— В плане?

— Вот представь себе здоровенного черного волка, бегающего по лесу в ярко-розовой футболке со стразами.

— У меня отродясь таких не было! — я попыталась защитить достоинство своего гардероба.

— Это ты просто не помнишь, во что тебя поначалу наряжала мать, — Костя заулыбался, вспоминая.

— Пап, не уходи от темы.

Отец шумно выдохнул.

— Кости не то чтобы ломаются. Они скорее гудят, как в кабинете стоматолога. Создается неприятная вибрация, только без мерзкого сверления на фоне. Ты хочешь что-то еще узнать?

— Да, — в голове крутился еще один вопрос, но я совсем не знала, как его сформулировать, потому начала неловко: — А я буду, как бы это сказать, чувствовать себя собой?

— Что ты имеешь в виду?

— Когда обращаешься, ты помнишь, что происходило? Понимаешь, чего хочешь? Можешь влиять на процесс или превращаешься в безвольного пассажира на поводу у волка?

— Все не так однозначно, — уклончиво ответил отец. — Ты будешь помнить процесс обращения, мыслить, чувствовать. Волк — часть тебя, а не инородный захватчик, занимающий на время тело. Все действия будут исходить из уже имеющихся желаний и инстинктов. В этом и заключается главный подвох: то, что ты будешь хотеть сделать больше всего, волк сделает без промедления. Его никакие угрызения совести мучить не станут. Волк знает, чего хочет, и не приемлет полумер. И это может оказаться очень опасно для окружающих тебя людей. Во всяком случае, так повелось в нашей семье. У Дроздовых какие-то свои духовные заморочки, слияние с духом даже в обычное время. Не разделяю их взгляды и тебе не советую.

— А для вампиров? Для них мы опасны?

— Для них — в особенности. Мы звенья одной цепи, я объяснял тебе это уже в больнице. Волки контролируют популяцию вампиров, соблюдая баланс. Обезумевшим слабокровкам в цепи места нет. Воспитанники доктора Смирнова — это другая история.

— Получается, в цепи нет места таким, как Ник? Мне казалось, ты хорошо к нему относился до всего.

— Он не был безумен, — отец уточнил немного мягче, будто даже после всего сочувствовал Каримову. — В отличие от его матери. Я считал, что у парня есть шанс стать другим, но ошибался. И эта ошибка предъявила мне счет.

От упоминания Галины у меня свело шею и скулы. После обращения мое тело испытывало почти физическую ненависть к женщине, что ворвалась без спроса в наши жизни и выжгла дотла возведенный фундамент для дома под названием «счастье».

— Если бы я только знала, — задумчиво начала я, но Костя тут же прервал:

— Ты не могла знать. Я думал, ликантропия обойдет тебя стороной, но… первое полнолуние внесет ясность, а пока, — Костя поднялся с постели и с удовольствием потянулся, как пригревшийся на солнце кот, — лучше набирайся сил. Чем спокойнее и чище будут твои мысли перед обращением, тем легче станет в процессе.

— Сколько времени у меня осталось?

— Времени еще полно. — Костя обернулся через плечо: — Есть хочешь?

Я кивнула, и отец поспешно удалился из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Еще одно новое домашнее правило, к которому мне предстояло привыкнуть. С уединением можно было распрощаться.

Я продолжала лежать на постели, прислушиваясь к суете на кухне. Разбор доносящихся звуков действовал на меня успокаивающе. Стоило перестать анализировать, как все мыслимые и немыслимые тона превращались для слуха в нестройный оркестр. Мелодия хаоса заполняла сознание, вытесняя раздражающие зарождающиеся мысли. Пока у меня получалось игнорировать внешний шум только перед сном, если хорошенько устать, что было довольно проблематично в стенах больничной палаты. Спасали ежедневные тренировки без инвентаря. Несколько упражнений мне подсказал Костя, когда тело достаточно окрепло после случая в лесу.

Заставив себя подняться, я села за компьютерный стол и включила ноутбук. Яркость монитора неприятно давила на глаза, и я поспешно вспомнила комбинацию из клавиш, чтобы сделать свет мягче. Когда взаимодействие с ноутбуком перестало причинять физическую боль, я открыла браузер и принялась читать новости за прошедшую неделю. По словам Стаса, его отец на пару с Костей объяснили мое внезапное исчезновение со школьной дискотеки несчастным случаем в лесу. Мне хотелось узнать в деталях, как местные газеты интерпретировали случившееся, ведь нужно было возвращаться в школу. Если друзья, то и дело появляясь в больничной палате, по большей части избегали расспросов, то от других одноклассников подобной заботы ждать не приходилось. Нужно было подготовиться. Версии должны совпадать хотя бы в главном.

