— Вот мы и прибыли, — сказала Мэгги неожиданно бодрым тоном. — Полагаю, мы еще увидимся когда-нибудь, если… если вы не захотите сейчас войти в дом? — В ее голосе прозвучали нотки надежды, отчего Чарлз почувствовал мучительное желание и в то же время радость.

Он взглянул на темную входную дверь. Сквозь фрамугу над ней проникал газовый свет. Виден был свет и в некоторых окнах между задвинутых штор, отчего дом выглядел ужасно консервативным и в то же время довольно уютным. Чарлз на мгновение представил, как предлагает Мэгги руку и ведет ее к этой двери, потом внутрь и наверх в ярко освещенную спальню… Однако его место было не в этом доме в Челси. Он имел другой дом, где его ждали привычные обязанности, которыми он временно пренебрег из-за сегодняшнего незапланированного путешествия.

Чарлз покачал головой:

— Нет. Меня дома ждет ужин, и, кроме того, я должен дать распоряжение слугам, чтобы они обеспечили охрану здесь. — Он протянул руку и открыл дверцу кареты. — Желаю доброй ночи.

Мэгги посмотрела на него долгим взглядом, потом кивнула и вышла из кареты.

— Значит, до завтра? — спросила она, и на этот раз в ее голосе не было скрытого желания.

— Конечно, — кивнул Чарлз.

Она улыбнулась ему мимолетной загадочной улыбкой, а затем закрыла дверцу кареты и поднялась по ступенькам крыльца ко входу. Чарлз подождал, пока не открылась входная дверь. Он увидел, как в проеме на фоне желтого света появился силуэт миссис Першинг, после чего дал команду Стивенсу возвращаться в Эджингтон-Мэнор.

Глава 8

Когда Чарлз прибыл в Эджингтон-Мэнор, дом выглядел призраком в свете луны. Из окна сестры пробивался слабый свет, но все остальное поместье было окутано тьмой. Чарлз вздохнул, вспомнив немой упрек матери в ответ на его поведение прошлым вечером. Он почти слышал ее голос, заявляющий, что она не станет больше ждать его к ужину. Непочтительный сын заслужил подобное отношение.

Чарлз открыл входную дверь и вошел в холл. Его встретила служанка.

В детстве этот дом при полном освещении казался Чарлзу дворцом, сделанным изо льда, и он почти убедил себя и сестру, что Эджингтон-Мэнор когда-то принадлежал прекрасной и ужасной Снежной королеве. Однако сейчас, когда мерцающее пламя единственной свечи освещало его путь, все величие дома было поглощено тьмой. Чарлз вдруг почувствовал одиночество, подобное тому, которое испытывает человек, заблудившийся в лабиринте.

Он свернул за угол. Дверь в комнату сестры была приоткрыта, и в коридор лился красноватый свет, который своим знакомым теплом развеял ощущение сказочности в окружающей обстановке. Чарлз с подозрением воспринял подразумеваемое приглашение со стороны Милли, помня их недавний разговор или, точнее, спор. У него возникло желание избежать встречи с сестрой. Но для этого пришлось бы вернуться на первый этаж, пройти через библиотеку и по черной лестнице подняться до своих апартаментов. Однако гордость не позволила Чарлзу согласиться на постыдное отступление, и он двинулся вперед по коридору.

Едва он поравнялся с дверным проемом, из комнаты раздался голос Милли:

— Наконец-то ты явился! Я давно жду тебя.

Подавив вздох, Чарлз переступил порог и вошел в спальню сестры.

— О, Чарлз, мне надо поговорить с тобой! — улыбнулась Милли. — Проходи и садись! Ты вечно заставляешь меня волноваться, когда задерживаешься.

Чарлз опустился на довольно неудобное, обшитое парчой канапе. Рядом на столике стояло накрытое салфеткой блюдо, и, подняв салфетку, Чарлз обнаружил на нем холодную говядину и золотистый пудинг. Это была его любимая с детства еда; сестра явно хотела к нему подольститься, что являлось тревожным знаком. Чарлз начал есть, в то время как Милли продолжала щебетать:

— Что ты сказал матери прошлым вечером? После разговора с тобой она ушла в свою комнату, заявив, что слишком расстроена и не способна вынести чье-либо общество. Из-за этого я вынуждена была пропустить чай у леди Мэри и леди Элизабет.

