Я заволновался:

— Не может быть! Сами посмотрите, вот же приглашение!

— Тоже мне доказательство. Знаешь, как часто их воруют? Ладно, давай посмотрю.

Я схватил со стола свиток и протянул проводнику. Письмо заворчало и попыталось удрать, но проводник цепко ухватил его за крылышки и принялся щекотать. Свиток захихикал и развернулся. Соня моментально цапнула его и растянула у проводника перед носом. Тот прочитал первую строчку и присвистнул:

— Так ты Везучий Неудачник! Вот это да! Первый за последние пять лет! Так и запишем: Мэтью Грэнвилл, через Вокзальные ворота. Приложи-ка сюда палец, только послюнявь хорошенько. Ага, вот так. Сейчас Карпетаун видно будет, — хочешь посмотреть?

Больной огненной трясучкой позавидовал бы той энергии, с какой я закивал головой. Соня деловито скрутила свиток и вернула мне. И тут же свернулась клубком, даже похрапывать стала.

Я высунулся потрогать облако, но так и застыл: прямо передо мной был Карпетаун. Солнце уже садилось, и все башни и кварталы, мосты и дома начали передвигаться. Они менялись местами, как будто танцевали; даже деревья куда-то скользили и кружились; колокола Магистрата и ночные фонарики звенели. Неподвижным оставался большой замок — знаменитая Школа Магии Карпетауна. Огромный разноцветный ковер, на котором стоял город, потихоньку поднимался вверх, видно было, как дежурные маги торопливо сматывают лестницы и дорожки, а на дозорные башни взлетают Стражи.

— Красиво, правда? Каждый раз удивляюсь, как он держится, особенно когда дома вечером передвигаются. То-то они на своем равновесии помешаны. Их понять-то можно: мало того, что с ветром надо бороться, всякие там магические колебания тоже влияют. Помню, давно, когда взрыв был, еле удержали эту махину. Представляешь, если б рухнуло? Небось всему б Окружью досталось взрывом. Вот выучишься, иди в Ткачи или Вышивальщицы — это у них самые уважаемые люди. Будешь ковром управлять.

Проводник достал из кармана флакончик и выдул из него пузырь. Деловито запихал в него свою грязную бумажку и выпустил в окно, в которое то и дело заскакивали светобуквы указателей.

— Все, надеюсь, ты справишься и войдешь через свои Ворота, а то придется ночевать прямо на вокзале. Приглашение-то не потерял?

Мэтью Грэнвилл никогда ничего не теряет, хотел сказать я, демонстрируя свиток. И в этот момент вагон резко ухнул куда-то вниз, а письмо, наоборот, рвануло вверх. Душа моя метнулась за приглашением, но коварное тело последовало за поездом. Только теперь я понял, как важна гармония. Хотя в данном случае нужнее был сачок.

Чертов свиток нежно трепетал крылышками, сидя на оконной раме. Соня проснулась и хищно облизнулась. Мы с ней одновременно прыгнули к окну, но она успела раньше. Крылышки возмущенно трепыхались в зубах. Соня извивалась и пыталась вырваться, но я крепко держал ее за задние лапы. Все-таки не зря человек — царь природы. Интеллект — страшная сила. Почему-то эта мысль так поразила меня, что очнулся я уже на полу. Было совсем темно.

— Вот, приложи холодное, сейчас пройдет, — сочувственно бормотал проводник. — Это ж как неудачно вышло… Сколько раз говорил им: эти знаки хулиганят и лезут в окна…

Нехорошее предчувствие закралось мне в душу. Как только примочки подействовали, я разлепил глаза и чуть не завыл от обиды: под правым глазом явно проступали буквы «бро», под левым — «жа». «Добро пожаловать», дорогой Мэтью! Да эти светобуквы не сойдут и за неделю! И как я появлюсь на конкурсе в таком виде?!

— Надеюсь, на Ворота это не повлияет, — озабоченно сказал проводник, усаживая соню на фуражку. Та еще дулась на меня. — Пойдем, пора.

Я наскоро собрал вещи и вышел из вагона. Левая рука твердо сжимала приглашение. Народу на платформе было немного, и все двинули к большой льдисто-серебряной арке. Мне показалось, что я заметил в толпе девчонку и крепыша. Над каждым, кто проходил через арку, вспыхивало такое красивое сияние, что я засмотрелся и не сразу понял, что кто-то дергает меня за рукав.

— Тебе не сюда. Тебе в свои Ворота. Мой совет — попробуй подружиться. Ну, удачи, Везучий Неудачник! — И проводник запрыгнул на подножку поезда, который уже разгонялся. Он замахал мне фуражкой, в которую мертвой хваткой вцепилась соня. Теперь понятно, почему она такая тренированная.

Я принялся оглядываться, но ничего похожего на ворота, дверь или хотя бы калитку не было. Да что там, меня бы устроил даже кошачий лаз. В арку зашел последний пассажир, и я немного запаниковал: теперь даже спросить не у кого, что это за ворота такие! А уже здорово стемнело. Я глянул вниз и отвернулся: со всех сторон была пустота. Платформа висела в воздухе, выхода всего два — или к поезду, или в город. И все уже разошлись.

