Либба Брэй

Прекрасное далеко

С любовью — Барри и Джошу. И всем, кто верит, что мир — это не идеал или несбыточная мечта, а необходимость.

Суть ненасилия — любовь. Из любви и желания действовать не эгоистично естественным образом вырастают стратегия, тактика и техника ненасильственной борьбы. Ненасилие не является некоей догмой; это — процесс.

Тхить Нят Хань

Мир не только лучше войны, но он еще и куда более труднодоступен.

Бернард Шоу

Действие первое

ПЕРЕД РАССВЕТОМ

Нет ничего проще самообмана. Всяк готов уверовать лишь в то, во что хочет верить.

Демосфен

Пролог

Лондон, 1893 год

Ночь была холодной и мрачной, и бродяги, промышлявшие на Темзе, проклинали свою невезучесть. Рыскать в тенях по великой лондонской реке в поисках добычи — не самое радостное занятие, но оно давало возможность кое-как прокормиться, а сырость, пробирающая до костей и вызывающая боль в спине, была частью этого промысла, нравится это кому-то или нет.

— Видишь что-нибудь, Арчи?

— Ничегошеньки, — ответил Арчи своему другу Руперту. — Не видывал ночи гаже, чем эта.

Они уже около часа шарили в воде, но раздобыли только старую одежду, которую сняли с тела утонувшего моряка. Это тряпье они утром продадут старьевщику. Но парочка монет могла бы означать немного еды и эля в их животах прямо сейчас, ночью, а для таких несчастных, как Арчи и Руперт, здесь и сейчас представлялось самым важным; заглядывать так далеко, до утра, было для них неоправданным оптимизмом, а его лучше оставить тем людям, которым не приходится проводить жизнь на Темзе в поисках трупов.

Небольшой лодочный фонарь не мог противостоять адскому туману. Берега окутывал мрак. Неосвещенные дома на другой стороне реки казались сгустками темноты. Речные бродяги пробирались по мелководью, шаря длинными баграми в грязной воде, искали тела тех, кому не повезло этой ночью, — матросов или докеров, напившихся и свалившихся в воду; или, может быть, им удалось бы найти несчастную жертву драки на ножах или того, кто подвернулся под руку грабителю и убийце. Иной раз внезапным сильным приливом уносило женщин, собиравших уголь на берегу, — тяжелый груз, который они складывали в фартуки, увлекал их под воду.

Багор, который держал в руках Арчи, наткнулся на что-то плотное.

— Эй, придержи-ка лодку, Руперт. Я что-то нашел.

Руперт снял фонарь с подставки и переставил его на корму, чтобы виднее было всплывшее тело. Бродяги выволокли труп на палубу и перевернули на спину.

— Ух ты, — сказал Руперт. — Да это леди!

— Была леди, — поправил его Арчи. — Пошарь-ка у нее в карманах.

Бродяги принялись за свою наводящую ужас работу. На погибшей леди было хорошее платье из шелка цвета лаванды, уж никак не дешевое. Она не похожа на тех, чьи трупы бродяги обычно вылавливали в этих водах.

— Ох, есть! — улыбнулся Арчи.

Из кармана пальто леди он вытащил четыре монеты и каждую проверил на зуб.

— Ну, что там, Арчи? Хватит нам на пинту пива?

Арчи присмотрелся к монетам. Нет, не фунты. Шиллинги.

— Да, но не больше, похоже, — проворчал он. — Сними с нее ожерелье.

— Точно, надо…

Руперт снял ожерелье с шеи утопленницы. Это была старинная вещица из простого металла; подвеска в центре изображала глаз и полумесяц. Здесь не было драгоценных камней, которые стоили бы внимания; Руперт и вообразить не мог, чтобы кому-то захотелось это купить.

— А тут-то что? — воскликнул Арчи.

Он разогнул скрюченные пальцы утопленницы. В них был зажат обрывок промокшей бумаги.

Руперт подтолкнул приятеля.

— Чего тут говорится?

— Не знаю, — отмахнулся Арчи. — Я читать не умею, забыл?

— А я в школу ходил, когда мне было восемь лет, — гордо заявил Руперт и забрал листок. — «Дерево Всех Душ живо».

