Глава 3

Я боком протиснулась в кабинет на негнущихся ногах. Директор смотрел на меня тяжелым взглядом, и я подумала, понимает ли он, как я волнуюсь. Жестом предложив мне сесть, он продолжал писать, пока я вертела в руках злосчастный список. Через некоторое время Хардвик отложил ручку и откинулся на спинку стула.

— Итак, мисс Джонс?

Момент настал, и я лишилась дара речи. Он ждал, пока я что-нибудь произнесу, и улыбнулся, вероятно, чтобы подбодрить меня.

— Никак не можете начать?

— Дело в том… я… я по поводу этого. — В отчаянии я положила листок на его стол.

Он взял его в руки.

— Немного помят. Чем же он заслужил такое обращение? — Директор прочитал бумагу и нахмурился. Его густые черные брови почти сошлись на переносице, когда он поднял на меня глаза. — Теперь я понимаю, почему вы так нервничаете. Наверное, вся дрожите от страха?

— Я вам уже говорила, мистер Хардвик, о комитете. Так вот, вчера они провели первое заседание, и здесь перечислены принятые ими решения.

— Почему «они», а не «мы»?

— Простите, нужно было сказать «мы». Я заранее согласилась со всеми их решениями.

Он недоуменно поднял брови и отложил список.

— Раз уж вы исполняете роль почтового голубя между преподавательским составом и мной, будьте добры, расскажите мне, что же все-таки произошло на этом собрании.

— Я не знаю, мистер Хардвик, меня там не было. Я ходила к зубному врачу.

— Тогда что, ради всего святого, вы здесь делаете? — раздраженно повысил он голос. — Почему не пришел кто-нибудь другой?

— Потому что они выбрали меня своим представителем.

— В ваше отсутствие?

Я кивнула.

— Без вашего согласия?

— Я заранее согласилась со всеми их решениями.

— Вы поступили крайне опрометчиво, мисс Джонс.

— Поэтому, понимаете, я должна была прийти. Раз они меня выбрали.

— Хотелось бы мне знать почему, — прищурился он. — В подобных обстоятельствах вы не способны четко выражать свои мысли, и они должны бы понимать, что от вас нет никакого проку.

— Я именно так им и говорила, — обрадовалась я, — но они все равно настояли на своем.

— Теперь мне все ясно. По вашим обмолвкам они заключили, что вы пользуетесь моей благосклонностью, что я выслушаю все, что вы мне скажете, и выполню все ваши просьбы. — Он забарабанил пальцами по столу. — А с чего они взяли, что я буду вас слушать и не выгоню вас вон?

— Вы этого не сделаете, мистер Хардвик, — натужно улыбнулась я. — Для этого вы слишком благородны.

Он встал, медленно обошел стол и остановился передо мной, положив руки в карманы.

— Не будьте в этом так уверены, мисс Джонс. Не вынуждайте меня. Предупреждаю вас, мое благородство — впечатление чисто поверхностное.

Я вспыхнула и отвернулась. Он несколько минут сверлил меня взглядом, потом вернулся на свое место.

— Кроме того, они назначили мне в помощники Уэйна. — Я в ужасе замолчала, сообразив, что снова проговорилась.

— Вот видите, вы ничего не можете скрыть! — мгновенно отреагировал он.

— Я уже говорила вам, что мне нельзя доверять, — с горечью ответила я.

— И почему Уэйн, — он произнес его имя с неприязнью, — не пошел с вами? Кажется, я слышал его голос за дверью? Ну и что же он сделал? Похлопал вас по плечу, а сам дал деру? Почему он не вошел вместе с вами и не выполнил свою часть работы?

Я знала ответ, но не могла его произнести. Наступило долгое молчание. Он изучал список, потом бросил его на стол, словно тот был перепачкан грязью.

— Должен вам сказать, что мое первое нововведение уже получило негативную оценку. Ко мне приходил доктор Уинзор по поводу отмены школьных мантий. Он возражал против моего распоряжения. Он также выразил недовольство нынешним положением вещей в школе, сообщив, что группа учителей мутит воду, и в числе смутьянов назвал вас, Трейси.