Нет, все-таки повезло: какой-то парень остался на платформе и нетерпеливо раскачивался на носках взад-вперед. Отвратительная привычка. Он мне вообще не понравился: вид какой-то неопрятный, руки болтаются, то нос почешет, то в ухе поковыряется. И одежда слишком вычурная, как говорит… говорила мама.

Но выбора не было, я сложил чемоданы в кучу и подошел к дылде. Вытаращенные карие глаза. Поджатые губы. Наморщенный нос. На меня смотрел я. Это я?!

Минут пять я просто тупо пялился. Потом обошел кругом. Двойник сердито взглянул на меня и снова принялся раскачиваться на носках. Потом поковырялся в носу и облизал палец. Мне стало плохо. Я всерьез задумался, а не довести ли симметрию до совершенства. Ему явно не хватало шишки на лбу и синяка под глазом. Светобуквы я был готов простить.

Над стеной вспыхнули фейерверки, заиграла музыка, и я очнулся. В этот раз приглашение развернулось за минуту, но ничего нового в нем не было — конкурс, не потеряйте, бла-бла-бла. Что делать-то? Признаюсь: Мэтью Грэнвилл — сильный духом человек, но в этот раз я был близок к отчаянью. Было б хоть у кого спросить… Но поезд уехал. А ведь проводник что-то такое говорил, точно! Советовал подружиться!

С надеждой я взглянул на мистера Грэнвилла. И зажмурился. Ну как можно подружиться с этим страшилищем?!

— Привет, — дрогнувшим голосом сказал я.

— Привет, — проскрепищал двойник.

Ненавижу этот голос.

— Не знаешь, случайно, как мне попасть в город?

На его лице появилось такое грустное выражение, что мне стало его жалко.

— Мне нужно в город. Подскажи как, а?

Мэтью Грэнвилл-2 поежился, как от холодного ветра, и отвернулся. Он стал какой-то маленький и несчастный.

— Слушай, не обижайся, я понимаю, ты не виноват. — Я положил руку ему на плечо. Оно было мягким и теплым.

Двойник исподлобья посмотрел на меня. В его глазах были слезы, и я сам не понял, как обнял его. На миг я почувствовал теплое дыхание и знакомый запах, потом меня скрутило и закружило в пустоте. Я как будто нырнул в двойника и прошел сквозь него. Он исчез, все мое тело мерцало какими-то синими переливами, а в руке оказался пузырь с грязным обрывком бумаги.

Я добрел до чемоданов, забрал вещи и пошел к арке. Перед тем как войти в Карпетаун, я оглянулся: на платформе было пусто. Что ж, прощай, старая жизнь! Мэтью Грэнвилл идет к мечте! И я шагнул за льдистую завесу, готовый ко всему.

Не произошло вообще ничего. Надо мной не разрывались молнии, не грохотал гром. Земля не вращалась под ногами, не набрасывались драконы. Было тихо и душно. От этого мне почему-то стало не по себе. Приглашение пискнуло и намоталось на руку. Стараясь ни о чем не думать, я двинул вперед, пока не выскочил на небольшую круглую площадь. Было темно; уже поднимались вверх фонари, вкусно пахло едой. Мы с приглашением стали озираться, куда идти дальше. На другой стороне был павильон со скромной надписью: «Регистрация». От него как раз отходила какая-то девочка, она плакала. Окошко павильона медленно-медленно опускалось.

Потом я много раз слышал историю об Ужасе-из-Ворот, который вихрем пронесся по площади Уютного Вечера, сшибая все на своем пути и распугивая прохожих дикими воплями и светом дьявольских глаз. Только врожденная скромность не позволяет мне рассказать правду о том великом забеге.

Но когда до цели осталась всего пара шагов, я понял: не успеть. Окошко почти закрылось, просвечивала только узкая щель. И тут не выдержало мое приглашение. Оно отцепилось от руки и метнулось вперед на бреющем полете. В последний миг письмо успело просунуть в щель свое крылышко. Окошко задергалось и поползло вверх, в проеме показалась улыбающаяся старушка.

Хоть и впопыхах, но я любезно представился и помахал довольным приглашением. Взгляд старушки застыл, но она продолжала улыбаться и все так же кивать головой. Я показал на чемоданы, громко назвал свое имя и вопросительно посмотрел на нее. Старушка улыбалась и кивала. Я обратился к ней на всех известных мне языках, даже исполнил танец-приветствие дрыгу. Старушка улыбалась и кивала как заведенная. Я замолчал, соображая, что делать. Старушка медленно сползла куда-то вниз. В павильоне что-то грохнулось. Урок на будущее: не стоит так поражать людей своими языковыми талантами.

Через минуту я объяснял очень рассерженной пожилой леди, что «до темноты» — крайне растяжимое определение.