Глава 16

— Мистер Редклифф. Миссис Редклифф!

Колин обернулся и увидел спускавшуюся по лестнице Доркас Рестон.

 — Я приготовила комнату для вас, — сказала она, замедляя шаг и глядя на них сверху вниз. — Третий этаж был грязный, я перевела вас в переднюю комнату на втором. — Она повернулась и снова пошла наверх.

 — Я рада, что мы пробудем здесь недолго, — сказала Ферн. — Я бы чувствовала себя обязанной указать миссис Рестон ее место, но это не в моем характере. Пожалуйста, заверь меня, что никто из твоих слуг не будет меня терроризировать.

 — Возможно, только главный повар, но он всех терроризирует. Хочешь идти наверх?

 — Я бы хотела получить настоящую горячую еду, — решительно заявила Ферн. — Но поскольку нам ее, видимо, никто предлагать не собирается, я бы не возражала наконец переодеться.

 — Тогда прошу. — Колин махнул рукой в сторону лестницы.

Она стала осторожно подниматься по узким ступеням, а он шел сзади, чтобы подстраховывать ее. Глядя на склоненную голову жены, на криво закрепленную косу, он удивлялся, как Ферн может быть такой беспомощной и в то же время такой сильной. Она в стойком молчании перенесла обрушение крыши, а причесаться не сумела. Но эти противоречия сделали ее только дороже, вызвав у него что-то похожее на нежность.

Ферн с облегчением шагнула на верхнюю площадку.

 — Не думаю, что когда-нибудь смогу привыкнуть к этому, — призналась она.

 — Надеюсь, что нет. Привычка к такому демонстрировала бы лишь самоубийственное благодушие.

Колин протянул из-за ее спины руку и открыл дверь передней комнаты. Там оказалась Доркас Рестон, с хмурым видом наблюдавшая за женщиной, которая полировала тяжелый дубовый стол. В камине горел огонь, над ним висел чайник.

Когда миссис Рестон увидела хозяев, выражение у нее сразу изменилось, и она одарила их фальшивой улыбкой.

 — Я велела принести новые матрасы и чистое постельное белье, хотя мне пришлось купить все у миссис Пол. Это, с вашего позволения, четыре фунта, мистер Редклифф. Я принесла сверху ваши дорожные сумки, а мой человек поднял и ваши сундуки тоже.

Представив, как тащили сундуки по узкой лестнице, Колин подавил дрожь.

 — Благодарю вас, миссис Рестон, — сказал он, на этот раз с некоторой искренностью.

В ответ Доркас то ли фыркнула, то ли вздохнула.

 — Это Абби. — Она кивнула на другую женщину. — Теперь она будет горничной миссис Редклифф. Она не работала горничной, но когда-то служила в большом доме в Линкольншире, так что видела это. Старый Джим будет камердинером. Пока он работает с остальными людьми, а потом мой муж пришлет его к вам. Он привык быть денщиком в кавалерии.

 — Благодарю вас, — повторил Колин.

После недолгого молчания, Доркас, понизив голос, сказала:

 — Как я слышала от моей матери, вы не знаете про нашу договоренность.

Колин с отвращением взглянул на женщину, он был уже не в состоянии выносить ее дерзость и намеки.

 — Между нами существует единственная договоренность, миссис Рестон, — ледяным тоном произнес он. — Я каждый год плачу вашему мужу и вам значительную сумму, чтобы вы содержали в порядке мое имущество. В результате я обнаружил здесь полное небрежение, грязь и совершенно катастрофическое состояние моего дома. Таким образом, эта договоренность отменяется. В настоящий момент я хочу лишь честных отношений между хозяином и слугами. А вы даже не жили в доме, хотя были наняты следить за ним.

 — Вы должны были знать про договоренность, — повторила она. — И вам лучше продолжать ее, если вы знаете, что полезно для вас. Нас с мужем не просили делать что-нибудь, пока вы не приехали. Когда трещина пошла вверх под угол маленького дома и задела одну сторону, мы подумали, нам лучше жить в деревне, в старом доме моей матери. Мы все делали, что нам говорили. Мы не нарушили свою часть договоренности.

 — То есть вы пытаетесь утверждать, что моя семья в течение многих поколений сознательно платила вам ни за что? Кто же в здравом уме будет это делать?