Арчи пожал плечами:

— Ну и что это должно значить?

— Не знаю, — покачал головой Руперт. — Что нам с этим делать?

— Выбросить. От слов прибыли никакой, мой мальчик. Заберем ее одежду и сбросим леди обратно в реку.

Руперт взялся за дело. Арчи был прав, никто не даст денег за какую-то старую записку. И все же было немного грустно от того, что последние слова покойной потерялись вместе с ней; но, рассудил Руперт, если бы у этой леди был хоть кто-то, кто бы о ней заботился, она не поплыла бы лицом вниз по Темзе в такую мерзкую ночь. Резким толчком речной бродяга сбросил мертвую женщину за борт. Она упала в воду с негромким всплеском.

Тело медленно погружалось, лишь распухшие белые руки на несколько секунд задержались на поверхности, как будто пытались до чего-то дотянуться. Бродяги оттолкнулись баграми от покрытого илом и грязью дна и поплыли дальше по течению в поисках сокровища, которое могло бы оправдать проведенную на холоде ночь.

Арчи еще раз ткнул острием багра в голову женщины, как бы давая ей своеобразное жестокое благословение, и она погрузилась в придонную грязь могучей Темзы. Река поглотила несчастную, приняв в себя ее плоть, погрузив утопленницу в мрачную могилу.

Глава 1

Март 1896 года

АКАДЕМИЯ СПЕНС

Есть особенный круг ада, не упомянутый в великой книге Данте. Он называется «умение держаться» и расположен в школах для благородных девиц по всей Империи. Я не знаю, каково это — оказаться брошенным в огненное море. Не сомневаюсь, что это не слишком приятно. Но могу со всей уверенностью заявить, что прошагать через весь бальный зал со стопкой книг на голове и со специальной дощечкой, привязанной к спине, будучи при этом затянутой в тугой корсет и плотное белье, и в ботинках, которые отчаянно сжимают ноги, — это пытка, которую даже мистер Алигьери счел бы слишком ужасной, чтобы задокументировать ее в своем «Аду».

— Взгляд постоянно устремляем в небеса, девушки! — умоляюще повторяет наша директриса миссис Найтуинг, пока мы пытаемся одолеть заданное расстояние, высоко держа голову и раскинув руки, как балерины.

Петли, на которых крепится доска на спине, натирают мне руки. Сама доска ужасно твердая, так что я поневоле держусь прямо, как стражники у Букингемского дворца. От усилий болит шея. Когда наступит май, я уж постараюсь как можно скорее выйти в свет, потому что мне почти семнадцать и я готова начать свой первый бальный сезон. Я буду носить прекрасные платья, посещать чудесные вечеринки и танцевать с красивыми джентльменами… если переживу вот эти упражнения. А пока я очень сильно сомневаюсь в благополучном исходе.

Миссис Найтуинг шагает по бальному залу. Ее жесткие юбки громко шуршат по полу, как будто упрекая хозяйку за то, что им приходится касаться паркета. Директриса постоянно выкрикивает приказы, не хуже самого адмирала Нельсона:

— Головы держать высоко! Не улыбаться, мисс Хоуторн! Безмятежное и серьезное выражение лица! Опустошите свои умы!

Я изо всех сил стараюсь лишить собственное лицо хоть какого-то выражения. Спина болит. Левая рука, отведенная в сторону уже, кажется, несколько часов подряд, дрожит от утомления.

— И реверанс…

Мы, как опадающее суфле, низко приседаем, отчаянно пытаясь не потерять равновесие. Миссис Найтуинг не дает команды подняться. У меня от усталости дрожат ноги. Мне с ними не справиться. Меня качает. Книги летят с головы и с гулким стуком падают на пол. Мы проделываем все это в четвертый раз, и в четвертый раз я заканчиваю упражнение тем же самым. Ботинки миссис Найтуинг останавливаются в нескольких дюймах от моей опозоренной персоны.

— Мисс Дойл, могу ли я вам напомнить, что вы при дворе, что вы делаете реверанс перед вашей королевой, а не отплясываете в Фоли-Бержер?

— Да, миссис Найтуинг, — весьма глупо отвечаю я.