— А дома ты тоже не пила чай? — спросил Чарлз в надежде изменить направление разговора и выяснить, какую цель преследовала Милли, помимо простого любопытства.

— Как я могла? — возмутилась Милли. — Я же не могла всех бросить. У нас было пятьдесят человек… точнее, сорок восемь, не считая меня и мамы, и половина из них — джентльмены. Если бы ты не проигнорировал кузину Берил…

— Она выпила бы из нас всю кровь, как это обычно делают бедные родственники, — закончил за нее Чарлз.

Милли открыла рот, чтобы возразить, потом закрыла его и откинула назад прядь волос. «Всегда ли сестра такая неугомонная? — подумал Чарлз. — Она непрерывно чирикает, как посаженный в клетку зяблик, стараясь завладеть вниманием собеседника и при этом мало интересуясь его мнением». Впрочем, большинство женщин из его окружения имели такую же манеру вести беседу. При этом умудренные опытом особы умело кокетничают и сопровождают разговор колкостями, а молодые, наивные девицы лепечут что-то и хихикают, но в основном их манеры общаться очень схожи. Совсем иное дело — Мэгги: ее речь отличается так же, как ружейный выстрел от трели флейты.

— Но перейдем к делу, — не унималась Милли. — Я, конечно, должна была бы рассердиться на тебя за то, что ты так расстроил мать, однако сейчас не до этого. Необходимо подготовиться к ежегодному приему в нашем доме, и без твоей помощи здесь не обойтись.

Проклятие! Чарлз выпрямился на диванчике. На этом приеме он намеревался представить Мэгги своему окружению. Мать обычно начинала подготовку к приему чуть позже, в марте, теперь же нужно торопиться. Мэгги должна быть во всеоружии.

— Когда состоится прием? — спросил Чарлз, стараясь придать своему голосу беспечный тон.

— В этом году мама хочет перебраться за город в конце весны, — небрежно сказала Милли, — поэтому она намеревается устроить прием пораньше.

— Когда именно, Милли? — нетерпеливо повторил Чарлз.

Сестра состроила гримасу.

— Через шесть недель.

«Достаточно ли будет этого времени? — подумал Чарлз. — Должно хватить».

— Но меня волнует не это, — продолжила Милли. — Мама решила выбрать на этот раз великолепную и довольно смелую тему. Хочешь узнать, какую?

«Лучше не надо», — подумал Чарлз, а вслух сказал:

— Ну разумеется.

— Это будет идиллия! — возбужденно произнесла Милли с блеском в глазах. — Мифическая пастораль! Представляешь? Мужчины будут сатирами, пастухами и богами в пастушеских нарядах, а женщины — нимфами и пастушками.

— А также богинями в пастушеских одеяниях? — предположил Чарлз.

— Девственными охотницами, — строго поправила Милли. — И у мамы есть превосходная идея, в какой роли будет выступать каждый из нас.

— Попробую догадаться, — сказал Чарлз. — Ты будешь Дианой, а я — Аполлоном.

Милли надула губки:

— О, нетрудно было догадаться, когда я намекнула насчет охотниц. Но это чудесно, не правда ли? Ты будешь великолепным сыном в золотистом наряде рядом с белолицей, холодной красавицей сестрой! А мама, конечно, будет нашей матерью Лето.

— В таком случае нашему дорогому покойному отцу отводится роль Юпитера. — Как мудро придумала мать! Нет, выдержать такое представление ему будет не под силу. Он не собирается участвовать в этом маскараде!

Отводя ему роль Аполлона, преследующего различных нимф, Милли тем самым как бы намекала на его склонность к кратковременным романам и таким образом пыталась слегка уколоть за лишенную энтузиазма реакцию на ее идеи.

Сестра не забыла и об их пари и во время разговора неоднократно давала понять Чарлзу, что он мог бы наконец выполнить свое обещание и представить на их домашнем приеме женщину из низших слоев общества. Чарлз оставил без комментариев намеки Милли, а когда она стала слишком настойчивой, снова вернулся к теме скорого представления.