Доркас Рестон покачала головой и, явно расстроенная, прошептала:

 — Это бумаги, мистер Редклифф. У нас есть бумаги.

 — Бумаги в той хижине? — удивилась Ферн. — Но все это мусор.

Женщина выглядела обиженной.

 — Нет, именно документы, — сказала она, словно это отвергало любые возражения.

 — И что в этих документах? — Колин пытался добиться от нее чего-то более вразумительного.

 — Все, — мрачно ответила Доркас, поджала губы и вышла.

Ферн с недоумением посмотрела ей вслед и перевела взгляд на мужа. Тот лишь пожал плечами, стягивая с кровати покрывала.

 — Теперь чисто, как она и говорила. — Он кивнул на простыни.

 — Спасибо за проверку. — Ферн подошла к нему. — Вряд ли у меня хватило бы духу самой откинуть покрывало. Я до сих пор холодею при воспоминании о последнем сюрпризе.

Женщина, которую Доркас назвала Абби, быстро взглянула на них и продолжила свою работу. Они многозначительно переглянулись. Служанка что-то знала об этом, и если расспросить ее, то могут найтись кое-какие ответы.

Колин поднял брови, кивнув на дверь.

 — Я оставлю тебя освежиться и сменить одежду, хорошо?

 — Было бы очень любезно с твоей стороны. Абби, вы поможете мне?

 — Конечно, мэм, — ответила служанка, пока Колин выходил из комнаты и закрывал за собой дверь.

Ферн слегка волновалась, поскольку не привыкла даже к самому безобидному притворству. Она быстро расстегнула перед лифа.

 — Должно быть, это вы уносили сверху те простыни, — как бы между прочим сказала Ферн. — Вы не знаете причину этой неприятности?

 — В общем-то, мэм, я не совсем уверена, — осторожно произнесла Абби. — Но вроде была одна история...

 — Какая история? — Любопытство пересилило деликатность Ферн.

 — Похоже, мэм, это случилось еще до того, как второй Джон Редклифф построил новый дом, — ответила Абби, занявшись юбками хозяйки. — Старый зал тогда заперли, потом никто уже не пользовался верхними этажами. Люди до сих пор говорят, как он страшно ненавидел это место. Он сбежал шестнадцатилетним мальчишкой, поступил на морскую службу и не возвращался сюда, пока не умерла его мать.

 — Но это же было два с половиной века назад?

 — Около того, мэм.

 — И вы знаете все это? — удивилась Ферн.

К манере, с какой жители Рексмера говорили о столь давних событиях, трудно было привыкнуть. Ловкие руки Абби остановились на последней нижней юбке.

 — Рексмер ведь старая деревня со старой памятью. У нас есть истории еще со времени Завоевателя. Кой-какие времена остаются в памяти — это когда бывает что-то необыкновенное и все меняется. Когда первый Джон Редклифф приехал и женился на Шарлотте Горсинг, было как раз такое время и все, что случилось после. Когда четвертый Джон Редклифф стал виконтом и навсегда уехал из поместья, это было уже другое.

 — Понимаю, — ответила Ферн. — Тогда что же произошло, откуда могли появиться наверху эти пятна?

 — Знаете, мэм, — уже более свободно продолжала Абби, — когда второй Джон Редклифф оставил поместье, в зале появилась девушка, все шито-крыто. Никто даже не мог сказать, откуда она взялась, но Шарлотта Редклифф, мать второго Редклиффа, и Летиция Горсинг, его незамужняя тетка, имели кухарку, та кухарка разболтала в деревне. — Абби фыркнула, видимо, понимая всю тщетность сохранить тайну в столь замкнутом сообществе. — Девушка носила ребенка, ну ее и отослали в Рексмер, чтобы она родила.

 — И кто эта девушка? — спросила Ферн, хотя чувствовала, что очень скоро эта история станет весьма неприятной.

 — Ни Шарлотта Редклифф, ни Летиция Горсинг ни разу не сказали ее имя. Но ведь никто, кроме семьи, не пошлет девушку сюда, чтобы родить побочного ребенка? А Горсинг-Редклиффы имели только одну родственницу.