— Он назвал меня смутьянкой? Но ведь я только сказала, и многие со мной согласились, что некоторые изменения пойдут школе на пользу, сделают ее более современной. И еще я считаю, что необходимо улучшить рабочие условия для учителей. В конце концов, — я заглянула ему в глаза, — я помню, как вы… однажды… сказали мне, что хотели бы внести некоторые изменения, если у вас появится такая возможность. Значит, доктор Уинзор в таком случае назвал бы смутьяном и вас?

Брет встал и прошелся по комнате.

— В такой школе, как наша, живут традиции, приверженность к прошлому, понимаете? Многие по-прежнему считают: что было хорошо для моего дедушки, то хорошо и для меня. — Он остановился передо мной. — Поэтому, Трейси я должен продвигаться осторожно, медленно, тактично. Теперь, когда я наделен властью и могу изменить жизнь и привычки людей, я должен использовать эту власть умно и дипломатично. — Он приподнял меня со стула и сжал мои руки. — Вы доверяете мне, Трейси? Сможете вы сдержать свое естественное стремление изменить все к лучшему? Сможете вы обуздать своих коллег, вместо того чтобы позволять им использовать себя в своих целях?

Я попыталась высвободить руки, но он продолжал крепко держать меня.

— Вы можете потерпеть? Подождите немного, совсем чуть-чуть. Мы будем двигаться вместе. Для меня это все тоже внове. Мне понадобится ваша помощь. — Он отпустил мои руки, вернулся к столу и взял бумагу. — Я просмотрю ваши требования, обдумаю, но обещать ничего не могу. Это пока все, мисс Джонс, и спасибо, что пришли.

Дженни дожидалась меня в учительской во время обеденного перерыва.

— Ну как, Трейси? Директор согласился с нашими требованиями?

— Ты, наверное, шутишь, Дженни? Он ничего не обещал. Сказал только, что просмотрит наш список и подумает.

— Мне это нравится! Придется надавить на него.

— Не надо, Дженни, — остановила ее я. — Он сказал, что еще не совсем освоился в новой должности и хочет идти своим путем. Он просил нас потерпеть, нужно дать ему время все как следует обдумать.

Дженни пожала плечами:

— Хорошо, но много времени мы ему не дадим. Многие вещи давно требуют изменений. Мы не можем терпеть вечно.

— В следующий раз иди к нему сама, — посоветовала я. — Тогда все сама увидишь. Боюсь, от меня было мало толку.

— Но, Трейси, мы послали тебя, потому что слышали… мы думали, будто вы двое… — Тут она заметила входившего учителя и крикнула: — Пэт, ты мне нужна! Подожди минутку. Ну ладно, Трейси, все равно спасибо, что хоть попыталась.

За весь день Уэйн ни разу не попался мне на глаза, и я решила, что ему стало стыдно. Но когда вечером он заявился ко мне домой, то вел себя как ни в чем не бывало.

— Зачем ты пришел? — Я окатила его ледяным взглядом.

— Увидеться с лучшей девушкой на свете, птичка. Зачем же еще?

— А я не очень-то рада тебя видеть.

— Все еще обижаешься за то, что я бросил тебя у кабинета директора?

— Да. И в результате ничего хорошего не получилось.

— Дженни мне говорила. Понимаешь, — он уселся в кресло, — я думал, что ты имеешь на него влияние. Ходят слухи, будто вы с ним большие друзья.

— Ты в своем уме, Уэйн? Ты что, действительно так думаешь? Меня уже несколько раз предупреждали насчет него, кроме того, есть еще эта его экономка. На сто процентов уверена, что он собирается на ней жениться. Она привлекательная и почти его ровесница.

— Откуда ты все это знаешь, милая? Ты ее видела?

Избить меня мало! Я покраснела до кончиков волос, что не прошло незамеченным для Уэйна.

— Ну да, я видела ее на днях. Я заходила к нему домой…

— Вот как? Ну-ка, давай рассказывай!

— Я только хотела попросить у него глобус. Школьный совсем развалился, и я спросила, нельзя ли воспользоваться его глобусом.

— Значит, вот почему он опять стоит в кабинете географии! Ты хочешь сказать, что он действительно разрешил тебе им пользоваться? Считай, что тебе оказана большая честь. Он относится к глобусу как к величайшей ценности, мы все это видели, когда раньше он приносил его в школу. Похоже, ты все-таки имеешь на него какое-то влияние.

— Да нет же, уверяю тебя, Уэйн. — Я чуть не добавила «к сожалению», но вовремя остановилась.

Вероятно, мои мысли были написаны на моем лице, потому что Уэйн сказал:

— Не расстраивайся, Трейси! — Он помахал передо мной безымянным пальцем. — Но кольца от него и не жди. Он давно дал понять, что больше в эти игры не играет. И даже не сидит на скамейке запасных — просто не участвует.

— Можешь мне не рассказывать! — отрезала я и села к столу, пытаясь продолжить писать конспект.

Он потер подбородок и внимательно посмотрел на меня:

— Но все же интересно…

— Что?

Он лениво потянулся и встал.

— Так, ходят разные слухи. Ну, раз ты решила превратиться в снежную королеву, я, пожалуй, пойду.

— Прости, Уйэн, — улыбнулась я и, подойдя к нему, тронула его за отвороты пиджака. — У меня сегодня неважное настроение.

— Вижу. — Он поцеловал меня. — Значит, я прощен?

Я кивнула.

Он остановился в дверях и кивнул в сторону комнаты Дайны:

— А где сегодня эта красавица? Гуляет с возлюбленным?

— О, с одним из них. У нее большой выбор. Ты хочешь, чтобы тебя тоже внесли в этот список?

— На первый взгляд да. Но сначала нужно… э-э-э… узнать ее… как бы это сказать… немного поближе.

Я вытолкала его за дверь.

— Ох уж эти мужчины! — вздохнула я и помахала ему вслед рукой.

Несколько дней спустя я заканчивала последний урок перед утренним перерывом, как вдруг в дверь постучали, и в кабинет вошла секретарша директора.

— Мисс Джонс, у меня сообщение от мистера Хардвика. Он просит вас не откладывая зайти к нему. Извините, что не предупредила заранее.

Я взглянула на часы:

— Но сейчас перерыв, миссис Уилкинсон. Может, он просто не знает, который час? Думаю, он не будет возражать, если я сначала выпью кофе?

— Прошу прощения, мисс Джонс, но он сказал «немедленно». Меня он отправил пить кофе, так что вряд ли он забыл. — Она понизила голос, чтобы нас не услышали мальчики. — На вашем месте я бы не стала задерживаться: он в ужасном настроении.

Я отпустила детей и тотчас пошла в кабинет Брета. Он поднял голову, и его лицо потемнело от гнева. Он даже не предложил мне сесть и сразу набросился на меня:

— Очень хорошо, что вы так быстро пришли! Я готов разорвать вас на кусочки.

— Что я сделала на этот раз? — недоуменно спросила я.

— Я вам скажу, что вы сделали. Я только что вернулся с заседания комитета по образованию. Главный методист сообщил мне с самым лицемерным видом, что по городу ходят слухи, будто я, — он ткнул пальцем себя в грудь, — завел интрижку с учительницей из своей школы, что мы провели вместе ночь на болоте, что теперь у нас тайный роман, и если я в ближайшее время не женюсь на ней и не сделаю ее «честной женщиной», то мое директорство будет под угрозой. И это притом, что мне совсем недавно удалось наконец вернуть себе доброе имя, которое подпортила моя покойная жена. Думаю, все это оправдывает мое желание разорвать виновного на кусочки!

Хардвик перевел дыхание, и я попыталась сказать несколько слов в свою защиту, но он уничтожил мои слабые попытки, словно садовый каток букашку.

— Женщина, о которой мы говорим, — на случай, если до вашей пустой головы еще не дошло, — это не моя экономка, как можно было бы предположить, а вы, ВЫ!

Он обошел вокруг стола.

— Теперь видите, до чего вас… и меня довела несдержанность языка? — Он отошел. — Некоторые целомудренные дамы звонили в комитет по образованию и требовали снять меня с должности. Возмущенные родители требовали оградить своих сыновей от моего пагубного влияния. Были и другие, главным образом благочестивые старые джентльмены, которые требовали и вашего увольнения.

Я опустилась на стул. Теперь все встало на свои места — загадочные замечания Уэйна, идея Дженни послать меня к директору, чтобы я использовала свое «влияние».

— Но при чем тут я? — только и смогла вымолвить я.

— А кто ж еще? К своему ужасу, я уже понял, что вы совершенно не умеете себя контролировать. Что, для вас не существует ничего святого? Вам обязательно нужно с детской непосредственностью рассказывать всем и вся о той совершенно невинной ночи, которую мы провели на болотах?

Я знала, что будет дальше. Я покорно склонила голову и ждала, когда взмах топора вдребезги разобьет мою мечту. Удар оказался быстрым и смертельным. И окончательным.

— Какие, — язвительно продолжал он, — мысли могли прийти в вашу голову с крошечным, недоразвитым умишком после тех, ничего не значащих минут в тумане? Какую романтическую чепуху вы напридумывали в своих детских фантазиях? — усмехнулся он. — Неужели вы настолько наивны, что после нескольких ободряющих слов в темноте решили, что мужчина в вас по уши влюбился?

Я не могла найти ответа на эти вопросы и только покачала головой:

— Я могу сказать только одно, мистер Хардвик, — я никому ничего не говорила.

Он напряженно молчал, явно желая мне поверить.

— Никому? Ни единой душе? Вы можете в этом поклясться?

Я вспомнила Дайну и Уэйна.

— Нет, — прошептала я, — поклясться не могу.

Он стукнул кулаком по столу:

— Так и знал! Я знал! Вы сами — источник этой лжи и сплетен!

Я встала. Мне нужно было выйти из этого кабинета, пока я еще не задохнулась. Я не собиралась ждать, когда меня попросят удалиться. Подойдя к двери, я обернулась. Нужно было что-нибудь сказать в свою защиту. И я сказала:

— Я не наивная. Я не ребенок. Я взрослая, зрелая женщина и, следовательно, способна контролировать свои эмоции. Я никогда не позволяю себе воображать любовь там, где ее нет. Еще в детстве я научилась справляться со своими чувствами, слушая ссоры своих любящих родителей.

Мне хотелось, чтобы он посмотрел на меня, но он что-то, не отрывая глаз, чертил карандашом в своем блокноте. Может быть, он меня вовсе и не слышал.

— Прошу вас, не считайте себя ничем мне обязанным из-за тех… моментов в тумане. Как и для вас, они для меня ничего не значат.

В этот момент он с такой силой нажал на карандаш, что тот сломался.

— Уверена, не я источник этих сплетен. Как бы я могла им быть, если все, что произошло на болотах, было настолько тривиальным… настолько несущественным?

Я выбежала из кабинета и бросилась в туалетную комнату. Там я вытерла слезы и припудрила нос. Оставшиеся уроки я вела как автомат. В последний раз воспользовалась глобусом с подсветкой. Теперь его хозяин может забрать его домой.

Если бы я только могла быть уверена, что не я виновата в этих слухах! Надо будет спросить Уэйна и Дайну, скольким людям они рассказали то, что услышали от меня.

После окончания последнего урока вокруг моего стола собралось несколько мальчишек, но я так раздраженно с ними говорила, что они, почувствовав мое настроение, обиделись и ушли. Я расстроилась, потому что они не привыкли к такому обращению, но мне нужно было побыть одной и подумать, надеясь еще поймать Уэйна до его ухода домой.

Я отнесла глобус директора в небольшую кладовую, примыкающую к кабинету географии. Осторожно поставила его на полку и повернулась к двери. Мой локоть задел деревянную подставку, и глобус опрокинулся. Я повернулась слишком поздно и не успела подхватить его. Он грохнулся на пол с ужасающим треском, и мне оставалось только стоять и смотреть на него, лежавшего на боку, словно раненое животное.

Опустившись на корточки, я с бьющимся сердцем осмотрела глобус. Мне было страшно до него дотронуться. На первый взгляд казалось, что с ним все в порядке. Я подняла его и услышала звон стекла внутри. По деревянной подставке проходила трещина, словно после землетрясения. На боку красовалась вмятина размером с блюдце.

Трясущейся рукой я вставила шнур в розетку. Естественно, подсветка не зажглась, значит, лампочка внутри разбилась. Мне хотелось убежать куда-нибудь подальше и спрятаться. «Берегите его как зеницу ока, — предупреждал Брет. — Он стоит целое состояние».

«Он оказал тебе большую честь, позволив взять его», — сказал Уэйн. А теперь я его сломала и снова подвела Брета Хардвика. Я должна все рассказать ему, и чем раньше, тем лучше. И снять этот груз со своей совести. Я выглянула за дверь. Видимо, до Хардвика дошли мои импульсы, потому что именно в это мгновение он появился в коридоре.

— Вы все еще здесь, мисс Джонс?

Легче от его учтивого тона мне не стало.

— Уже поздно.

«Нужно сказать ему прямо сейчас, не откладывая на завтра», — твердила я себе.

— Мистер… мистер Хардвик, не могли бы вы зайти в кабинет географии?

— Зачем? — Он резко остановился, заметив выражение моего лица. — Что-нибудь случилось?

Я мотнула головой в сторону кладовой, и он прошел туда. Я не могла выдавить из себя ни слова, а потому медленно проследовала за ним и тут же услышала его гневную ругань.

Он, так же как и я только что, уставился на глобус, наклонился, осмотрел его и снова положил на пол.

— Кто это сделал?

Я молчала и по-прежнему не могла произнести ни слова.

— Кто-то из мальчишек?

Я должна ему сказать, должна!..

— Это я, мистер Хардвик, — прошептала я наконец.

— Вы? Это сделали вы? — Он мгновенно пришел в ярость. — С какой целью? Решили таким образом отомстить мне?

— Что? Как вы могли такое подумать? — в отчаянии пыталась я разубедить его. — Это произошло случайно, мистер Хардвик, случайно, случайно!.. — Я должна заставить его поверить мне.

Вероятно, мне все-таки это удалось.

— Прекратите! — вдруг приказал он. — Полагаю, я должен вам поверить. Кое-что я про вас уже понял — вы можете вести себя непоследовательно, но всегда говорите правду.

— Мне ужасно жаль, мистер Хардвик. Я оплачу ремонт и, если понадобится, куплю новый глобус.

— Не говорите глупости, мисс Джонс! Он стоит больших денег.

Брет поднял разбитый глобус, отнес в кабинет и аккуратно положил на учительский стол. Я стояла рядом и смотрела, как он извлекает сферу из сломанной подставки. Осторожно, словно мать, ухаживающая за больным ребенком, разделил глобус на две половины.

Из разбитой лампочки посыпались осколки. Я инстинктивно протянула руку, чтобы поймать их. Несколько крупных стекол упали мне на ладонь. Я машинально придавила их другой рукой, чтобы они не упали на пол и не разбились на мелкие кусочки.

И почувствовала, что обрезала ладони и у меня пошла кровь. Я изумленно смотрела, как она капает на пол.

— О! — грустно, с состраданием к самой себе произнесла я. — Вот это да.

Директор повернулся, и тоже увидев кровь, тяжело вздохнул:

— Господи, этого еще не хватало!

Он положил обе половинки глобуса, взял меня за руки и подвел к мусорной корзине. Потом перевернул мои руки ладонями вниз, и в нее посыпались стекла. Он внимательно их осмотрел.

— Так и есть, несколько маленьких осколков застряли. Идемте к раковине. — Он подтолкнул меня к ней — кровь теперь в буквальном смысле лилась на пол, — включил холодную воду и велел мне держать под водой руки, пока он не вернется. — Нужно смыть все мельчайшие остатки стекла!

Ледяная вода лилась на мои руки, смывая кровь и осколки. Когда кожа стала чистой, я увидела, что повреждена только одна рука, но рана производила жуткое впечатление — правую ладонь рассекал четкий, полукруглый разрез.

— О Боже! — пробормотала я. — Лучше бы я была полноценной левшой.

— Что значит — полноценной? — Брет уже вернулся и искал что-то в аптечке первой помощи.