Безнадежно. Мне никогда не сделать настоящий придворный реверанс, не упав. Я буду лежать, распластавшись на сияющем полу Букингемского дворца, как какое-нибудь грязное пятно, и мой нос уткнется в туфельку самой королевы. Я стану темой для сплетен на весь бальный сезон, обо мне будут шептаться, прикрывшись веерами. И, само собой, мужчины станут избегать меня, как будто я больна сыпным тифом.

— Мисс Темпл, может быть, вы нам покажете правильный реверанс?

Сесили Темпл, Та, Которая Не Совершает Неправильных Поступков, припадает к полу в плавном, долгом, грациозном реверансе, изгибаясь так, словно не признает законов притяжения. Это образец красоты. Я чудовищно завидую.

— Спасибо, мисс Темпл.

«Да, спасибо тебе, маленькая демоница! Чтоб тебе выйти замуж за человека, который каждый день ест чеснок!»

— А теперь давайте…

Директрису перебивает громкий стук. Она крепко зажмуривает глаза.

— Миссис Найтуинг! — страдальчески произносит Элизабет. — Разве мы можем сосредоточиться на нашей осанке, если из восточного крыла постоянно несется этот ужасный шум?

Миссис Найтуинг совсем не смешат наши жалобы. Она глубоко вздыхает, кладет руки на талию, высоко вскидывает голову.

— Мы должны держаться, как сама Англия. Если она сумела выстоять против Кромвеля, выдержала войну Алой и Белой розы, французов, — то уж вы-то наверняка сможете не обращать внимания на стук молотков. Думайте о том, каким чудесным станет восточное крыло, когда все закончится. Попробуем еще раз… увереннее! Взгляд строго вперед! Незачем нестись к ее величеству, как какая-нибудь перепуганная мышь!

Я часто воображаю, какую должность могла бы искать для себя миссис Найтуинг, если бы ей не нужно было постоянно терзать нас в Академии для благородных девиц. «Дорогой сэр, — так могло бы начинаться ее письмо. — Я пишу Вам в связи с Вашим объявлением о свободной должности Прокалывателя Воздушных Шаров. У меня есть шляпная булавка, с помощью которой я могла бы заставить рыдать маленьких детей где угодно. Мои прежние наниматели охарактеризуют меня как леди, которая редко улыбается, никогда не смеется и может погасить веселье в любой комнате просто тем, что войдет туда; это потому, что мне даровано особое чувство крайнего уныния и отчаяния. Мои рекомендации в этой части безупречны. Если Вы не впадете в состояние глубокой меланхолии, просто прочитав мое письмо, прошу ответить на имя миссис Найтуинг (у меня есть и имя, но не осталось уже никого, кто бы его помнил) в Академии Спенс, школе для благородных девиц. Если Вы не в состоянии сами найти адрес, значит, плохо стараетесь. Искренне Ваша, миссис Найтуинг».

— Мисс Дойл! Что вызвало у вас улыбку? Возможно, я сказала что-то такое, что вас рассмешило?

Замечание миссис Найтуинг заставляет меня порозоветь. Девушки хихикают.

Мы снова скользим по полу, изо всех сил стараясь не обращать внимания на стук молотков и громкие голоса. Но не шум нас отвлекает. Нам мешает мысль о том, что там, на этаже над нами, находятся мужчины; из-за этого мы нервные и рассеянные.

— Наверное, нам можно было бы посмотреть, как там продвигается дело, миссис Найтуинг? Должно быть, там что-то необыкновенное! — предполагает Фелисити Уортингтон голосом сладким, как сахарный сироп.

Только у Фелисити и хватает дерзости, чтобы сказать такое. Она смела, как никто в школе. И она моя единственная союзница здесь.

— Строителям не нужно, чтобы у них под ногами путались девушки, они и так отстают от плана работ, — отвечает миссис Найтуинг. — Головы выше, если не возражаете! И…

Наверху что-то громко бабахает. От внезапного грохота мы все подпрыгиваем на месте. Даже сама миссис Найтуинг невольно вскрикивает: «Святые небеса!» Элизабет, с трудом скрывающая волнение дебютантки, взвизгивает и хватается за Сесили.