В конце концов Чарлз встал и удалился в свои апартаменты. Свет газового светильника, отражаясь от белых стен, развеял тьму. Чувствуя себя чрезвычайно усталым после событий минувшего дня, Чарлз тотчас лег в постель и вскоре уснул. Однако он не мог погрузиться в полное забвение, так как его преследовали сны, в которых он был сладострастным сатиром среди нимф, удивительно похожих на Мэгги Кинг. Когда ему казалось, что он поймал одну из них, она ускользала из его рук, превращаясь в птичку, или цветок, или неистовую менаду, а когда он протягивал руки, чтобы коснуться ее, она исчезала и Чарлз оставался ни с чем.

* * *

Следующий день оказался для Мэгги еще более тяжелым, чем предыдущий, так как занятия начались с самого утра и продолжались до семи часов вечера. У нее совсем не было свободного времени, несмотря на то, что около полудня прибыли Салли и Нэн вместе с Молл и Джо, которые наполнили дом шумом. Разговор миссис Першинг с Салли и Молл в холле настолько отвлекал Мэгги, что всегда невозмутимая мисс Уэст нахмурилась, встала, чтобы закрыть дверь гостиной, и предупредила Мэгги, что не намерена попусту тратить время, если та не будет добросовестно относиться к занятиям.

И Мэгги сосредоточилась. Внешний вид и соблюдение условностей, сложности грамматики и нюансы произношения — все это настолько перегружало Мэгги, что у нее раскалывалась голова.

Занятия на некоторое время прерывала мадам Рошель, чтобы произвести очередную примерку, но это тоже было своего рода мучением. Мэгги с недоверчивым изумлением наблюдала, как ее обворачивали то одним, то другим куском ткани, подгибали и пришпиливали и тут и там, потом снимали, и все процедуры повторялись вновь. Уроки пения с миссис Лэдд были не легче. Мэгги обнаружила, что все делает абсолютно неправильно и должна заново осваивать каждый элемент техники пения, а это являлось довольно мучительным процессом.

Мисс Уэст оставила Мэгги в положенное время, а лорд Эджингтон все еще не появлялся. Прождав полчаса, Мэгги наконец решила принять ванну. Прошлым вечером она сделал то же самое, к великому удивлению миссис Першинг, поскольку эта добропорядочная леди, казалось, не могла понять: то ли Мэгги демонстрирует тем самым повышенное внимание к гигиене, то ли безрассудное пренебрежение к своему здоровью.

После ванны Мэгги надела голубой пеньюар, доставленный мадам Рошель. Ткань казалась восхитительно мягкой, и Мэгги приятно было ощущать ее через новую тонкую батистовую сорочку. У нее не было желания надевать еще что-нибудь, как учила мисс Уэст, она легла на кровати, положив перед собой книгу. Мэгги целиком сосредоточилась на чтении, точнее, изо всех сил старалась сосредоточиться, поскольку то и дело отвлекалась, прислушиваясь, не доносится ли снизу звук знакомых шагов…

Мэгги вскочила, когда наконец раздался стук в дверь. «Пришел Чарлз!» — подумала она. Но это была Салли.

Мэгги подавила разочарование. Может быть, Чарлз забыл? Может, он вообще не собирался сегодня приходить?

Салли неуверенно вошла в комнату. В этой просторной спальне она выглядела особенно маленькой и невзрачной в своем зеленом, выцветшем платье и со светлыми, рыжевато-золотистыми волосами, собранными в пучок. Мэгги не представляла, насколько хрупкой и невзрачной была ее подруга на самом деле. В прежней крохотной квартире Салли казалась гораздо значительнее, а здесь, в этой комнате, которая, как стало известно Мэгги, считалась средних размеров, подруга выглядела просто малышкой.

— Миссис Першинг завтра даст нам новую одежду, — сказала Салли. — Нэн и Молл получат униформу служанок, а я надену черное шелковое платье. Шелковое, Мэгги! Можешь себе представить?

Мэгги подтянула колени к груди.

— Могу. Я уже видела и шелк, и кружева, и еще какой-то материал, название которого не знаю.

Салли вздохнула и присела на краешек кровати.

— Это великолепно.

— Да, — согласилась Мэгги, хотя была слишком подавлена событиями минувших дней, чтобы думать о платьях, которые готовили для нее где-то на Бонд-стрит.

