво говорит она после этого, протягивая нам свои подарки, завернутые в простую газету.
Она сделала для нас обеих по аппликации — это нежные, изысканные ангелы из кружев, похожие на Пиппу.
Настает моя очередь. Я совершенно не владею иглой, как Энн, и у меня нет таких средств, чтобы соревноваться с Фелисити. Но я могу предложить подругам нечто особенное.
— У меня тоже есть для вас кое-что, — говорю я.
— И где оно? — спрашивает Энн.
За ее спиной танцуют огни ламп, бросая на стены живые пятна света.
Я наклоняюсь вперед и шепчу:
— Встретимся здесь в полночь.
Они сразу понимают, в чем дело, и взвизгивают от восторга — потому что мы наконец-то возвращаемся в сферы.
Тут мы слышим громкий кудахчущий смех. Я никогда такого не слышала. Возможно, потому, что это смех миссис Найтуинг. Она сидит среди учителей, уже успевших основательно развеселиться.
— Ох, Са… Клэр, вы меня просто убиваете! — говорит миссис Найтуинг, прижимая руку к груди, как бы желая удержать смех.
— Насколько я помню, это вы все начали тогда, — с улыбкой говорит мисс Мак-Клити. — Позвольте напомнить, вы тогда были довольно дерзки.
Девушки тут же начинают бурлить и волноваться, как ручей, наткнувшийся на упавшее дерево, жадное любопытство написано на их лицах, в глазах горят многочисленные вопросы.
— А что такое? — спрашивают они. — Расскажите нам!
— А разве вы не знаете, что ваша директриса была некогда большой озорницей? — говорит мисс Мак-Клити, забрасывая приманку. — И весьма романтичной к тому же.
— Ну, ну… — бормочет миссис Найтуинг, прихлебывая из очередной рюмочки шерри.
— Расскажите нам! — умоляюще произносит Элизабет.
Остальные поддерживают ее дружным хором:
— Да, пожалуйста!
Поскольку миссис Найтуинг не возражает, мисс Мак-Клити приступает к рассказу.
— Мы были тогда на танцевальном вечере в честь Рождества. Он был великолепен. Вы помните, Лилиан?
Миссис Найтуинг кивает, прикрыв глаза.
— Да. Танцевальные карты с красными кистями. Чудесно, чудесно!
— Туда было приглашено множество джентльменов, но, разумеется, все мы сразу отдали свои сердца одному из них, с темными волосами и удивительно элегантной фигурой. Он был уж так хорош собой!
Миссис Найтуинг молчит, только делает еще глоточек шерри.
Мисс Мак-Клити продолжает:
— Ваша директриса тут же сказала: «Вот за него-то я и выйду замуж», и окинула взглядом всех нас. Мы рассмеялись, но в следующее мгновение она взяла меня под руку и торжественно прошла мимо…
— Я шла совсем не торжественно…
— …и весьма искусно уронила свою карту прямо к его ногам, сделав вид, что не заметила этого. Разумеется, джентльмен поспешил за ней. И они танцевали вместе три танца подряд, пока не вмешалась наша сопровождающая.
Мы приходим в полный восторг от этой истории.
— А что было потом? — спрашивает Фелисити.
— Она вышла за него замуж, — отвечает мисс Мак-Клити. — В то самое Рождество.
Мистер Найтуинг?.. А я и забыла, что миссис Найтуинг когда-то была замужем, когда-то и сама была такой же девушкой, как мы… Я попыталась представить ее юной и смеющейся, болтающей с подружками. Но ничего не получилось. Я могла видеть ее только такой, какой она стала теперь, с облачком седеющих волос, в очках, со строгими манерами.
— Ох, как это романтично! — восторженно, с придыханием произносит Сесили.
— Да, ужасно романтично! — соглашаемся все мы.
— Это было весьма дерзко с вашей стороны, Лилиан, — говорит мисс Мак-Клити.
На лицо миссис Найтуинг набегает тень.
— Это было просто глупое безрассудство.
— Интересно, а когда умер мистер Найтуинг? — шепчу я на ухо Фелисити.
— Понятия не имею. Я сама готова все отдать, чтобы узнать это, — шепчет она в ответ.
— Ну, не все, наверное.
— Разве тебе самой не интересно? Я бы фунт заплатила за ответ!
— Это уж слишком.
— Фунт, говоришь? — осторожно спрашивает Энн.
Фелисити кивает.
Энн откашливается.
— Миссис Найтуинг, а давно ли мистер Найтуинг покинул этот мир?
— Мистер Найтуинг уже двадцать пять лет пребывает на небесах, — отвечает директриса, не отрывая глаз от рюмочки.
Но миссис Найтуинг лет сорок пять, возможно, пятьдесят… Значит, она почти всю свою жизнь вдовеет. Какая жалость!
— Так он был тогда совсем молодым? — любопытствует Сесили.
— Да. Молодым, молодым… — задумчиво произносит директриса, все так же глядя в светло-красный шерри. — Мы провели вместе шесть счастливых лет. Но однажды…
Она умолкает.
— Однажды? — нарушает паузу Энн.
— Однажды он отправился на службу в банк, как обычно… — Миссис Найтуинг делает еще глоточек. — И больше я его никогда не видела.
— Но что же случилось? — с ужасом вскрикивает Элизабет.
Миссис Найтуинг вздрагивает, как будто ей задали вопрос, который она не в силах понять. Но потом собирается с силами и медленно отвечает:
— Его сбил экипаж, прямо на улице перед банком.
Воцаряется пугающее молчание — такое, каким обычно встречают неожиданные дурные вести, события, которые невозможно ни изменить, ни исправить. Я думаю о том, что всегда воспринимала миссис Найтуинг как неприступную крепость. Как человека, способного совладать с любой ситуацией. И мне трудно осознать, что на самом деле это не так.