— Ох, миссис Найтуинг! — стонет она.

Мы с надеждой смотрим на директрису.

Она тяжело вздыхает, неодобрительно скривив губы.

— Хорошо. Оставим пока занятия. Давайте выйдем на воздух, чтобы вернуть на щечки румянец.

— А может, возьмем альбомы и зарисуем изменения в восточном крыле? — предлагаю я. — Это могло бы стать чем-то вроде отчета.

Миссис Найтуинг одаряет меня улыбкой. Такая редкость!

— Блестящее предложение, мисс Дойл, просто блестящее. Итак, вперед. Подите и возьмите альбомы и карандаши. Я пошлю с вами Бригид. Наденьте пальто. И — на воздух, будьте любезны. Но только шагом!

Мы сбрасываем доски и ремни и вприпрыжку несемся вверх по лестнице, спеша к обещанной свободе, пусть даже временной, недолгой.

— Шагом! — кричит миссис Найтуинг.

Поскольку мы как будто и не слышим ее настоятельного совета, она ворчит нам вслед, что все мы — дикарки, совершенно не готовые к замужеству. И добавляет, что мы станем позором для школы и что-то еще, но мы уже миновали первый пролет лестницы, и ее слова до нас не долетают.

Глава 2

Длинное восточное крыло развалилось на земле, как скелет огромной деревянной птицы. Основное строение сохранилось, и мужчины восстанавливают полуразрушенную башню, которая соединяет восточное крыло с остальной частью школы. С тех пор, как двадцать пять лет назад огонь разрушил ее, она представляет собой не что иное, как прекрасные руины. Но ее заново отстроят из камня, и когда работы завершатся, это, похоже, будет весьма величественная башня — высокая, широкая, внушительная.

В начале января толпы мужчин явились из ближних деревень, они работают на холоде и в сырости, каждый день, кроме воскресенья, — чтобы наша школа вновь стала прежней. Нам, девушкам, категорически запрещено приближаться к восточному крылу, пока там идет ремонт. Официальная причина заключается в том, что это слишком, слишком опасно: на нас может упасть сорвавшаяся балка, мы можем пораниться ржавыми гвоздями. Вообще, разнообразные варианты того, как именно мы можем встретить ужасный конец на стройке, так тщательно и подробно описаны нашей директрисой, что при каждом ударе молотка мы нервно вздрагиваем.

Но на самом деле миссис Найтуинг просто не хочет, чтобы мы приближались к мужчинам. Мы не должны разговаривать с рабочими, а они не должны разговаривать с нами. Установлена безопасная дистанция между обеими сторонами. Рабочие поставили палатки в полумиле от школы. И за ними внимательно присматривает мистер Миллер, их мастер. Предприняты все необходимые и возможные меры, чтобы держать нас подальше друг от друга.

И как раз это и заставляет нас проявлять повышенный интерес.

Пальто плотно застегнуты, защищая от все еще опасного мартовского холода, мы быстро шагаем через лес за школой Спенс, и нас сопровождает Бригид, наша экономка, пыхтящая и отдувающаяся от усилий; она не хочет отставать от девушек. Конечно, не слишком милосердно с нашей стороны идти быстрее, чем необходимо, но это единственный способ хоть ненадолго остаться без присмотра. Когда мы взбегаем на холм и выбираем хорошую точку обзора, откуда видно все школьное здание, Бригид остается далеко позади, и это дает нам драгоценное время.

Фелисити протягивает руку:

— Будь любезна, Марта, бинокль!

Марта достает из кармана театральный бинокль, и мы передаем его из рук в руки, пока он не оказывается в протянутой в ожидании ладони Фелисити. Она быстро подносит бинокль к глазам.

— Да, действительно, весьма впечатляет, — бормочет она.

Мне почему-то думается, что Фелисити говорит вовсе не о восточном крыле. С того места, где мы стоим, я вижу шестерых недурно сложенных мужчин в безрукавках; они поднимают гигантское бревно, чтобы водрузить его на место. И я уверена: будь у меня бинокль, я смогла бы рассмотреть все их мускулы до единого.

— Ох, дай же и мне посмотреть, Фелисити! — стонет Сесили.