— Лорд Эджингтон послал двух лакеев, чтобы забрать нас. Им обоим пришлось насильно тащить Джайлса в карету, когда тот узнал, что его отправляют в какую-то школу, и они все время держали его, чтобы он не выпрыгнул на ходу, — продолжила Салли улыбаясь. — Он так возмущался и так кричал, что мог разбудить и мертвого. Джо тоже плакал, и от их визга и крика люди на улице останавливались и смотрели на карету, вероятно, думая, что там кого-то убивают.

Мэгги усмехнулась:

— Надеюсь, Джайлс простит меня.

— А я надеюсь, что в школе запрут все двери на ночь, иначе он убежит, — сказала Салли. — Мы также забрали Гарри. Он и Фрэнки находились в квартире на Черч-лейн.

Мэгги обратила внимание на то, что забрали только Гарри.

— А что с Фрэнки? — спросила она.

Салли вздохнула:

— Он не пожелал даже выслушать предложение барона. Он сказал, что ему ничего не надо от… от твоего франта.

Мэгги подозревала, что на самом деле Фрэнки выразился покрепче. Она закусила губу и кивнула:

— Я не думала, что он согласится. Однако все же надеялась…

— Понятно, — сказала Салли. — А Гарри выслушал то, что ему передал лакей относительно учебы у адвоката, потом улыбнулся.

Мэгги кивнула, чувствуя, как слегка сжалось ее сердце. Гарри был членом их необычной семьи в течение двух с половиной лет, и за это время можно было сосчитать по пальцам, сколько раз он улыбнулся.

— Хорошо, — сказала Мэгги с болью в сердце. Хорошо, что он счастлив, очень хорошо. Однако это было счастье, которое она не могла дать ему, а барон смог небрежным росчерком пера, направив письмо кому следует. Это несправедливо. Она добивалась всего в жизни потом и кровью, но ее усилия ничего не стоили в сравнении с возможностями лорда Эджингтона. — Прости, Гарри, что я не смогла осчастливить тебя, — тихо произнесла Мэгги. Она чувствовала себя недостаточно сильной, недостаточно влиятельной…

Салли вопросительно посмотрела на Мэгги:

— Знаешь, ты уже говоришь как леди.

Мэгги пожала плечами, испытывая неловкость:

— Я должна практиковаться, чтобы не сесть в лужу, когда лорд представит меня обществу. А в целом я такая же, как была.

— Ты всегда отличалась от нас, — заметила Салли. — Но мы не возражаем. Очень хорошо, что ты учишься быть похожей на леди.

Мэгги с сомнением посмотрела на подругу:

— Ты действительно так думаешь?

— Конечно, — решительно подтвердила Салли.

— Сегодня я вдруг почувствовала, что потеряла себя, — задумчиво произнесла Мэгги. — Какая из меня леди? Мне далеко до нее, и в то же время я не уверена, что осталась самой собой.

— Ты моя подруга, — сказала Салли. — И если, изображая леди, ты добьешь чего-нибудь в жизни, никто из нас не осудит тебя. Кстати, миссис Першинг говорит, что я должна расчесать твои волосы и приготовить тебя ко сну.

Мэгги засмеялась.

— Тебе ничего не надо делать, Салли, когда мы одни. Мы всегда сами обслуживали себя.

— Если мне платят за то, чтобы я расчесывала твои волосы, приносила тебе воду и чистила твои туфли, то я буду делать это, — решительно заявила Салли. — Так что давай приступим.

Мэгги неохотно встала и направилась к зеркалу, села за туалетный столик и позволила Салли вынуть шпильки из волос. Тяжелые локоны свободно рассыпались по спине, доставая почти до пола. Мэгги посмотрела на Салли.

— Слава Богу, я не пошла тогда к изготовителю париков, — сказала она. — Хороша была бы леди с остриженной головой.

— Да, глупо было бы лишиться таких волос. — Салли взяла гребень и принялась расчесывать подругу. — Скажи, ты уже спала с бароном?

— Салли, — предупредила ее Мэгги. Салли вздохнула:

— Я подумала об этом с первого дня, когда он появился в нашей квартире. Он как-то особенно посмотрел на тебя пару раз, и ты, сама того не замечая, ответила ему таким взглядом, что у меня мурашки пробежали по телу. А когда вы пришли к Бесс, он вел себя так, как будто ты его женщина.