 — Сестру Элизабет, — сказала Ферн, вспомнив имя, услышанное от викария.

 — К тому времени она уже была Элизабет Фицхью, — уточнила служанка, не удивившись, что хозяйке кое-что известно. — Все тут думают, это должна быть ее дочь.

 — Она умерла?

 — Нет. После нескольких месяцев она уехала... без ребенка, — серьезно ответила Абби, сняв с Ферн последнюю нижнюю юбку и отложив ее в сторону. — Но ведь и тут не осталось никого. Только свежая могила. Судя по тому, что викарий только печально смотрел, когда люди его спрашивали насчет этого, мы думаем, ребенок, должно быть, умер сразу после рождения.

 — Убили? — испугалась Ферн.

Абби пожала плечами.

 — Одни говорят — да, другие — нет. Только я думаю, бедная напуганная девушка никого не убивала. Нет, я считаю, такой молодой девушке было очень трудно родить. — Абби принялась за корсет. — А если родовая комната была там наверху, еще чудо, что девушка не умерла тоже.

 — Но комнату просто оставили... — Ферн поморщилась от резких движений служанки.

 — Вы должны понять, мэм. Шарлотта Редклифф и Летиция Горсинг были к тому времени уже старухами, с головой у них было не в порядке, когда уехал второй Джон. Они только знали, что ребенок умер. Элизабет была младшая, если девушка — ее дочь, то она родила в среднем возрасте. Думаю, сестры вообще не поднимались на верхний этаж после того случая.

 — Там была кухарка, — с сомнением заметила Ферн.

 — Наверняка одна из Рестонов, — ответила Абби. — Другое странное дело, почему то время запомнилось. Рестоны очень долго работали в господском доме, но что-то за это время случилось, они вдруг изменились. После того как первый Джон приехал сюда, Рестоны стали все небрежнее относиться к своим обязанностям, держались особняком, а Редклиффы, похоже, боялись их остановить.

 — Из-за бумаг, — пробормотала Ферн.

 — Порой я слышала, как они шепчутся друг с другом. Только за все мои годы работы тут я не видала никаких бумаг, мэм.

Расстегнув планшетку, Ферн сняла корсет. В голове у нее царил полный сумбур, но ответов стало не больше, чем прежде. Имеют ли бумаги какое-то отношение к девушке? А если да, то какое? Может, она вообще не была родственницей, просто девушкой, которую соблазнил второй Редклифф. Может, об этом узнала кухарка, и с тех пор Редклиффов держали в заложниках угрозой шантажа. Но целые поколения? Возможно, сын и заплатил бы, желая оставить незапятнанным имя отца, или внук, чтобы оградить имя деда, но вряд ли семья могла позволить Рестонам такую свободу в течение двух столетий. Ферн взглянула на кучу снятой одежды, где среди нижних юбок в кармане все еще лежала вторая найденная пачка. Возможно, ответ был в одном из писем. Но если даже и так, она не хотела снова читать их, слышать голос Элизабет Фицхью.

Смешивая в тазу горячую воду из чайника и холодную из кувшина, Абби напевала, уже забыв свою мрачную историю. Но ведь для жителей деревни это были просто легенды, сказки у домашнего очага, с которыми они выросли, странность которых давным-давно стала для них обыденностью.

Не зная, о чем бы еще спросить, Ферн закончила раздеваться, взяла у Абби чистое полотенце и, чтобы отвлечься от печальной темы, сказала:

 — Чего бы я сейчас ни отдала даже за сидячую ванну.

 — Тут должны быть сидячие ванны, где-то в новом зале, — серьезно ответила Абби. — Только муж мой Стерн говорил, они там занимаются рухнувшей крышей, лучше держаться оттуда подальше.

 — Я не прошу тебя об этом, пока мужчины не укрепят крышу. Это мое пожелание, я уже четыре дня не принимала ванну. — «С вечера перед свадьбой», — мысленно прибавила Ферн. Неужели прошло всего четыре дня? А кажется — целая жизнь.

Когда она смыла наконец пот и грязь, наслаждаясь теплом влажного полотенца, Абби дала ей свежее белье и зашнуровала корсет. Надев халат, Ферн села боком на стул.

 — Ты можешь уложить волосы? — почти жалобно спросила она, несмотря на желание выглядеть менее беспомощной.

К сожалению, ее желание ничего не решало. Если горничная это не умеет, у Ферн не было ни времени, ни энергии, ни терпения сейчас учить ее.

 — Не могу сделать вам ничего модного, но хорошо сделаю по своему вкусу, — флегматично ответила Абби.

 — Это будет хорошо и для меня, — заверила Ферн.

Горничная вкалывала последние шпильки ей в волосы, которые впервые за два дня выглядели прилично, когда дверь открылась и вошел Колин. Он слегка изменился, и Ферн не сразу поняла, что он снова чисто выбрит.

 — Я нашел моего камердинера, он приносил брикеты торфа, — сообщил Колин. — Я задержал его, чтобы он меня побрил, и затем велел ему заниматься своим делом. Я предпочитаю иметь хороший, чем правильный узел галстука.

Несмотря на пустоту слов, взгляд, которым он скользнул по комнате, был проницательным. Ферн почувствовала, что в его словах осталось невысказанное.

 — Благодарю, Абби. Если нам пришлют обед в нашу комнату, думаю, сегодня мы поедим здесь. До утра ты мне больше не понадобишься.

 — Да, мэм.

Горничная вышла из комнаты, продолжая напевать, и этот навязчивый мотив тянулся за ней как струйка дыма, пока она спускалась по лестнице.

Ферн выжидающе посмотрела на Колина, и тот вздохнул.

 — Доркас Рестон не сказала, что денщик — это кузен ее мужа. Я сначала думал, что ты немного поторопилась, невзлюбив их семью. Но теперь, увидев этого человека, державшего бритву прямо у моей шеи, я начал разделять твое мнение.

 — Он что-нибудь сказал?

 — Вообще ничего, — ответил Колин. — Надеюсь, что хотя бы твой разговор с горничной оказался более успешным. — Он потер рукой подборок и поморщился. — Завтра побреюсь сам.

Ферн коротко передала ему, что сумела узнать, и он покачал головой.

 — Думаю, это место доводит людей до сумасшествия. Бумаги, внебрачные дети, тайны, безумные женщины. Все это не имеет ни малейшего смысла.

 — Я знаю, — вздохнула Ферн, потирая лоб. — Просто хочу забыть обо всем этом.

Он хищно улыбнулся:

 — Я в состоянии помочь тебе, по крайней мере временно.

 — После обеда, — твердо завила Ферн, несмотря на реакцию своего тела. — У меня голова кружится от голода и усталости, я должна сосредоточиться хотя бы на одном из двух.

Колин начал расстегивать сюртук.

 — Тогда, надеюсь, ты извинишь меня, если я помоюсь.

Раздевался он быстро, не обращая на нее внимания, но вдруг остановился, когда, бросив рубашку на сюртук, заметил угол конверта.

 — Совсем забыл о нем. — Колин вытащил письмо, увидев почерк, слегка поморщился, затем бегло просмотрел содержание. — Написано от имени моего адвоката, но большинство слов принадлежит моим родителям. Кажется, их шокировало мое поведение, и они боятся за мое душевное здоровье. Адвокат лишь повторяет свое незнание дел в Рексмере. Когда мы вернемся, боюсь, моя семья встретит тебя с некоторым подозрением. Моя мать, похоже, думает, что ты своими прихотями лишила меня разума.

 — Боже мой, — испугалась Ферн.

 — Не беспокойся. Мои родители быстро оправляются от всяких мелких травм. Если дела выглядят такими, как они предполагают, то не будут задавать вопросов, что случилось.

Ферн отсутствующе кивнула. Ей впервые пришло в голову, что подумает ее семья. Они даже представить не могут, что она вдруг оказалась где-то еще, кроме Брайтона. Но если об этом узнали родители Колина, то непременно узнают и ее собственные. Как они будут волноваться...

 — Я должна написать родителям. Они с ума сойдут от беспокойства.

 — Ты можешь сделать это завтра утром, когда мы пойдем за почтой.

Колин уже закончил раздевание, опорожнил таз в пустое ведро, потом налил себе чистой воды из чайника и кувшина. Он тщательно вымылся под заинтересованным взглядом Ферн, достал из сундука новые брюки, рубашку и халат, но едва успел сунуть ноги в тапочки, как раздался стук в дверь.

 — Обед. Наконец-то, — сказала Ферн, с некоторым усилием отводя глаза от тела мужа.

Колин открыл дверь, но вместо деревенской женщины с подносом на пороге стоял злобный Джозеф Рестон.

Глава 17

Краем глаза Колин увидел, как Ферн вскочила, едва не опрокинув стул, но сам отреагировал более хитро, встав между непрошеным гостем и женой.

 — Где вы нашли те письма? — прорычал Джозеф Рестон. — Скажите мне!

Сначала Колин подумал, что тот имеет в виду его корреспонденцию.

 — Старые письма? — спросила Ферн. — Они были в спальне...

 — Не ваше дело, где мы нашли письма, принадлежавшие моей семье, — отрезал Колин, с легкостью перекрывая ответ жены и холодно глядя на Рестона. — Вам тут нечего делать. Уходите. И до утра я вас больше не желаю видеть.

Но тот даже не обратил на него внимания, бормоча:

 — Спальня, спальня! Почему старик оставил бумаги в спальне? Он ведь ничего в спальнях не держал.

Рестон несколько раз озадаченно моргнул и перевел взгляд на Колина.

 — Спокойной ночи, — хрипло сказал он и бросился к лестнице, но побежал не вниз, а наверх.

 — Пойти за ним? — вслух подумал Колин, глядя на пустую лестничную площадку.

 — Не надо, прошу тебя, — сказала Ферн. — Он сошел с ума. Слава Богу, его здесь нет, это главное.

Колин захлопнул дверь, запер ее для верности на засов и повернулся, чтобы ответить жене, но ему помешали тяжелые шаги наверху. Он замер, глядя на потолок. Шаги остановились, потом раздался глухой стук, заставивший Ферн подскочить. За секундами тишины последовали непрерывные скрипы и глухие удары.

 — Он разбирает комнату на части, — прошептала она, глаза у нее стали огромными, лицо неестественно побелело.

 — Пойду выгоню его. — Колин потянулся к засову.

 — Нет, пожалуйста. Боюсь, он потерял рассудок. Никто не знает, что он может сделать, а мы даже понятия не имеем, есть ли у него оружие.

Вооруженный человек в его доме, так близко от его жены? Колин почувствовал растущий гнев.

 — Что он там делает? Ищет другие бумаги? — процедил он.

 — Должно быть. Рестон помешался на этих бумагах, хотя они не представляют никакой ценности.

Глухие стуки превратились в резкий треск раздираемой материи. Сквозь щель в потолке спланировало одинокое перо.

 — Он рвет матрас и подушки. — Ферн прижала руку к животу.

Колин снова потянулся к засову, он не мог допустить, чтобы какой-то ненормальный безнаказанно крушил его имущество. Но снова был остановлен: предупреждением Ферн и собственным пониманием, что глупо противостоять такому большому и сильному человеку, не имея оружия в собственных руках. В спальне не было даже каминных щипцов.

 — Будь у меня хотя бы нож, — пробормотал он.

Ферн вздрогнула.

 — Думаю, нам лучше не говорить мистеру Рестону о второй пачке.

 — Лучше не говорить ему, что у меня есть визитные карточки, — фыркнул Колин.

Наверху возникла пауза, и оба невольно замерли. Потом тишину разорвал тонкий, пронзительный вопль, такой нечеловеческий, что у Колина волосы встали дыбом. Постепенно звук становился все ниже, закончившись рычанием, похожим на всхлип.

 — Это мистер Рестон? — прошептала Ферн.

 — Больше некому.

Снова послышались тяжелые шаги, дверь наверху открылась, и Рестон начал спускаться по лестнице. Колин затаил дыхание, не сводя глаз с дубовой двери, единственной преграды, отделявшей их от Рестона. Тот остановился... и пошел дальше, шаги медленно удалялись вниз по лестнице.

Колин расслабился, хотя сердце у него продолжало колотиться. Он вдруг осознал, что инстинктивно напрягся для прыжка за ближайшим оружием, если Рестон начнет ломиться в дверь и засов не выдержит. Это была скамейка, потемневшая от дыма и времени.