Она тянется к биноклю, но Фелисити отводит его в сторону.

— Жди своей очереди!

Сесили надувает губки.

— Бригид вот-вот нас нагонит! Я просто не дождусь своей очереди!

Фелисити быстро опускает бинокль и хватается за альбом для набросков.

— Не смотрите прямо сейчас! Но я уверена, одного мужчину мы рассмотрим…

Элизабет подпрыгивает, так и эдак вытягивая шею.

— Которого? Которого?

Фелисити сильно наступает ей на ногу, и Элизабет отскакивает от нее.

— Эй! Зачем ты это сделала?

— Я же сказала, не смотри прямо сейчас! — шипит Фелисити. — Надо сделать вид, как будто ты совершенно не замечаешь, что они на нас смотрят! И что мы смотрим на них.

— Ох!.. — понимающе выдыхает Элизабет.

— Вон тот, что в конце, в рубахе с чудовищной красной заплатой, — говорит Фелисити, делая вид, что полностью сосредоточена на своем альбоме.

Ее холодное спокойствие представляется мне особым даром, каким и я хотела бы обладать. Но вместо того я каждый день обшариваю взглядом горизонт, надеясь на появление молодого человека, того самого, о котором я ничего не слышала с тех пор, как три месяца назад оставила его в Лондоне.

Элизабет осторожно смотрит в бинокль и вскрикивает.

— О боже! Он мне подмигнул! Ну и нахальство! Я должна немедленно пожаловаться миссис Найтуинг, — возмущается она, однако голос, дрожащий от волнения, предает ее.

— Ох, ради всех святых, — пыхтит наконец-то догнавшая нас Бригид.

Элизабет поспешно отдает бинокль Марте, а та, тихо пискнув, прячет его в карман пальто.

Бригид присаживается на камень, чтобы перевести дыхание.

— Вы уж слишком шустры для старой Бригид. Неужели вам не стыдно? Бросили меня там одну!

— Ох, извини нас, Бригид, — ласково улыбается Фелисити. — Мы просто не заметили, что ты так сильно отстала.

И чуть слышно добавляет себе под нос:

— Старая бой-баба…

Мы хихикаем, и Бригид прищуривается.

— Эй, что это вы развеселились? Смеетесь над вашей Бригид?

— Ничуть не бывало!

— Ох, это неудачное место! — вздыхает Сесили. — Разве мы можем по-настоящему зарисовать восточное крыло с такого большого расстояния?

И она бросает на Бригид полный надежды взгляд.

— Будете рисовать именно отсюда, и ни на дюйм ближе не подойдете, мисс! Вы прекрасно слышали, что на этот счет сказала миссис Найтуинг.

Бригид пристально смотрит на деревянный остов, на отесанные камни. И покачивает головой.

— Ох, неправильно это — заново отстраивать проклятое место! Его бы следовало оставить в покое.

— Да, но это так интересно! — возражает Элизабет.

— И представь только, как чудесно будет выглядеть школа, когда восстановят восточное крыло! — поддерживает ее Марта. — Как ты можешь говорить, что это неправильно, Бригид?

— Да потому что я помню, — отвечает Бригид, постукивая себя пальцем по голове. — С этим местом уж точно что-то не так, а особенно с башней! Могли бы и сами почувствовать. А я могла бы вам рассказать кое-что…

— Да, я уверена, что ты могла бы, и это наверняка была бы отличная история, — говорит Фелисити сладким тоном, как мать, увещевающая рассерженного ребенка. — Но я боюсь, что у тебя от холода может спина разболеться.

— Ну, — бормочет Бригид, потирая поясницу, — это и вправду так. Что делать, моложе-то я не становлюсь.

Мы все сочувственно киваем.

— Мы только чуть-чуть поближе подойдем, — нежно просит Фелисити. — Чуть-чуть, просто чтобы рисунки получились лучше.

И мы все стараемся принять самый невинный вид, просто как ангельский хор.

— Ладно, ступайте, — наконец соглашается Бригид. — Только не подходите слишком близко! И не забывайте, что я за вами наблюдаю!

— Спасибо, Бригид! — восторженно кричим мы.