Первый же сайт потратил на мою историю примерно с полстраницы. И текст заставил меня ухмыльнуться из-за довольно грубой подачи. Журналист писал, что якобы полицейский Константин Черный позвонил дочери и попросил забрать ключи от дома на подъезде к школе, чтобы не распугать появлением патрульной машины подростков на парковке. Вот только неосторожная дочь, недавно приехавшая в Ксертонь и совершенно не понимающая местного порядка вещей, настолько торопилась вернуться на танцы, что решила срезать путь через лес. Там ее — то есть меня — повстречал один из жителей местной фауны, и эта встреча не прошла для неблагоразумной жительницы мегаполиса бесследно. Бывшая московская жительница Ася Черная была доставлена в скором времени в больницу благодаря внимательному однокласснику Станиславу Смирнову — юноше из семьи потомков основателей города, прекрасно осведомленному об опасностях дикой природы. Он очень своевременно заметил, как девушка направилась в лес. Стас предстал в статье настоящим героем на страже легкомысленных приезжих. Смирнов отпугнул напавшего зверя, прежде чем случилось непоправимое, потому Черной удалось отделаться серьезным ушибом и парой царапин.

Когда я стала «московской жительницей» — осталось загадкой, однако тон статьи сочился осуждением. Журналист показал меня представительницей некоего недалекого класса, не приспособленного к жизни вне городских благ. Было странно читать подобную статью. Разве журналистика не должна строиться на подкрепленных фактах, проверке? Если бы человек меньше заботился об очевидной личной неприязни ко мне и сконцентрировался бы на сборе существующей информации, то очень скоро заметил бы, что росла я никак не в Москве, а в Ростове. Впрочем, должно быть, у автора статьи были свои интересы и желания, которые едва ли совпадали со стремлением рассказывать людям правду. Не могла его осуждать. Все же, если бы журналист выполнил работу как положено, у него бы возникло много вопросов. Даже в короткой статье я легко угадывала несоответствия в рассказах очевидцев.

К примеру, мой отец вовсе не работал в Хеллоуин. Лишь недавно я узнала, что Костя редко брал смены во второй половине дня и обязательно заботился о том, чтобы выходные выпадали на полнолуние и весь следующий день. Так, тридцать первого числа отец в очередной раз солгал о срочном вызове на службу и постарался убраться подальше в лес для охоты. В полнолуние оборотень был сильнее всего, а потому Костя не упускал шанса и выслеживал в наших краях дичь поопаснее, поизощреннее. В реальности отец и правда был недалеко от школы. Стоило Косте почувствовать запах крови, он рванул в сторону лесной опушки, где Ник обманом пытался меня обратить по наставлению своей матери, упустив из виду одну деталь: наследственность. Лишь теперь, задним числом, я понимала, что не так было в наших отношениях и почему, стоило Каримову ко мне едва прикоснуться или заглянуть в глаза, как мысли подменялись одна на другую. Тяга, которую я воспринимала за желания сердца, на деле оказалась жалкой манипуляцией голубоглазого вампира.

Галина в тот день так и не смогла вкусить сладкий плод мести, расплатившись жизнью. Подробностей я не знала, а отец не стремился их выдавать, радуясь, что после его появления на поляне дочь скоро отключилась и не увидела происходящего. Нику же удалось уйти. По крайней мере, меня в этом по очереди заверили доктор Смирнов, Костя и Стас. Самое странное, что новость о Галине отдавалась во мне сожалением с легкой долей грусти из-за истории ее жизни и того, чем она стала. Никто не в силах был помочь одинокой и безумной женщине вроде нее. Я не хотела, чтобы груз ответственности за ее смерть лег на мои плечи, но именно этим события и обернулись: не окажись я на поляне, отец не попытался бы спасти меня от Ника, а Галина — сына от оборотня. Судьба свела двух природных врагов в схватке, и лишь один вышел из нее победителем. Я часто думала, можно ли было помочь Галине измениться, но понимала — путь назад растворился вместе с остатками души вампирши задолго до нашей встречи.

С Ником все обстояло иначе. Я ненавидела Никиту за фарс, что развернул мою жизнь на сто восемьдесят градусов. За обман и принуждение, за то, что он сделал меня неспособной отделить искренние желания и порывы от ложных. Его мать не манипулировала мной. Он мог отказаться, не впутывать меня в грязную историю с местью, но Каримов сделал свой выбор. Лишь теперь я знаю, как отличить чужое наваждение от внутреннего голоса, но воспоминания — с ними уже ничего не сделать. Разноцветные снимки обернулись серым пеплом.