— Я не хочу говорить об этом, — пробормотала Мэгги. Она не собиралась обсуждать с Салли, какую рискованную игру ведет и какие чувства испытывает к барону.

— Я не осуждаю тебя, Мэгги, — сказала Салли с покорностью в голосе. — Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Ты чувствуешь себя счастливой?

Счастье. Это понятие незнакомо Мэгги. Чувствовала ли она себя счастливой с бароном? Она испытывала желание, да, а также страх, честолюбие, вожделение и… что-то еще, непонятное и вызывающее у нее тревогу. Разве могла такая девушка, как она, разобраться в своих чувствах к лорду Эджингтону, представителю неизвестного ей мира? Разве мог он быть для нее кем-то иным, кроме как непостижимым, недоступным человеком, окутанным мраком неизвестности? Ей трудно было разобраться в своих чувствах.

— Что-то вроде этого, — ответила наконец Мэгги. Салли перестала расчесывать волосы и бросила на подругу серьезный взгляд.

— Не позволяй ему обижать тебя, — сказала она. — Ни в коем случае.

«Я не знаю, смогу ли остановить его», — беспомощно подумала Мэгги, а вслух сказала:

— Не позволю.

Раздался стук в дверь.

— Думаю, в мои обязанности входит принять посетителя? — спросила Салли с неуверенной улыбкой.

Она положила гребень и пошла открывать дверь. Мэгги с бьющимся сердцем последовала за ней.

Салли открыла дверь, и Мэгги закусила губу, увидев в дверном проеме мужчину.

«Это он, это он, это он!» — обрадовалась она.

Барон выглядел невероятно прекрасным в черном вечернем костюме и казался абсолютно безупречным и нереальным.

— Простите за беспокойство, мисс Кинг, — сказал он с холодной вежливостью, быстро окидывая ее взглядом. — Миссис Першинг полагала, что вы продолжаете занятия. Я не думал, что вы уже готовитесь ко сну.

— Вы полагали, наши занятия проходят в спальне? — непроизвольно спросила Мэгги, затем на одном дыхании добавила: — Салли, оставь нас, пожалуйста.

Салли, кивнув, вышла и закрыла за собой дверь. Лицо лорда Эджингтона выражало легкое изумление и желание.

— Я пока не знаю, как относиться к тебе, Мэгги. Я никогда прежде не встречал такую женщину, как ты.

«А я повидала многих и таких, как ты, франтов тоже встречала», — подумала Мэгги, но ничего не сказала. Ведь это была неправда. Она никогда не была близко знакома с джентльменом, который хотя бы на мгновение усомнился в своем благородстве по отношению к кому-либо. И никогда не общалась с высокопоставленным господином, который обратил бы на нее внимание.

— И потому называете меня то Мэгги, то Маргарет, то мисс Кинг?

Чарлз пожал плечами:

— Мисс Кинг — это обращение к леди, Маргарет — это наемная служащая, а Мэгги… я не знаю, что означает такое обращение. Может быть, ты скажешь мне?

Этот вопрос застал ее врасплох.

— Я не знаю, сэр. Мэгги есть… просто Мэгги. Откуда мне знать?

— Если бы ты знала, возможно, я тоже смог бы понять, что представляю собой, но не думаю, что хочу просветиться на этот счет, — сказал лорд Эджингтон.

Мэгги не могла понять, шутит он или говорит серьезно.

— Вы знаете обо мне больше, чем я о вас, — заметила она, не представляя, что еще следует сказать.

— Разве? — Брови барона удивленно взметнулись вверх.

Она пожала плечами:

— Для вас я Мэгги, Маргарет и мисс Кинг, а вы для меня только лорд Эджингтон. Я не знаю, как вас можно еще называть.

— Меня зовут Чарлз, — сказал он. — Чарлз Эдвард Ксавьер Кроссхем, лорд Эджингтон.

— Чарлз, — повторила Мэгги, как бы пробуя звучание. — Мне нравится ваше имя.

— А мне нравится имя Мэгги, — ответил Эджингтон, подходя к ней. — Оно звучит просто и искренне.

Мэгги хмыкнула:

— В таком случае, возможно, я знаю вас лучше, чем вы меня.

Барон нахмурился, остановившись на расстоянии вытянутой руки от нее: