Я кивнула. Из-за смены начальника полиции нам пришлось переехать за сотни вёрст. Если полицейские начнут нас преследовать, то мы оба можем оказаться в тюрьме. Или будем вынуждены заплатить огромный штраф.

Ни того, ни другого мне бы не хотелось испытать. Разумеется, отец выплатит штраф за меня, поскольку у меня нет своих денег. Но иметь дело с полицией… Лучше уж действительно пойти на небольшие уступки клиентам.

А отец вдруг продолжил.

— Конечно, в только что взятой крови в разы больше жизненной энергии, но твоя кровь тем и уникальна, что может взаимодействовать даже с такой — взятой из холодильника.

Я зарделась от похвалы. Отец сказал, что моя кровь уникальна.

И правда, замечательный день.

Когда и моя кровь в блюдце запенилась, отец оглядел стол и слегка ругнулся.

— Принеси мне бюкс, — он кивнул на шкафчик.

Я открыла прозрачную дверцу и оглядела полки с разнообразной стеклянной посудой. Ну и что такое бюкс?

— Это баночка с плотной крышкой! — нетерпеливо пояснил отец, будто прочитав мои растерянные мысли.

Бюкс тут же нашёлся. Он стоял на верхней полке и подмигивал круглой шишечкой на крышке.

— Быстрее! Реакция сейчас закончится! — поторопил меня магистр.

Я схватила бюкс и поставила его на стол.

— Открой!

Я сняла крышку, после чего она так и осталась у меня в руке. А я мысленно ругала себя. Ведь видела же, как отец соединяет кровь в такой баночке. Могла бы сразу догадаться, что это и есть тот самый бюкс.

Но обычно всё необходимое уже было приготовлено. Я не обращала особого внимания на посуду и уж тем более не знала, как она называется.

К тому же обыкновенно в этот момент в лаборатории присутствовали будущие родители, не успевшие уйти после забора крови. Правда, они всегда наблюдали за процессом со стороны и не решались лезть под руку, чтобы не мешать магистру. И всё равно я то и дело отвлекалась на тихие разговоры, производимые платьем шорохи и другие звуки.

В общем, я виновата. Впредь должна быть внимательнее, чтобы не вызывать недовольство отца в такие ответственные моменты.

А на столе начиналось настоящее чудо.

Магистр взял первое блюдце (я пообещала себе найти в библиотеке книгу, в которой есть название для каждого предмета в лаборатории), помешал красную пену три раза против часовой стрелки. А затем заткнул верх стеклянной трубочки большим пальцем. Пузырьки тут же устремились в неё. Со стороны казалось, что они наделены жизнью и двигаются самостоятельно, потому что никаких магических манипуляций со стороны отца я по-прежнему не замечала.

Он был настоящим виртуозом своего дела.

Я завороженно наблюдала за процессом. Красные пузырьки заполнили трубочку, после чего магистр опустил её в бюкс.

Выходила пена медленно, будто ей больше нравилось в трубочке, и она не хотела её покидать. Но тем не менее пришлось. И на дне бюкса появилась небольшая пенная шапка красного цвета.

Отец повторил процедуру ещё дважды, и красные пузырьки расползлась по дну.

— Вот и всё, — подытожил магистр, закупоривая бюкс крышкой. — Ты можешь идти, готовить ужин. Я здесь сам всё уберу.

— Хорошо, отец, — откликнулась я и направилась к выходу, по пути снимая халат.

Уже у двери обернулась и заметила, как он ставит бюкс в отдельно стоящий шкафчик. Закрывает прозрачную дверцу, и за ней разливается красивое светло-сиреневое сияние.

Спать после жидкой каши я ложилась голодной. И следующие два дня тянулись долго и скучно — от скудного завтрака до такого же тоскливого ужина. А жила я лишь боязливым ожиданием того, что ждёт меня в лаборатории на третий день.

И наконец он наступил.

Это было последнее голодное утро. После процедуры подсадки мне положено усиленное питание. Это значит, что порции станут двойными. А ещё неограниченное количество всего, что мне пожелается.

Надо ли говорить, что этот период сытости и благоденствия был у меня самым любимым?

Правда, на саму процедуру полагалось приходить натощак. Но я знала, что это ненадолго, а потому стоически терпела неудобство.

В этот раз, как и всегда, отец выдал мне специальную одежду. И я отправилась с ней за ширму.

Что скрывать, я сильно нервничала. Несмотря на всю браваду, в душе я боялась. Что что-то пойдёт не так. Что однажды я не проснусь. И ещё много разных страхов крутилось у меня в голове.

Но внешне я сохраняла спокойствие. И ни разу не показала отцу, что не доверяю его умениям. Ведь я доверяла. Знала, что у него большой опыт. Что он проводил эту процедуру десятки раз, если не больше.

И всё равно у меня мелко подрагивали пальцы, пока я натягивала белые штанишки и короткую рубашку, оставлявшую живот открытым. С пуговками по обыкновению справлялась долго, но этот период я про себя называла медитативным. И представляла, что этот медленный процесс помогает мне справиться со страхом и настроиться на положительные эмоции.

Ведь отец говорил, что они важны для удачного итога эксперимента.

— Ты готова? — он окинул меня взглядом, когда я вышла из-за ширмы, и удовлетворённо кивнул. — Тогда идём.

Босые ноги мёрзли, ступая по холодному полу лаборатории. Мурашки карабкались вверх по коже, царапаясь тонкими острыми коготками и вызывая уже крупную дрожь во всём теле.

Разумеется, от холода. Не от страха. Чего мне бояться?

Я глубоко вдохнула и прошла в приоткрытую дверь второго помещения, которое поменьше. Подошла к правому столу. Я всегда лежала на нём. Вот и сейчас ступила на небольшую скамеечку, стоящую здесь мне в помощь, и села на стол. А затем, чуть помедлив и ещё раз глубоко вдохнув, легла.

Металлическая поверхность холодила ягодицы и лопатки, прикрытые лишь тонкой тканью.

— Ты готова? — спросил подошедший отец.

Под таким углом он виделся мне незнакомцем, страшным и опасным, поэтому я старалась на него не смотреть. Переводила взгляд на белый потолок, казавшийся очень далёким из-за яркого света ламп.

— Да, — выдавила пересохшими от напряжения губами.

— Хорошо, — магистр принял мой ответ и привычно посоветовал невозможное: — А теперь расслабься.

Следом за своими словами отец слегка переместился вдоль стола и коснулся моего лба пальцами. Прикосновение было коротким и лёгким. Но я тут же почувствовала, как всё вокруг поплыло. Будто я снова находилась в лодке посреди озера. Только в этот раз никто не собирался выталкивать меня в холодную воду, чтобы научить плавать таким варварским методом.

Я почувствовала запах спирта, предшествующий прикосновению прохладной ватки к моему животу. Это было щекотно и не страшно.

«Это и не должно быть страшно», — мелькнула последняя мысль, прежде чем я провалилась в темноту озёрной воды.

Глава 4

Я очнулась от резкой боли в животе. Сколько бы раз это ни повторялось, никак не могу привыкнуть.

Я сложилась пополам, втягивая воздух сквозь зубы, а затем осторожно выдыхая его.

— Ты уже проснулась, дорогая? — в такие моменты отец был очень заботлив и предупредителен.

Он поднёс мне тёплое питьё, снимающее боль. И когда оно подействовало, помог спуститься на пол.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался он участливо.

Я прислушалась к себе. Боль постепенно проходила, таяла в тёплой неге, окутавшей тело после лекарства.

— Хорошо, спасибо, мне уже лучше, — сообщила отцу, продолжая опираться на его руку.

Он помог мне дойти до ширмы, за которой я сменила наряд для процедуры пересадки на свою повседневную одежду. А затем повёл меня в кухню.

Здесь за мной тоже ухаживал отец. Хотя я и пришла в себя настолько, что могла бы сама приготовить завтрак.

— Вы слишком добры ко мне, — произнесла я, наблюдая, как он разогревает для меня вчерашнее жаркое.

— Что ты, Лидия, долг каждого отца — заботиться о своей дочери, — магистр погладил меня по волосам и тут же отошёл, потому что мы оба смутились от этого неожиданного проявления нежности.

Поставив передо мной тарелку с жарким, отец положил порцию и себе. Сел напротив и с аппетитом принялся за сытный завтрак.

Прежде он никогда не вёл себя подобным образом. И я решила, что это хороший знак.

Я тоже взяла ложку. После трёх дней поста вчерашнее жаркое казалось пищей богов. К тому же у меня проснулся зверский аппетит, который будет сопровождать меня в течение всего месяца.

И это тоже было хорошим знаком — эмбриону понравился «сосуд». И он согласился расти внутри меня.

Иногда было даже жаль, что это всего лишь на месяц.

Конечно, я понимала, что совершенно не готова родить собственного ребёнка. У меня нет ни мужа, ни дома, ни профессии, которая помогла бы зарабатывать самостоятельно.

Периодически я задумывалась о своём будущем. Но там всё было туманно и неопределенно.

Я бы хотела учиться, получить профессию и встать на ноги. Для этого нужны деньги на оплату Академии и разрешение опекуна. Но мне элементарно не хватало решимости, чтобы попросить отца о помощи.

И вдруг он говорит такие слова… Долг отца — заботиться о дочери?

— Отец, у меня есть одна просьба… — начала я и вдруг оробела.

Я никогда и ни о чём его не просила. Не решалась. И сейчас вдруг показалась себе чересчур самонадеянной.